Стрелок-2 (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 62

— Врешь!

— К сожалению, сведения совершенно точные. Их видели заходящими в одну дешевую гостиницу с плохой репутацией.

— Хм, — задумался студент. — Это, вероятно, не слишком приятно для Крашенинникова, но вовсе не преступно. Насколько я знаю, они не венчаны.

— Коли они делали бы это открыто, так я с тобой согласился. Но ведь они таятся.

— И что с того?

— Это может быть опасно. Гедвига знает обо всех наших планах, а Будищев вполне может быть связан с жандармами. В общем, нам пора идти. По дороге договорим.

— Хорошо— хорошо, но это, право же, забавно.

— Что тебе забавно?

— Что этот ушлый гальванёр обставил не только Ипполита, но и тебя!

— О чём это ты? — насторожился мастеровой.

— Тебе ведь нравилась госпожа Берг, не так ли?

— Заткнись!

— Значит, я угадал.

Стеша с безжизненным лицом сидела на кровати, уставившись при этом в одну точку. Будь её лицо хоть немного живее, можно было подумать, что она видит там нечто крайне интересное, но милое прежде личико превратилось в безжизненную маску, так что не оставалось никаких сомнений — девушка была не в себе.

— Не беспокойтесь, Дмитрий, о ней здесь позаботятся, — мягко сказала Антонина Дмитриевна, обращаясь к Будищеву.

— Благодарю вас, Ваше Сиятельство, — тусклым голосом отвечал тот.

— Ну вот опять, — огорчилась старушка. — «Сиятельством» обозвал!

— Как же мне вас ещё называть, если вы графиня?

— Ну не знаю, может быть, тетушкой?

— Ma tante?[59]

— Боже, какой у тебя ужасный французский! К тому же, вряд ли ты знаешь ещё хоть пару слов на этом языке.

— А я старался. Специально узнал.

— Что же, твоё усердие похвально. Хочешь, я помогу тебе с учителями? Если ты хоть сколько-нибудь серьезно думаешь о своём будущем, то должен знать, что без знания языков не обойтись.

— Тогда уж лучше немецкий или английский.

— Почему?

— Я на них по паре слов знаю.

— Понятно, — старческие губы графини Блудовой тронула усмешка. — Скажи мне лучше одну вещь. Только честно!

— Да, тетушка.

— Что тебя связывает с этой девочкой?

— Я же вам говорил, что…

— Дмитрий, я ещё не выжила из ума, чтобы забыть твой рассказ. Но я тебя спрашиваю не об этом. Просто, когда ты смотришь на неё, у тебя такой взгляд… даже не знаю, как сказать. Виноватый, что ли?

— Вы правы. Я очень виноват перед Стешей.

— И в чем же? Надеюсь, вы с ней не…

— Ну что вы, Антонина Дмитриевна. Она же ещё совсем ребенок!

— Прости, я должна была спросить.

— Я понимаю. Ничего страшного. Но у меня ещё одна просьба к вам.

— Я слушаю.

— Может так случится, что мне придется уехать…

— Надолго?

— Я не знаю. Может всё и обойдется.

— Хорошо. Я пригляжу за девочкой.

— Спасибо.

— Пока ещё не за что.

— Простите тетушка, мне пора.

— Ступай.

Дмитрий бросил последний взгляд на палату, в которую поместили Стешу, и с тяжелым сердцем вышел прочь. После смерти отца девушка совсем сдала. Перестала следить за собой, убирать в доме, готовить. Просто сидела на скамье, безучастно смотря перед собой и односложно отвечая на вопросы. Сначала они с Сёмкой пытались как-то её расшевелить, чем-то заинтересовать, но все их усилия были до сих пор тщетны.

Наконец, Будищев не выдержал и решил обратиться к специалистам. А поскольку, никаких знакомых у него в этой области не было, он попросил помощи у графини Блудовой. Антонина Дмитриевна, конечно, удивилась такой просьбе, но всё же дала рекомендацию, по которой девицу Филиппову приняли в лечебное учреждение соответствующего профиля. По крайней мере, — думал Дмитрий, — за сиротой тут будет надлежащий уход. Хотя бы в первое время, а там посмотрим.

— Ну что? — с неприкрытой тревогой в голосе спросил Семен, когда его наставник вернулся домой.

— Нормально, — буркнул в ответ тот.

— Может, ей лучше с нами?

— Мы уже говорили об этом.

— Да, но…

— Ты сделал то, что я просил?

— Ага.

— И что можешь сказать?

— Да вроде всё как обычно. Вот только…

— Что, только?

