Стрелок-2 (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 36

Уж он-то, имея перед глазами пример отца, хорошо знал, каково это — быть выскочкой в глазах высшего света. И ни титул, ни чин, ни громадное состояние не могли поломать этого предубеждения со стороны представителей знати. Пусть в глаза они нередко заискивали перед баснословно богатым выкрестом, но за спиной привычно злословили на счет отца, называя его жидом, менялой или ростовщиком.

На какое-то время в кабинете повисла тишина. Слышно было лишь, как тикают большие напольные часы, стоящие у противоположной стены. Первым молчание нарушил Будищев.

— Так вы позволите поставить вам электрический звонок?

— Если вам так угодно — пожалуйста. Однако я предложил бы вам установить его в другом месте.

— И где же?

— У меня есть старшая дочь — Надежда. Она замужем за чиновником для особых поручений Половцевым. У них чаще, чем у меня, бывают гости, так что там эту новинку заметит больше народу. К тому же, говоря по совести, звон, который издает ваше изобретение, ужасно меня раздражает.

— Нет проблем, — пожал плечами Дмитрий. — Адресок дадите?

Узнав место проживания четы Половцевых, он быстро сложил в саквояж все детали и поспешил откланяться. Однако когда провожавшая его горничная уже открыла ему дверь, в коридоре появилась молодая барышня и, смущаясь, обратилась к гостю:

— Прошу прощения…

— За что? — удивился гальванёр.

— Ой, — смешалась девушка. — Ни за что, просто я хотела поблагодарить вас.

— За что? — улыбнувшись в усы, повторил вопрос гость.

— Вы спасли моего брата, — пролепетала она, совсем растерявшись.

— Погодите, вы дочь барона Штиглица и сестра господина прапорщика?

— Да, меня зовут Люсия, а Людвиг — мой брат.

— Понятно. Мне следовало догадаться. Вы с ним очень похожи.

— Мы близнецы.

— Наверное, всё-таки, двойняшки.

— А какая разница?

— Близнецы — одного пола.

— Разве?

— Ага. Но это не важно. Так вы хотели поблагодарить меня?

— Да. Я очень люблю своего брата и не представляю, что было бы, случись с ним несчастье. Так что, я … я просто не могу найти слов…

— Да ладно, — улыбнулся Дмитрий, которого очень забавляло её смущение. — Ваш брат — счастливчик!

— Вы думаете?

— Ну, ещё бы! Его любит такая красивая барышня… пусть и по-сестрински!

Договорив это, он дерзко подмигнул дочери банкира и поспешил выйти вон.

— А вы — нахал! — запоздало ответила ему вслед она.

— Ваша правда, барышня, нахал, — поддакнула горничная, но заметив, что та совсем не злится, добавила: — Но красивый!

После этих слов девушки переглянулись, а затем дружно прыснули от смеха и побежали в комнату молодой хозяйки. Несмотря на холодность господина барона к дочери, большинство слуг очень любили Люсию, а с горничной они и вовсе были почти подругами.

По давно заведенной традиции, в среду Пётр Викторович Барановский обедал у своего двоюродного брата. Они, вообще, были очень дружны и часто проводили время вместе. Паулина Антоновна — жена Владимира — так же хорошо относилась к нему и обычно была рада его видеть. Но сегодня что-то пошло не так.

— Я очень рада, что вы пришли, дорогой кузен, — вроде бы радушно поприветствовала она его, но в голосе хозяйки дома явно прозвучал металл.

— Что-то случилось, дорогая? — первым почуял неладное муж.

— Да, и нам нужно об этом поговорить.

— Может быть, после?

— Нет, немедленно. Просто разговор касается вас обоих.

— Слушаю вас, — удивленно отозвался Пётр Викторович.

— Для начала, господа, позвольте представить вам эту молодую особу. — С этими словами Паулина Антоновна вывела к заводчикам совсем юную, но при этом очень красивую девушку. — Её зовут Степанида Филиппова, прошу любить и жаловать!

— Ой, барыня, скажете тоже, — покраснела как маков цвет Стеша.

— Погодите-ка, — припомнил фабрикант. — Да ведь это дочка нашего машиниста Степаныча, не так ли?

— Именно так, дорогой кузен, — ответила ему Барановская и обернулась к своей гостье. — Не смущайся, милая, и расскажи этим господам, всё, что только что поведала мне.

