Плюс один (ЛП) - Ромиг Алеата - Страница 23

— Не уверена.

Дункан поднял мою руку, которую всё ещё держал, к своим губам, и поцеловал кончик каждого пальца, посылая дрожь от каждой точки соприкосновения к моему лону. Мои веки затрепетали, а бёдра сжались, когда я попыталась сосредоточиться.

Но стоило ему втянуть мизинец в рот, как мои губы приоткрылись, и я охнула. Клянусь, я могла почувствовать, как эти ощущения прострелили прямо до клитора.

Когда я открыла глаза, улыбка Дункана стала шире.

— Вот почему.

— Что?

— Звуки, которые ты издаёшь, действуют на меня, как Виагра.

Я не успела остановить свой взгляд, и он опустился к его шортам. Сквозь нейлон проступали очертания очевидно твёрдого члена.

— Дункан. — Я кивнула в сторону дома в отдалении. Если бы на улице стоял конец лета, и кукуруза почти полностью созрела, нас совершенно не было бы видно. Но поскольку шёл конец мая, мы были как на ладони. — Нас могут увидеть.

Он посмотрел на дом.

— У тебя паранойя. Он слишком далеко.

— Посмотри на окна второго этажа. Комната моей бабушки в дальнем конце. За ней не заржавеет прямо сейчас стоять у окна с биноклем.

Его грудь затряслась от смеха.

— Она — это что-то. Знаешь, мы можем дать ей повод расчехлить вибратор.

Я забрала у него свою руку и встала.

— Фу! Остановись. Я только забыла тот отвратительный разговор, а ты опять про него вспомнил.

Дункан встал, повернулся спиной к дому и привёл себя в порядок.

Настала моя очередь смеяться.

— Проблемы?

Дункан потянулся к моей руке, и мы возобновили прогулку по тропинке. Лёгкий ветерок шелестел в кронах деревьев, ярких, сочных и зелёных, как весна. Пройдя ещё немного, мы остановились.

— Слушай.

Я так и сделала, но всё, что я слышала — это ветер и шелест листвы, ну может ещё редкий лесной житель, белка или бурундук, шуршал в кустах ближайшей рощи.

— Что ты слышишь?

— Ничего, — он посмотрел сначала направо, затем налево. — Думаю, я понял, почему Кевин не хочет оставлять это место. Здесь так спокойно.

— Так и есть. А также здесь может быть скучно.

Он снова начал смеяться.

— Рискую снова тебя расстроить, но не думаю, что можно скучать, когда поблизости твоя бабушка.

Когда я не ответила, он дёрнул меня за руку.

— Пойдём покажешь.

— Покажу? Что покажу?

— Ты сказала, что покажешь мне ферму. Я хочу её посмотреть. Каково это было — расти здесь? Чем вы с Кевином занимались, когда были детьми?

Кивнув в сторону деревьев, я начала рассказывать: — Там озеро, скорее даже пруд, за этими деревьями. Летом мы часами в нём плавали, — на меня нахлынули воспоминания. — Мы даже привязали тарзанку. Можно качаться над водой, а потом отпустить руки и нырнуть глубоко-глубоко.

— Какая там глубина?

Я пожала плечами.

— Понятия не имею. Отпустишь руки — и просто падаешь в воду.

— И даже дна не видно?

— Нет, — хихикнув, ответила я. — Это же не бассейн.

— Покажешь?

Я подняла взгляд на его лицо и всмотрелась в его черты.

— Зачем?

— Потому что у меня не было ничего такого, когда я рос, и мне хочется посмотреть. Я хочу узнать о тебе больше.

Я обернулась к дому и взвесила варианты: приятная прогулка с Дунканом по роще и закоулкам памяти, или возвращение в дом к семье. Я глубоко вздохнула.

— Ладно, пошли.

Он снова потянулся к моей руке, и я повела его в рощу. Посмотрев под ноги, я вспомнила, что мы оба в шлёпках.

— Берегись колючек, — предупредила я.

— Колючек? Каких колючек?

Я указала на небольшое зелёное растение. У него были острые листья, а его маленькие колючие семена могли очень крепко вцепиться.

— Посмотри на это маленькое растение. Летом эти шарики становятся гораздо опаснее, когда высыхают.

Дункан кивнул и пошёл дальше, старательно держась подальше от колючей угрозы и осматривая землю так тщательно, будто я сказала ему, что тут мины, а не сорняки.

Через кроны деревьев до земли лучами доходило солнце. Когда мы приблизились к озеру, то прошли через полосу яркого света, только чтобы вновь войти под тускло освещённую сень листвы. Внезапно деревья закончились, и ровный луг, освещённый солнечным светом, остался единственным, что отделяло нас от озера. Утренний туман уже практически полностью рассеялся, выжженный солнцем, и небо окрасилось в изумительный оттенок голубого.

Рука об руку мы дошли до кромки воды.

Я указала на гигантское дерево на берегу.

— Вот здесь мы вешали тарзанку.

— Что с ней случилось?

— Может, сгнила.

— Очень плохо. Я собирался подбить тебя сделать это снова.

— Подбить меня? — спросила я. — Да вода около десяти градусов.

Глаза Дункана округлились.

— Ну, вот и накрылась мысль о купании.

— Боишься холодной воды?

— Нет. Я имел в виду кое-что другое... ну, ты же знаешь, что происходит в холодной воде?

Я рассмеялась.

— Думаю, даже немного сморщенный, ты всё ещё будешь впечатляющим.

— Впечатляющий, — сказал он, поиграв бровями. — Это намного лучше, чем то, как меня называли раньше.

Мы оба скинули шлёпки и по щиколотку зашли в холодную воду. Дно было мягким, и наши ноги зарылись в илистый песок.

Выражение лица Дункана было бесценным, когда мы сделали шаг, а потом другой на мелководье.

— Ну как? — спросила я.

— Думаю, твоя семья могла бы построить тебе бассейн.

— Ох, но так гораздо веселее.

Наше внимание привлекло движение в воде.

— Это рыба?

Я кивнула и расхохоталась.

— Ты такой городской мальчик.

Своим замечанием я заработала брызги, от которых моя майка и шорты покрылись пятнами холодной воды.

Чуть позже, когда мы сидели на берегу, Дункан поднялся. Не успела я спросить, куда это он идёт, как он нагнулся. Когда он развернулся обратно ко мне, в руках у него было полдюжины или около того ярких жёлтых маргариток. Эти цветы в изобилии росли на лугу, формируя золотые озёра в море высокой зелёной травы.

— Это тебе, — сказал он и передал их мне, поцеловав при этом в щёку.

Я потянулась за цветами.

— Так много?

— Так много всего произошло впервые. Моя первая прогулка с тобой в лесу, мой первый визит на озеро твоего детства, — он рассмеялся. — Первая бешеная пресноводная рыба, которую я увидел.

— Бешеная?

Он кивнул.

— Разве ты не видела? Она выскочила прямо из воды. Нам повезло, что мы унесли ноги. Бывал я на глубоководных судах, которые спасовали бы перед такой опасной рыбой.

Покачав головой, я покрутила стебли цветов между пальцев и напомнила себе, что мы всего лишь притворяемся.

— Спасибо, что спас меня от бешеной рыбы. А, и за цветы.

— Нет... Спасибо тебе, что показала мне это место. Мне нравится узнавать тебя.

Я легла на траву и стала смотреть на небо. Внезапно обзор мне заблокировали склонившиеся надо мной широкие плечи и сексуальная улыбка.

— Ты не должен это делать, — сказала я. — Все эти милые вещи.

— Ты права. Не должен. — Дункан потянулся к моему подбородку и приблизился к губам. Когда мы практически соприкоснулись носами, он продолжил,

— И вот этого я тоже делать не должен... но хочу. — И соединил наши губы.

Его поцелуй был медленным и нежным. Одними легкими, как пёрышко прикосновениями он оттолкнул грусть нашего притворного спектакля и вернул меня в фантазию. Я захныкала, поднимаясь, прижимаясь, желая большего, нуждаясь в ощущении его кожи рядом с моей. Жар возрос, когда он усилил давление. У него был вкус кофе с намёком на бекон. А когда его язык закружил в поисках входа, я решила перестать беспокоиться о том, что будет, когда мы вернёмся в Нью-Йорк, и наслаждаться тем, что само шло ко мне в руки.

Мои пальцы запутались в его густых тёмных волосах, когда я притянула его ближе.

Он сел и огляделся.

— Бинокль твоей бабушки добьёт до сюда?

— Нет, — хихикнула я, — но раз уж ты знал, что это произойдёт, стоило захватить ту коробку, которую мы купили в магазине и оставили в моей комнате.