— Тут такое дело, Дмитрий Николаевич, — помявшись, сказал мальчишка, в последнее время называющий его исключительно по имени отчеству. — Снова Максим со своими приятелями вокруг нас хороводят.

— В смысле?

— Ну, как не выйду, хоть одного да замечу.

— И что?

— Да ничего. Делают вид, будто случайно здесь, или вовсе хоронятся. Особенно гимназист со студентом. Им-то здесь и вовсе делать нечего.

— Ну и фиг с ними — конспираторами хреновыми, — беззаботно отмахнулся Будищев. — Ты лучше скажи, дома давно был?

— Третьего дня.

— Врешь!

— Вот тебе крест…

— Не богохульствуй! Я давеча мать твою с сестренками видел у лавки, так она жаловалась, что какой день глаз не кажешь.

— Я, это, занятый был.

— Интересно чем?

— Ну…

Пока ученик напряженно раздумывал, что бы такое соврать строгому наставнику, тот, недолго думая, бесцеремонно распахнул на нем курточку и вытащил из-за пазухи самодельный кинжал.

— Ох, ты же, — даже присвистнул Дмитрий, разглядывая устрашающих размеров клинок. — А я-то думал, куда все напильники подевались. Сам точил?

Ответом ему было лишь упрямое сопение мальчишки, явно не собиравшегося каяться в своем прегрешении.

— Рассказывай, что удумал, слесарь-оружейник недоделанный?!

— Чего это недоделанный? — даже обиделся юный «мастер на все руки».

— Да с того, — снисходительно принялся разъяснять ему Будищев. — Баланс у ножа никакой, наточен плохо. Зазубрины вон по лезвию. Нет, если ты кого замучить решил до смерти, то одобряю. Для пытки самое то, и выглядит страшно, и раньше времени не убьешь.

— Всё одно убью, — затравлено буркнул Сёмка и густо покраснел.

— Стесняюсь спросить, кого?

— Адмирала.

— О как! И которого же? Говорят, что их во флоте больше ста душ с орлами на погонах, или ты всех разом порешить собрался?

— Сам знаешь!

— Семён, ты совсем дурак?

— Уж лучше дураком быть, чем терпеть такое! — сорвался на крик мальчик. — Он Стешу задавил и Аким Степаныча велел до смерти забить, а тебе и горя нет! Ты про него все знаешь, а ничего не делаешь, а я уж видеть не могу его холеную рожу.

— Кому ещё говорил об этих планах?

— Никому.

— Уже хорошо. И как хотел действовать?

— Чего там действовать. Он как со своей мамзелью катается — никакой охраны с собой не берет. Даже кучера. Подбегу на ходу, да и пырну в бок!

— Ну, покажи.

— Чего показывать-то? — насторожился Сёмка.

— Ну, как пырять собираешься. Вон хоть в верстак воткни.

Мальчишка пожал плечами и, получив в руки оружие, попытался показать, как будет резать великого князя. Получилось не слишком хорошо. То есть, нож воткнулся, но неглубоко, а для второго удара вытащить его сразу не получилось.

— Револьвер купить не пробовал? — поинтересовался Дмитрий, понаблюдав за его мучениями. — Или денег не хватило?

— За «лефошу» пятнадцать рублей просят, — тяжко вздохнул парень. — Только кто же мне его продаст?

— А теперь слушай сюда, — голос Будищева из насмешливого разом стал серьезным и даже каким-то грустным. — Я тебя за этим павлином самодовольным следить посылал не для того, чтобы ты и меня и всю свою семью под монастырь подвел. Делай, что тебе велено, и никакой самодеятельности, понял? И вот если мы все как по нотам проведем, то и дело сделаем, и сами не попадемся.

— Так ты сам решил? — горячо зашептал, задохнувшийся от восторга Сёмка. — А я уж думал, что отступишься…

— Ша, пернатый! — умерил его пыл наставник. — Давай лучше в трактир сходим и перекусим, а то жрать хочется — сил нет.

— Это мы завсегда со всем удовольствием!

— Тогда собирайся.

— Нищему собраться — только подпоясаться!

Трактир, куда Будищев привел своего ученика, находился не далеко от их дома и был местом достаточно приличным. Обычными клиентами здесь бывали приказчики из окрестных лавок и мелкие коммерсанты и чиновники. Обычно они вели себя чинно и благородно, хотя бывали случаи, когда подвыпившие посетители устраивали скандалы или даже драки. Впрочем, в таких случаях в дело вступал местный вышибала — отставной солдат Игнат — рослый, но при этом немного сутулый, мужик с длинными, крепкими руками и луженой глоткой. Увидев, что кто-то ведет себя неподобающе, он немедленно направлялся к нарушителю спокойствия и говорил густым басом: