Мы вдвоем и он (ЛП) - Амбер Александра - Страница 27

— Да, правда. — Бен оценивает проделанную работу и включает гирлянду. В мгновение, вся комната освещается тысячью маленьких лампочек.

— Вау, они действительно хороши, эти светодиоды. Ты выспалась, мечта моя?

— В принципе, да, — отвечаю я, кивнув мужу. — Но, серьезно… что вы делаете?

— Рождество, — объясняет Джей. Он переоделся в темную рубашку, которая, на мой взгляд, чересчур расстегнута. В любом случае, от вида обнаженной груди Джея мой пульс ускоряется.

— Мы закупились по полной программе. Ближайшие дни мы можем полностью провести в постели. И в случае, если разгорится третья мировая война в это время, у нас не будет проблем с едой. — Бен подмигивает мне, и мои щеки снова загораются, потому что мысли зацепились за слово «кровать».

— Серьезно, я переживала, — я сощурила глаза, чтобы добавить серьезности моим словам. — Хотя бы один из вас должен был подумать о мобильном телефоне.

— Почему? Из–за мотоцикла? Да ладно тебе, Миа.

Джей кладет одну руку мне на плечо и ведет к дивану, пока Бен развешивает гирлянды и подключает их к электричеству, чтобы они горели.

— С уверенностью могу сказать, что я один из лучших водителей мотоцикла в мире.

Я фыркаю.

— Речь не об этом, Джей.

— Четыре года назад ее родители погибли в автокатастрофе, — вмешивается Бен, как будто я не могла сама об этом рассказать. Я зло смотрю на него. — И это было на Рождество. Или сразу после него. Но с тех пор…

— Ладно, сладкая, я понимаю. — Джей обнимает меня. — Мне очень жаль. Мне очень нравились твои родители.

— Я знаю. — Отмахиваюсь, пытаясь выглядеть беззаботной, но это буду не я. Мой живот снова стягивает в узел. — Обычно, я не такая трусиха, но с тех пор, как это случилось, у меня случаются приступы паники.

— Это абсолютно нормально. — Джей садится на диван и тащит меня с собой. Бен присоединяется к нам, садится с другой стороны от меня и кладет руку мне на бедро.

— Когда ты это говоришь… ты знаешь, это лучше, чем кто–либо другой, — говорю Джею уверенно. Он чешет нос и откидывается на спинку, раскинув руки в стороны.

— А что с твоими родителями? — спрашивает через меня Бен. — Миа всегда говорила только вскользь, но я не знаю, что на самом деле произошло.

Я закусываю нижнюю губу и ищу взгляд Джея, который устремился в окно. Мое сердце бьется чаще. Джею потребовалось много времени, чтобы пустить меня в свое прошлое. Он считал, что у меня будет преимущество, и я его брошу. Но с самого начала я понимала его лучше, чем он мог себе представить, так осталось и до сих пор. Тогда он был слишком молод, чтобы принять свои чувства. Расскажет ли он Бену? Это было бы невероятным доверием с его стороны. Я беру Бена за руку, переплетая пальцы, и вдруг Джей начинает говорить.

— Моя мать бросила отца, когда мне было два или три года. Я ее совсем не помню и знаю только то, что рассказывал отец про нее. А рассказывал он… ничего хорошего. — Тихо смеется.

— Мне жаль. — Бен подбадривающе кивает Джею. Елка, которая стоит в углу комнаты и мигает разноцветными огнями, раздражает меня, но это было желание Джея, украсить квартиру, согласно традиции. Он всегда любил Рождественские праздники. Это были единственные дни в году, когда отец оставлял его в покое. Рождественское спокойствие — именно так он называл эти двенадцать дней.

— Если верить моему отцу, то моя мать — это потаскуха, шлюха, наркозависимая, падшая женщина. Короче, женщина, которая трахается со всеми, кроме него. — Джей пожимает плечами. — Но это не значит, что отец не говорит так о других женщинах. О соседке, о моей учительнице, о маме моего единственного друга… о Миа.

Я тяжело сглатываю. Не знала об этом. Я видела его лишь однажды, и то, чуть не умерла от страха. Энтони Хопкинс в фильме «Молчание ягнят» показался мне комиком, по сравнению с отцом Джея.

