Советы пострадавшего
(Юмористические рассказы) - Виленский Марк Эзрович - Страница 16

— На все-то у вас, я смотрю, товарищ Нерукотворнер, есть отговорки. Может быть, вы мне по крайней мере объясните, почему все-таки сорвалось выступление Запузырина после того, как пьяного Типусова удалили со сцены?

— Очень просто. Запузырин вел себя в точности, как Типусов. Оба городили невесть что. Правда, Запузырин спел не про женатого, а про два берега, но, в сущности, это одно и то же. Публика не могла понять, который из двух настоящий Запузырин, а который — самозванец. Стоял такой хохот, что Запузырин обиделся и ушел со сцены.

Нерукотворнеру дали «на вид». И то лишь для порядка. В душе директор завода его полностью оправдал.

ПО НАСТОЯЩЕМУ ДЕЛУ

Недавно, числа шестого декабря, вызывает меня заведующий отделом кастрюль и сковородок и говорит:

— Поздравляю! Завтра летишь в командировку.

— А зачем, — спрашиваю, — лететь-то?

— Проверить нужно одну штуку: как работают пункты по выдаче населению в прокат музыкальных инструментов. Ну, давай не тяни, говори, что тебя больше волнует: прокат губных гармошек в Бурятии, или же проблема щипковых в Сыктывкаре, или, может, совсем наоборот, тебя беспокоит ситуация с прокатом смычковых в Воронеже? Посмотришь и напишешь отчет.

— Простите, — спрашиваю, — а какое вообще касательство имеет наша контора «Главпосуда» к прокату смычковых и щипковых?

— Вот мать честная! — разозлился заведующий. — Да ведь конец года! Соображаешь? А у нас фонды командировочные не израсходованы. Если мы все не потратим, на следующий год нам урежут. Ты как маленький…

Я решил слетать в Воронеж по смычковому вопросу: все-таки поближе.

Когда дежурный вел нас к самолету, я рассмотрел своих попутчиков. Народ все солидный, в каракулевых воротниках и пыжиковых шапках. Двое только выпадали из общего стиля: девушка в красном берете, с шоколадной челочкой, и старушенция, невидная такая особа без затей, в длинной шубе. Бабуся замыкала шествие и помахивала хозяйственной сумкой, как будто она не в небо, а в бакалею за манкой собралась.

Место девушки в беретике оказалось рядом с моим.

Разбежались как положено, взлетели. Чтобы не скучать, разговор завели.

— Вы в Воронеж? — спрашивает меня соседка.

— Да, — говорю.

— А если это не военная тайна, то, простите, зачем?

Открыл я рот и начал думать, что бы это ей такое посерьезнее «выдать», но ничего изобрести с ходу не мог. А так как долго сидеть с разинутым ртом не особенно эстетично, я решил признаться ей как на духу и все рассказал: еду, мол, проверять прокат смычковых и щипковых, потому что пропадают командировочные фонды.

Как моя соседка затряслась от хохота да как начала раскачиваться в кресле! А самолет, между прочим, идет на высоте восемьсот метров, и я чувствую, что, если она сию же минуту не остановится, тряска передастся фюзеляжу, начнется вибрация и вообще все может кончиться трагически. Поэтому я во имя спасения пассажиров и экипажа решил утихомирить свою соседку и для этого, в свою очередь, спросил:

— А разрешите полюбопытствовать: какая цель вашей командировки?

— Тороплюсь проверить всхожесть мятлика лугового на футбольных полях Воронежа.

— Что такое?! — спрашиваю.

— Мятлик — это трава, которая входит в состав газона футбольного поля.

— Так мамочка моя, — говорю, — ведь эти поля сейчас заметены снегом полуметровой толщины, а скорее всего на них даже катки залиты!

— А вы думаете, я этого не знаю? Вы думаете, мне, кандидату сельскохозяйственных наук, это неизвестно? Но просто в нашем институте тоже остались командировочные фонды, ну и, сами понимаете, конец года…

Тут ее снова разобрал смех, и не миновать бы самолету вибрации, если бы к нам не обратился пассажир из первого ряда кресел:

— Прошу, конечно, прощения за то, что вмешиваюсь в ваш разговор, но я ничего смешного во всем этом деле не вижу. Дело то, если поразмыслить, грустное. М-да. Я вот лечу для изучения вопроса о распространении жирафов в Воронежской области.

Моя соседка взвизгнула от восторга:

— Напали на след?!

— Нет, конечно. Именно полное отсутствие каких бы то ни было следов жирафа в данном географическом районе я и должен подтвердить, Видите ли, иногда в научных исследованиях получить отрицательный результат не менее важно, чем положительный. