Когда даже ангелы посылают (СИ) - Волкова Дарья - Страница 19

Она подошла и колупнула. Кир взвизгнул. Ну, точнее, молодой мужчина не может визжать, конечно. Но звук был громкий, очень.

- Ты что делаешь?! - он обмотался одеялом. - Я щекотки боюсь панически!

А могла бы и догадаться - с его-то тактильной чувствительностью.

- Извини, - села рядом. - Мне показалось, у тебя что-то на подошве.

Кир помолчал. Вздохнул.

- Не показалось.

Они некоторое время смотрели друг на друга.

- Покажи, - потребовала Катя.

Из-под одеяла высунулась волосатая нога сорок четвертого с половиной калибра. За ней вторая. Катя нагнулась, разглядывая ступни. Смотрела долго, внимательно, даже губами шевелила. А потом внезапно опрокинулась на кровать, захлебываясь смехом.

- Что, ну что ты смеешься?! - Кир навис над ней. Пытался говорить строгим голосом, но глаза смеялись, и солнце било из-за осенних туч. - Хотя я понимаю - это...

- Смешно! - Катя отпихнула его и села. - Погоди, я правильно понимаю, что педали у тебя попутаны?

- Правильно, - уныло согласился Кир, садясь по-турецки и разглядывая свои ступни. На них красовались две надписи - left и right. Причем первая была на правой ноге, а вторая - на левой.

- Ты же говорил, что дипломатам тату не положены?

- Хочешь, чтобы я что-то сделал - скажи, что этого делать нельзя, - криво усмехнулся Кир. - Я долго думал, как обойти этот запрет. Ну, не то, чтобы запрет... Но если у тебя есть тату или пирсинг и прочее - путь в послы тебе заказан. А я... на меня... Но, в общем, карьеру мне ломать нельзя было. А стопа... ее ж никто не видит, в общем-то.

- Ну а как так получилось, что ноги перепутаны? - веселье вдруг куда-то делось.

- Так я же щекотки боюсь, - Кир пожал плечами. - Тату делали под мощной анестезией, у меня на нее реакция какая-то - заторможенный был, процесс не контролировал. Мастер сидел напротив меня. Ну а ему что - у него все норм. Для него это left и right, все четко.

- Господи, нелепо как...

- У меня, Кать, в жизни все так.

Именно тогда он вдруг взял - и рассказал ей. Все. Про конфликт с отцом, про то, как в двадцать лет лишился матери. Про братьев, про свою вынужденную дипломатическую карьеру, про мечту стать историком-лингвистом. В общем, часа два говорила без перерыва. А Катя слушала. И понимала, что это не влюбленность.

Это, мать ее, любовь. В удивительного человека. В потрясающего мужчину. В отца ее ребенка.

Только это ее и пугало в те счастливые месяцы. Ее беременности словно не было. Когда речь невольно заходила об этом - сразу возникало напряжение. Он все-таки не принял. С какого-то момента избегал прикосновений к животу, словно там тикала бомба. И ребенок встал между ними, разделяя.

И от этого было больно. И с каждым днем становилось все больнее.

Они успеют?

Он примет?

Смирится?

Полюбит?

Время работало против нее.

Однако к тому моменту, когда лето уже заканчивалось, Катю внезапно стали посещать совершенно противоположные мысли. Время работало против нее, и когда ее беременность будет заметна визуально - станет еще сложнее. Но почему, почему же ее до сих пор не видно?!

Уже канул в Лету лета первый триместр, уже на исходе четвертый месяц, а ни во внешности, ни в самочувствии Катя не ощущала никаких перемен. Разве что грудь стала чуть чувствительней. Хотя дело возможно не в беременности, а в Кирилле. Его стараниями, так сказать.

Но почему живот до сих пор плоский? Матке уже положено выйти за границы малого таза. Катя полезла в учебник по акушерству, через две странички испугалась, а на следующее утро спешно помчалась к маме на работу. Ей после учебника такое...

11.5

- ...показалось, - мама не стала смеяться над ее страхами, а все досконально проверила и даже сводила на УЗИ. - Все в порядке с нашим головастиком, видишь - бодр и деятелен. Все показатели в норме.

Катя лишь вздохнула и привычно устроила матери голову на плечо. Они посидела так какое-то время, а потом мама крепко обняла ее, отпустила и встала.

