Краденое счастье - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 6

– Ох***ть! Ты? Или мир тесен или…

Перевел взгляд на вырез моего платья, пуговицы не все застегнуты, и я тут же опять сжала ворот дрожащими пальцами.

– Ты решила взять компенсацию сама? – выкрутил руку назад, – Ненавижу воровство. У нас за это можно без рук остаться.

– Я не воровала.

– Неужели?

Притянул к себе и осмотрел с ног до головы, продолжая мою руку держать за спиной.

– Как ты меня нашла?

________________________________________

*1 – Помним, что это альтернативная Россия. Так что в данном отеле вот так.

*2 – Твою мать (испанский, прим. автора)

Глава 4

Испанец сжимал мою руку вывернутой за спиной и смотрел мне в глаза. И я не понимала, что чувствую в этот момент. Как будто до этого никогда мужчины на меня не смотрели, или я не знала, как они умеют смотреть. А он смотрел изучая, сканируя каждую черту моего лица. И я, словно заколдованная, замерла под этим взглядом. И чувствовала, как яростно пульсирует кровь в венах. Сумасводящая знойная красота, и в то же время в чертах проскальзывает животная жесткость и резкость.

– Чего тебе надо? Денег?

Сдавил руку еще больнее и почти прижал к своему телу. Слово «деньги» ворвались в воспаленный мозг, и я дёрнулась в его руках, понимая, что это никак не объятия. Этот мужчина считает меня воровкой и своей чокнутой фанаткой. Или еще хуже – мошенницей.

– Мне от вас ничего не надо! Это моя работа! Работаю я здесь и кошелек ваш просто уронила.

– Кто тебе поверит? Вошла, пока я спал, и под видом уборки решила обокрасть. – опустил взгляд к моей обуви далеко не брендовой, а с рынка, посмотрел на тонкое обручальное кольцо на пальце, и глаза нехорошо сверкнули. Как будто это кольцо чем-то его разозлило. – Такая, как ты, явно нуждается в деньгах.

Смотрит свысока с чуть презрительной складкой в уголке губ. И я ощущаю себя скользким насекомым и нищебродкой в жалкой форме. Ничтожеством. И самое обидное, что так и есть. У меня нет мелочи даже пообедать, и от голода сводит желудок.

– Я сейчас вызову портье, и мы зафиксируем факт воровства. Слышал, ваш хозяин вам за это руки ломает. По крайней мере мне так обещали, когда я ехал в вашу дыру! Обещали дешёвых шлюх, водку, чистоту и никакого воровства!

Шипит сквозь зубы, и он красив даже в гневе. Породист, шикарен и силен. Я чувствую всем существом его мускулистое голое тело в одном полотенце. «Воровство», как молотком по затылку, так, чтоб отрезвило. Снова это проклятое воровство! Это слово преследует меня. Я никогда в жизни не взяла чужого.

– Ложь! Я ничего не украла! И не успела бы даже, если бы хотела!

– А ты хотела?

– НЕТ! Я устроилась на работу, я просто убирала. Понятно?

– Мое слово против твоего, – пристально смотрит мне в глаза, – я даже попрошу поприсутствовать при экзекуции.

И на лице отразилось предвкушение пиршеством.

– Вас возбуждают сломанные руки и пальцы?

– Нет, меня возбуждают наказанные сучки, которые зачем-то меня преследуют! Тебе заплатили, чтоб ты что-то взяла из моего бумажника?

– У вас мания преследования? Я даже не знала, кто вы! Я первый день на работе, и мне откровенно на вас плевать!

– Так кто я, а?

В глазах появился маниакальный блеск, страшный, глубокий. Если бы я вчера такой увидела, то бежала б от него без оглядки. Красота его идеально-жуткая, уже пугает, а не привлекает. Не зря говорят, что у великих людей великие тараканы в голове.

– Высокомерный придурок, возомнивший себя важной персоной! А на самом деле мелкий ноль без палочки, разъезжающий на дорогой тачке и сделавший карьеру на допинге!

Выпалила и тут же прикусила язык. Но слово уже вырвалось. Достигло цели, и испанец изменился в лице, побледнел, стиснул широкие челюсти с выпирающими скулами. А потоми резко наклонился ко мне.

– От тебя пахнет лимоном. В детстве этот запах ассоциировался у меня с болезнью. – словно сам себе.

– Видно, вы часто и сильно болели. Отпустите! Вы делаете мне больно!

И не подумал разжать пальцы, сдавил еще сильнее.

