Источник для захватчика (СИ) - Малиновская Маша - Страница 16

— На анализы нет времени, — он то ли говорил со мной, то ли просто рассуждал слух. — Фицу Тайен сильно рисковал… Ещё неизвестно, подходишь ли теперь ты и ему.

В этот момент какой-то прибор, подключенный к телу командора издал протяжный писк.

— В любом случае, выбора у нас нет, — торопливо сказал доктор и пустил мне в вену сыворотку.

Не знаю, как долго я обливалась потом от жара, затопившего моё тело, но в это время Хэт и ещё несколько врачей колдовали над командором, а этот прибор продолжал пищать. Я заметила, как дважды его тело выгнулось дугой, ему что-то вводили и всё время констатировали время. Когда жар начал отступать, одна из медсестёр сказала: «Девять минут. Она готова», и они подключили меня к командору.

Кровь ползла медленно и долго, а доктор Хэт, оставшись один из врачей в палате, внимательно смотрел на мониторы с показателями. Моя голова начала кружиться, а в груди стало как-то нехорошо.

— Ещё немного, девочка, — прошептал врач, — ещё совсем чуть-чуть.

Он продолжал ещё какое-то время без отрыва смотреть на монитор над головой пришельца, а потом быстро подошёл ко мне и выключил аппарат переливания. У меня перед глазами расползались жёлтые круги, а воздуха, казалось, в комнате недостаточно.

Доктор Хэт, не отстёгивая меня от кресла, подключил капельницу с прозрачным пакетом жидкости. Наверное, физраствор. А потом укрыл одеялом и откинул немного спинку кресла. Вон как заботятся о единственном источнике такой важной шишки как Тайен Яжер.

А потом меня унесло. То ли уснула, то ли сознание потеряла. А может доктор снотворное добавил. Но сон мой был весьма странным. Я будто бесконечно куда-то то бежала, то летела, и не могла остановиться. И когда я снова открыла глаза, то чувствовала себя очень уставшей.

В палате никого кроме меня и лежащего всё на том же столе командора не было. Мои запястья уже был свободны, и я, откинув покрывало, встала. Было тяжко. Кончики пальцев дрожали, а в голову словно ваты натолкали. И не побоялись они меня оставить одну с командором в палате? А если я сделаю ему что-нибудь?

Но, конечно, ничего я делать не собиралась. Мне захотелось взглянуть на него поближе.

Я подошла к столу. Выглядел командор всё так же ужасно, но его грудь вздымалась спокойно и размеренно. Я не хотела его смерти. Вопреки здравому смыслу.

Мне вспомнилась его искренняя улыбка, когда мы ужинали ночью, его странные глаза. Хотелось чем-то помочь. Наверняка же жутко неудобно лежать на этом плоском столе, на котором из удобств лишь маленький подголовник и тонкая простынь, прикрывавшая лишь половину тела. Тут же холодно. Я взяла с кресла покрывало, которым укрыл меня доктор и набросила на командора. Но прежде чем подтянуть тёплую ткань к горлу, я невольно засмотрелась. Серебристые полосы, такие необычные, тянулись из-за ушей по шее почти до середины груди, стремясь друг к другу, но не соединяясь. Они странно переливались и слабо поблёскивали. Я смотрела как завороженная, с трудом преодолевая желание прикоснуться. Но потом в коридоре послышались шаги и я, резко отдёрнув руку, быстро укрыла командора до самого подбородка.

В палату вошёл доктор Хэт и странно посмотрел на меня и на укрытого командора. Я вдруг почувствовала себя невероятно глупо. Неужели бы медики не догадались оградить кроктарсца от переохлаждения. А вдруг у него совершенно иная теплорегуляция, и ему ни по чём даже совсем низкие температуры.

— Мне показалось, тут холодно, — зачем-то попыталась оправдаться я.

— А сама как? — благо доктор решил не заострять внимание на моём порыве заботы.

— Слабость, — я пожала плечами.

— Тебя скоро отвезут домой. Отдохни хорошенько.

Я понимаю, что доктор ничего такого не имел ввиду, но прозвучало это как издёвка. Домой меня уже не отвезут никогда. Скорее снова в тюрьму.

34

И тем не менее я была рада растянуться на кровати в своей комнате. Ивва будоражила меня расспросами, как там командор, но мне до такой степени хотелось спасть, что разговаривать сил не было. Я что-то буркнула про его ужасающий вид и провалилась в сон.

На следующий день утром во время завтрака дворецкий Денисов сообщил, что охрана знает об аварии ненамного больше нашего. Крокталёт командора потерял управление уже при снижении, так что это его спасло, в вот второму пилоту не так повезло. И я поймала себя на злорадном чувстве, что одним захватчиком стало меньше. Только вот почему-то к командору я такого не чувствовала, а даже наоборот, ощутила облегчение, что он жив.

А через три дня приехал и сам командор. Точнее, его привезли. Передвигался он с трудом, был бледен и слаб, но от помощи одного из «чёрных плащей» отказался. Не в меру горд.

Ивва едва сдерживала слёзы, и я ни капли не сомневалась, что это она очень искренне. Мне даже кажется, что она его любит. Не как женщина, но как-то по-сестрински что ли. Денисов унёс вещи командора наверх, а Ивва упорхнула на кухню. Мы остались в гостиной вдвоём.

— Здравствуй, Лилиан, — тень улыбки пробежала по лицу командора.

— Здравствуй, — я помнила наш договор быть на «ты». — Как себя чувствуешь?

— Устал.

Мой взгляд упал на злополучные серебристые полосы. Сейчас я видела только их часть, остальное было скрыто под рубашкой и плащом. Внезапно мне стало стыдно и неудобно, что я думаю об этом, о том, как эти поблёскивающие линии спускаются под ворот, устремляясь острыми концами почти до середины груди. Примерно до третьей пуговицы.

— Я могу помочь? — сморгнув наваждение, спросила я, тайно молясь, чтобы командор не заметил этого моего замешательства. Надеюсь, кроктарсцы не обладают телепатией.

— Я пойду к себе. Но буду рад, если ты присоединишься ко мне за ужином.

— Хорошо.

Тайен уже было собирался уйти, но вдруг остановился у перил и обернулся.

— Спасибо, Лили, что спасла мне жизнь. Мне очень жаль, что тебе приходится от этого страдать.

Он сказал это совершенно искренне, даже как-то печально. Совершенно не так, как в прошлые разы, когда с холодной вежливостью благодарил за «вклад в их ассимиляцию». Мне на секунду показалось, что он даже сожалеет о моей участи.

Возвращаться в свою комнату мне совершенно не хотелось и, одевшись потеплее, я выскользнула в сад. Да и маленький уродец в пруду давно не отведывал земных лакомств. Он так обрадовался, что даже снова выпрыгнул склизкой кучей мне под ноги и захлопал по мокрой кромке своими плоскими конечностями. Издал вполне даже милые звуки и снова плюхнулся в потемневшую осенью воду пруда.

Бросив ему несколько виноградин, я подставила лицо холодному ветру. Дышала глубоко и понимала, что во мне что-то изменилось. Изменилось после того, как я увидела едва живое, истерзанное тело командора на том подсвеченном столе в медицинском центре. Или даже ещё раньше, когда он захлопнул свою капсулу и «отправил» меня на Кроктарс. А может, это его кровь в мох венах не даёт его ненавидеть с той силой, что прежде.

Не знаю что, но что-то во мне явно изменилось. И я ненавидела эти изменения.

А в комнате меня ждал развесистый букет бледно-лиловых пионов. И это в начале ноября! Я поставила вазу на подоконник и глубоко вдохнула аромат. Кажется, мне снова нравятся бледно-лиловые пионы.

35

Погода с самого утра была переменчивая. То моросил мелкий осенний дождик, то вдруг сквозь рыхлые облака прорывался солнечный луч. Сад был похож на палитру художника, где он смешивал краски: от горячего красного и огненно-золотистого до пятен грязно-зелёного. А дождь будто делал его хрустально-чистым, словно смотришь через тщательно протёртое стекло.

Я любовалась природой через окно уже более четверти часа. Свежий воздух кружил голову. Простоять бы так целую вечность.

Но я всё же, вздохнув, закрыла окно и отправилась в душ. Потом тщательно расчесала волосы, выудила из шкафа очередное белое платье. На этот раз решила надеть прямое из тонкой шерсти, чуть до колен и воротник жгутиком. Длинные неширокие рукава прикрывали костяшки пальцев. Уютно для такой погоды. Потом снова взялась за расчёску.