Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Стрелок-2 (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 5


5
Изменить размер шрифта:

— Вот именно! — усмехнулся Дмитрий, и принялся стягивать сапоги.

— Спокойной ночи!

— Взаимно, — отозвался тот, укладываясь на жесткую скамью. Затем, убедившись, что остался один, повернулся набок и, прежде чем заснуть, пробормотал: — Ладно, старый хрен. Я тебе этот тубдиспансер ещё припомню!

Едва первый гудок разорвал ночную тишину, Степаныч ошалело вскочил и с недоумением вытаращился в окружающий его полусумрак. Единственным источником света в комнате была тусклая лампада перед иконами, но её хватало лишь, чтобы были видны строгие лики святых. Смертельно хотелось воды и Филиппов слез с печи и, старчески шаркая, поковылял к ведру, стоящему неподалеку. Зачерпнув ковшом содержимое, он хотел было утолить жажду, но вдруг острая как нож мысль резанула его по сердцу. Затаив дыхание, машинист прокрался к углу и осторожно отодвинул занавеску. Свернувшаяся клубочком Стеша сладко спала на своей постели, по-детски причмокивая во сне. На душе немного отлегло и подозрительный старик, вздохнув, приложился к ковшу. Живительная влага щедро оросила горящие огнем внутренности, понемногу вернув способность соображать.

Лавка, на которой постелили гостю, была пуста, и лишь лежащее на нем покрывало указывало, на то, что здесь кто-то ночевал. Тут отворилась дверь, и на пороге появился Будищев.

— Доброе утро, — поприветствовал он хозяина.

— Тихо ты, аспид! Дочку разбудишь.

— Если её гудок не поднял, то мне и подавно не удастся, — возразил Дмитрий с легкой усмешкой, но всё же сбавил тон.

— Мала она ещё, — сварливо отозвался старик. — Успеет ещё навставаться в рань.

— Так я разве против? — развел руками гость.

— Ишь ты, не против он!

— Вот что, старинушка. — Посерьезнел Будищев. — То, что ты мне угол сдать не хочешь — понятно. Девка молодая, красивая, пойдут слухи, чего доброго, а я тебе в зятья не набиваюсь. Но идти мне покуда некуда, так что пусть тут хоть вещички мои полежат. Хотя бы пока я квартиру не найду.

— Что угол найти — деньги надобны! — наставительно отозвался Степаныч. — Ты ещё и дня не отработал на фабрике-то.

— Про деньги — не твоя печаль. Главное, чтобы квартира была чистая и без больных. И хозяева в мои дела не лезли.

— Я гляжу, средства у тебя есть? — вопросительно изогнул бровь Филиппов.

— Мал-мал имеется, — не стал отпираться Дмитрий.

— Пять рублёв в месяц!

— Старый, ты охренел, или свою халупу с Гранд-отелем перепутал?

— Не нравится, пойди в ночлежку. За полтину целый месяц ночевать сможешь, правда, с соседом. А ежели целковый[4] не пожалеешь, так нары только твои будут.

— Фигасе у вас в Питере цены!

— Столица. Понимать надо!

— Три рубля.

— Под мостом только если.

— Тогда, чтобы с харчем.

— Само собой. Дочка все одно готовит, однако же, приварок в заводской лавке покупать будешь.

— Какой ещё, «заводской лавке»?

— Эх ты — деревенщина! Знамо дело, в какой. Жалованье-то в конце месяца платят, а чтобы мастеровые, значит, с голоду ноги не протянули, для них хозяева при заводе лавочку держат. Там в счет будущего скупаться можно.

— Втридорога?

— Бывает и такое, однако наш Пётр Викторович, дай ему Бог здоровья — барин добрый, и людей почем зря не обижает. У него и наценка божеская и тухлятину его приказчики не продают, как иные.

— А вот этот момент я упустил, — пробормотал парень, затем задумался и коротко мотнул головой. — Идёт!

— Половину вперёд!

После этого они обменялись рукопожатиями, и мятая трёхрублевка сменила хозяина.

— Значится так, — объявил повеселевший машинист. — Ты — мой племяш из деревни. Так всем и скажем. Понял?

— Понял, что тут непонятного.

— Тогда давай вчерашние щи доедим, да на работу пора.

— Ничего не имею против, ступай по холодку.