— Вы уж простите меня — дурочку необразованную — если что не так, — начала свой рассказ дочь машиниста. — Только я просить пришла, за Дмитрия. Не прогоняйте его, а?

— Какого Дмитрия? — переглянулись ничего ещё не понимающие кузены.

— Ну, квартиранта нашего — Будищева!

— Ах, вот ты про кого. Не беспокойся, как тебя — Стеша? Так вот, никто не собирается увольнять твоего Будищева. Он, конечно, совершил ужасный поступок, и его совершенно поделом забрали в участок, но, я полагаю, скоро всё образуется, и он вернется к работе.

— Да он же не со зла! — горячо воскликнула девушка, но Пётр Викторович её перебил.

— Конечно-конечно, так вот взял и совершенно не со зла — избил пожилого человека!

— Так ведь он за Сёмку заступился!

— За какого Сёмку?

— Известно за какого — Трифонова! Ну, ученика на вашем заводе.

— Это какого Трифонова, того, что в больницу угодил? Погоди, а при чём тут он?

— Так это же Никодимыч его избил!

— Какой Никодимыч… мастер Перфильев?!

— Ну да! Вот Дмитрий-то и взбеленился!

— Девочка, а ты ничего не путаешь?

— И ничего я не путаю! — сердито отвечала Стеша. — Всем известно, что Никодимыч почем зря к Семке придирается и за всякий проступок норовит затрещину дать! Вот и получилось так.

— Подожди, одно дело — затрещину, — это дело житейское, а другое…

— Уж не хотите ли вы сказать, кузен, — вмешалась Паулина Антоновна, — что одобряете подобные методы?

— Увы, дорогая моя, в управлении предприятием иногда приходится прибегать к мерам, далёким от гуманизма!

— Я ушам своим не верю!

— Не делай поспешных выводов, дорогая, — прервал негодование жены Владимир Степанович. — Это всё, конечно, ужасно, но такова жизнь!

— Но неужели нельзя как-то иначе? — не сдавалась женщина.

— Отчего же нельзя — можно-с! — отвечал её уже изрядно взведенный Пётр. — Мастер имеет право оштрафовать нерадивого работника, в том числе и ученика. Но как вы думаете, многоуважаемая Паулина Антоновна, а что будет, когда этот Сёмка придет домой без своего обычного заработка?

— И что же?

— Известно что, — выпалила Стеша. — Отец его выдерет, как сидорову козу!

— Вот видите! — продолжил фабрикант, обрадованный такой поддержкой. — И это будет куда неприятней затрещины от мастера.

— Ага, он у него на расправу лютый! — подтвердила девушка.

— Но не избивать же ребенка до полусмерти!

— Нет, конечно, но имело ли место подобное событие?

— Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что если бы Перфильев так избил это самого Сёмку, будьте покойны, мне бы немедля стало известно об этом, и я принял надлежащие меры!

— Уж не думаете ли вы, что мальчик сам себе нанес эти побои?

— Разумеется, нет! Однако же, эта травма вполне могла быть следствием неосторожности. А Будищев, мог, не разобравшись, бог знает что себе вообразить, и начать вершить «правосудие».

— Кстати, это на него похоже, — поддакнул Владимир Степанович.

— И ничего он не вообразил, — снова вмешалась Стеша. — Я у Сёмки в больнице была, и он мне всё рассказал!

— Вот видите! — обрадовалась Паулина Антоновна. — Что я вам говорила?

— Это меняет дело, — задумался Барановский-старший. — Хотя действия его в любом случае недопустимы! Он мог довести нам об этом инциденте и мы бы приняли надлежащие меры.

— Я же говорил, что надо помочь нашему гальванёру, — сокрушенно вздохнул его кузен.

— Да ничего страшного, — пожал плечами Пётр. — Сегодня же отправлю поверенного, проверить эти обстоятельства — и, если всё подтвердится, уже завтра он будет на свободе…

— Да он уже на свободе, — воскликнула дочь Степаныча. — Просто батюшка осерчал и из дома его выгнал. А кабы вы не стали Дмитрия увольнять, так он бы, глядишь, и смягчился.

— Как «на свободе», когда?!

— Так вчера ещё. Только мужики наши возвращаться с работы начали, так и он появился.