— Он был копом и был перегружен работой и своей ролью отца. Но вместо того, чтобы поискать помощи, он просто перестал о нас заботиться. Если он не работал, он пил, а когда он пил, то срывал всю злость на нас. Мне было одиннадцать, когда я узнал, что не каждый ребенок избивается отцом. Я всегда думал, что это вполне нормально.

— Дерьмо. — Бен сжимает губы и сощуривает глаза.

— Я вспоминаю своего одноклассника, Джереми. Мне было шесть, и только начал ходить в школу, и он был моим другом первые недели. Первый друг в моей жизни. Тогда я его спросил, чем избивает его отец. Он уставился на меня и честно сказал: «Мой отец меня не бьет». Я ему не поверил. Так разозлился на него, что он чертов лжец, что отцы бьют всех. Я рыдал и кричал, а потом ударил его. По пути домой из школы я был так чертовски зол на него, потому что думал, что он врет мне. Просто не мог такого представить.

Ледяной душ стекает по моей спине. Я так сильно кусаю губу, что становится больно. Я знала, что его отец был подлецом и бил его, но ужасные подробности Джей умалчивал.

— И никто не замечал, что у вас происходит? Соседи, учителя, хоть кто–нибудь? — спрашивает Бен, нахмурив лоб.

— Конечно, замечали. Но мой отец был уважаемым человеком. Никто не мог представить, что отважный мужчина, который один воспитывает сына, потому что его наркозависимая жена сидит на игле, может причинить вред своим детям.

— Детям? — спрашивает Бен. — У тебя есть братья и сестры?

Джей меняется в лице, отчего волоски на моей шее встают дыбом. Он никогда ни о ком не рассказывал, и я была уверена, что он единственный ребенок в семье. В принципе, любую информацию о нем было трудно узнать. Каждый раз, когда я спрашивала о его жизни, он отдалялся. Но теперь…

— У меня был брат. Джефф. Он был на два года старше и был моим лучшим другом, — говорит он тихо, потом проводит руками по лицу и сгибается. Локти находятся на коленях, и он продолжает говорить, не глядя на нас. Я зарываюсь поглубже под руку Бена, но мне так хочется поддержать Джея, утешить его. Огромный ком в горле не дает мне дышать.

— Мой отец забил его до смерти, отчего загремел в тюрьму. А я в приют.

— О, Господи! — вскрикиваю я и закрываю рот рукой. Я вспоминаю короткую встречу с отцом Джея. Тогда я еще подумала, что он выглядит, как уголовник. Я особо не заморачивалась, даже когда Джей об этом говорил.

— Он до сих пор сидит в тюрьме. Уже восемнадцать лет. — Я слышу, как Джей приглушенно смеется. — Из–за того, что он постоянно взрывается, его срок продлевают, что хорошо. Его никогда не должны выпустить на свободу.

— Господи, Джей. Мне так жаль. — Бен протискивается между нами и кладет руку Джею на плечо. Я вижу, как он кивает, но не поворачивается к нам.

— Мне было одиннадцать, когда я попал в приют. Думаю, отец не хотел Джеффа убивать. Он, ослепленный, чересчур сильно его ударил, и тот слетел со ступенек, ударившись затылком об острый угол. Тяжелая черепно-мозговая травма, кома… и через три дня он умер. Я получил сообщение от сестры Агнес, одной из монахинь в детском доме. Дерьмо, как же я боялся этих женщин в черном одеянии и с платками на голове. И крестов, которые были повсюду. Я имею в виду, висит голый мужик на кресте, весь в крови — это же жутко! Отец не сильно признавал религию, и я был освобожден от этих уроков в школе, поэтому подобное было ново для меня. Но в этом приюте эти штуки висели повсюду, серьезно, их невозможно было избежать. Даже ночью. — Он разворачивается к нам и улыбается, но я вижу, что его глаза блестят.

— Джей, я не знала об этом, — шепчу я, освобождаясь от объятий Бена, и тяну Джея к себе. Он кладет подбородок мне на голову, прижимая к себе, и я чувствую тяжелую руку Бена на его плече.

— Та все нормально. Давайте не будем дальше об этом говорить? Я хочу забыть обо всем этом дерьме.

— Но не забудешь, — говорю я тихо. — Ты же это понимаешь?

Он молча кивает. Мы молчим несколько минут, потом Джей выпрямляется и чешет подбородок.

— Эй, черт возьми. Завтра ведь Рождество! У чувака с креста день рожденья, и потому что он умер ужасной смертью, мы должны этот день хорошо отпраздновать.