— Это как?

— А так. У меня день на обустройство, а на работу завтра.

— Эва как… прямо как благородному. И куда ж тебе цельный день?

— Ну как куда, осмотреться надо, одеться по-человечески, а то надоело, что на меня люди косятся, как на босяка. Есть у вас тут лавки или магазины? Только чтобы не слишком дорого, а то ты меня сейчас отправишь по простоте моей.

— Ага, видал я таких простаков, — хмыкнул Степаныч. — Только на что тебе в лавку? Ступай уж сразу к старьёвщику, раз денег немного. У них всяких вещей много, может и подберешь себе что.

— Ладно, уговорил, чёрт красноречивый. Так я и сделаю.

Лавка старьёвщика Ахмета располагалась во дворе одного из доходных домов, находящихся поблизости от рабочей слободки. Можно было сказать, что лавка стояла на незримой границе между ареалами обитания «чистой публики» и «мастеровщины» — так презрительно назывались в Российской империи рабочие фабрик и заводов.

Владелец заведения — старый татарин в мягкой войлочной шапочке на абсолютно лысой голове, встретил нового клиента настороженно, но любезно.

— Что угодно? — без улыбки на широком морщинистом лице осведомился он.

— Приодеться бы мне, — пожал плечами Будищев, пытаясь разглядеть, висящую на множестве стоящих вдоль стен вешалок, одежду.

— Чек якши[5], — покивал головой старьёвщик и отставил в сторону счёты. — Но, позволено ли мне будет спросить, какими средствами вы располагаете, молодой человек?

— Средств у меня мало, а потому одежда должна быть хорошая!

— Ишиксез[6], вы пришли по адресу! Клянусь Аллахом, ни у кого во всем Петербурге вы не найдете таких хороших вещей, по таким смешным ценам.

— Нельзя ли посмотреть?

— Пожалуйста! Вот, будьте любезны, хороший фрак. Его принесла вдова одного чиновника — достопочтенная госпожа Брунс. Её покойный супруг, пока был жив, разумеется, часто получал награждения за службу и они могли себе позволить хорошие вещи. А когда он, мир его праху, скончался…

— Дядя, оставь себе этот фрак! Вдруг сам скопытишься, а парадного лапсердака нет.

— Да зачем же так нервничать! Это очень хорошая вещь…

— Ну и куда я его одену?

— А мне почем знать? Вы же не сказали, зачем вам одежда! Сейчас часто бывает, что студенты одеваются как мастеровые, а купцы — как благородные господа. Клянусь Аллахом, я сам такое не раз видел!

Хотя терпение никогда не было среди сильных сторон Дмитрия, он всё же сдержался.

— Значит, так! Мне нужен костюм или хотя бы пиджак взамен этого. Ну и картуз другой.

— Да, вашему головному убору не повезло. Может быть, предложить вам шляпу?

— Может, я в другую лавку пойду?

После этих слов татарин сообразил, что перегибает палку и вытащил на свет божий несколько разных сюртуков, поддевок, пиджаков и даже куртку от студенческого мундира с орлёными пуговицами. Причем, взгляд у старьёвщика оказался настолько наметанным, что всё предложенное было Будищеву почти впору. Быстро перебрав лежащую перед ним гору одежды, парень выбрал добротный сюртук темно-коричневого сукна и пиджачную пару из клетчатой шотландки. И то, и другое было слегка великовато, но совершенно не попорчено молью, как многие другие вещи, и не испачкано.

— Чутка бы поменьше, — разочаровано вздохнул требовательный клиент.

— Аллах с вами, — всплеснул руками хозяин лавки. — Всё очень хорошо! Просто пойдите к портному и вам всё подгонят по фигуре, так что все будут думать, будто это сшито на заказ!

— И сколько?

— Ну, если вы мне оставите …

— Нет, дядя, мне ещё на завод в чём-то ходить надо.

— Вы работаете на заводе и хотите носить такие вещи! Двенадцать рублей за костюм и пять за сюртук!

— Фигасе! Уважаемый, я там не директором работаю, и не инженером.

— Тогда зачем вам такой костюм?

— Затем, что у тебя джинсов нет! Пять рублей за костюм и два за лапсердак!

— Ай, шайтан, хотите меня без ножа зарезать! Но так и быть, я готов скинуть до пятнадцати…