– Неужели? О, малышка, ты понятия не имеешь о боли. Так что…, – его настроение менялось каждую секунду, оно не было устойчивым и постоянным, – позовем портье?

– Что вам надо от меня? Вы чего-то хотите?

– Оооо, я много чего хочу. Так много, что если бы ты услышала, то охренела бы, и твои обе дырочки между ног сладко сжались бы от страха.

Я не просто покраснела, я, кажется, стала пунцовой. Второй рукой он провел по моей щеке, и я хотела дернуться назад, но он не дал, удерживая прижатой к его телу с запрокинутой головой.

– Но я тебя пожалею. Положи мой бумажник туда, где взяла. Разденься наголо, залезь на тот стул, – он кивнул на табурет у окна, – и прочти мне стихи. Ты знаешь хоть один из вашей школьной программы? Я в детстве любил вот этот… «Я помню чудное мгновенье….»

– Вы сумасшедший? – испуганно прошептала, и в горле пересохло от этого странного блеска в его глазах. Он мне не нравился, пугал, сковывал по рукам и ногам и в то же время как-то странно завораживал.

– Да. – совершенно спокойно. – И ты пожалеешь, что нарвалась на меня, кто б тебя не послал ко мне, ты пожалеешь втройне.

– Меня никто не посылал. Отпустите. Я горничная. Всего лишь работаю в этой гостинице.

– А вчера всего лишь попала под мою машину? А сегодня просто случайно оказалась у меня в номере? Я не верю в гребаные совпадения! Отпущу, и сюда войдет портье с полицией. Идет?

Нет, не идет. Не идет, черт бы его разодрал, проклятый ублюдок. Мне нужны деньги. Нужна эта работа, нужен этот отель, потому что ничего лучше я не найду. Потому что Диму убьют, если я не принесу деньги.

– Разденься, прочти стих или спой, или станцуй. Что ты там умеешь делать? И свободна. Отпущу.

Это унижение. Он нарочно хочет меня унизить, заставить почувствовать себя никем.

– Зачем вам это?

– Мне просто скучно, а тебе не повезло. Ноль без палочки хочет развлечься, допинг вознес меня так высоко, что я могу купить с сотню тысяч таких дешевок, как ты, – опустил взгляд в очередной раз к моей груди, потом посмотрел на мои губы, – у тебя красивый рот. Пухлый, чувственный. Можешь отсосать, если не хочешь читать стихи, или стать раком, и я вы**у тебя.

Безумно красивый, знаменитый подонок, с черным и грязным ртом, которому все позволено, который считает, что может делать с людьми что угодно.

– Я замужем…, – едва шевеля губами и не веря, что это происходит на самом деле.

Дверь тихо открылась, и вошла Лена. От облегчения я чуть не закричала, но меня и не подумали отпустить.

– Пошла вон и дверь закрой. – не оборачиваясь рыкнул испанец, поглаживая мою щеку, как будто гладит собаку. – Вон, я сказал! Пусть нам не мешают!

Наклонился ко мне.

– Малышка, мне насрать на твоего мужа, насрать на тебя и даже насрать на твои дырки. Ты взяла чужое, разозлила меня, и я хочу наказать тебя. А как это произойдет – выберешь сама.

– Я ничего не брала! – чуть не плача, уже не чувствуя вывернутую руку.

– Выбирай. Я считаю до…до десяти. Прочесть стих, стать на колени и вылизать мои яйца или вызвать портье.

Разжал пальцы, и я чуть не упала, не веря, что это происходит на самом деле. Чем я его так разозлила? Отказом? Тем, что не млею от него? Тем, что не знала, кто он? Или тем, что назвала никем?

– Четыре…пять…шесть…

Беспомощно посмотрела на дверь, потом повернулась к нему, кусая губы.

– Хватит считать, я выбрала.

Он внимательно на меня смотрел, в глазах азарт, огонь предвкушения. Его красота притягивает и отталкивает одновременно.

– Знаете, мне действительно нужна эта работа, нужны деньги. Очень нужны, но я никогда не позволю себя унизить. Зовите портье и полицию. Я не воровка.

Тишина. Рассматривает меня, как подопытное насекомое, изучает, и вблизи он еще красивее, мужественнее. Особенно эта бархатная кайма густых ресниц, смягчающая жесткий взгляд. Ему около тридцати или чуть больше, и в чертах лица эта южная жгучесть, страстность, эмоции, которые бурлят под кожей. Есть в этом нечто завораживающее.