- Давай-ка чаю попьем, Катерина Дмитриевна.

- Давай, - согласилась Катя. Понаблюдала за чайными приготовлениями мамы. А потом спросила. - Слушай, но почему же все-таки живот пока не виден?

Дарья рассмеялась.

- Так хочешь ходить с животом? Ой, Катя, еще успеешь.

- Не то, чтобы хочу, но... странно, нет?

- Не странно, - мама заварила прозрачный чайник кипятком, и в нем весело закружились разноцветные лепестки вперемежку с листочками чая. - Это индивидуально. Я, например, с Машей до шести месяцев в джинсах ходила, на горе твоему отцу.

- Почему на горе? - заулыбалась Катя.

- Ну потому что он как раз очень любит женщин с беременным животиком, - ответно улыбнулась мать. А потом подсела рядом и погладила дочь по руке. - Ты жалеешь, что папа сообщил?

- Нет, что ты! - Катя чуть не подпрыгнула на месте от такого предположения. Если бы папа не сказал... Если бы Кирилл не узнал... то сейчас бы... Об этом даже думать теперь было страшно. - Нет, я не жалею. Я рада. Папа, как всегда, оказался прав. Только вот...

Пара вздохов так и не помогли Кате подобрать нужные слова. И их тихо подсказала мама.

- Кирилл пока не принял?

- Нет, - так же тихо ответил дочь. И не смогла ничего добавить. Невозможно облечь в слова все свои самые потаенные страхи, даже если говоришь с матерью.

- Послушай, Катенька... - мама встала с места, стала разливать чай по чашкам. В ярком солнечном луче клубился пар от чашек. И все-таки за окном уже дышит осень, уже заглядывает одним рыжим глазом. Когда же успело пролететь лето? Самое счастливое лето в ее жизни. Мама подала ей чашку и села рядом. - Ты ведь сама тогда сказала, помнишь? Никто ребенка не планировал. Но он есть, он растет. И растет он в тебе. И твой организм помогает тебе принять этот факт, принять эту важную роль, которую тебе предстоит выполнить - роль матери. Тебе помогают на клеточном, гормональном уровне. А ему... Ему никто не помогает. Он должен это принять сам - головой, душой, сердцем. Это работа. Большая, серьезная важная. На нее нужно время.

Катя помолчала. Мама никогда не давала пустых обещаний и бессодержательных утешений. Ее слову Катя всегда верила. А сейчас хотела верить особенно остро.

- Думаешь, он... он примет? Поймет?

- Папа в этом совершенно уверен, - мягко улыбнулась мать. - А ты же знаешь - папа всегда прав.

***

Как-то пролетело лето. Самое сумасшедшее, умопомрачительное и яркое лето в его жизни. Лето, которое перевернуло его мир, которое принесло в его жизнь то, чего в ней никогда раньше не было.

И вот пришла осень. А вместе с ней и осознание. Ощущение тикающей бомбы. И дело было не в беременности Кати - как бы ни беспокоила его эта мысль, даже она отошла на второй план.

Чертова комиссия и служебное расследование. Он не забывал о них. Но где-то к июлю понял, что до осени никто его делами заниматься не будет. Господа чиновники отдыхают, комиссия - орган коллегиальный, то один в отпуске, то другой. А, может, по наущению Константина Федоровича решили помариновать его. Ну так и прогадали. Кирилл был рад, что про него временно забыли. Потому что ему было чем заняться и без комиссии. Потому что он был счастлив. Просто пьян своим счастьем в это лето. Но вот пришла осень, и пришло время трезветь.

В любой день его могут вызвать и сообщить об итогах расследования. И что там будет?

Да все, что угодно. Вплоть до запрета работы за пределами страны. Оставят на всю жизнь на визах. Но может быть и иное. Если разберут все честь по чести, если там, в комиссии будут не только бюрократы и ревнители формуляра, а найдется хотя бы пара людей с мозгами, то Кира вполне могут реабилитировать. И вернуть на поле. И скажут ему, что все в порядке с его репутацией, родина нуждается в ваших услугах, Кирилл Константинович, а поэтому пакуйте чемодан и отбывайте к месту несения службы.

А Катя?! Как быть тогда с Катей?!

11.6

***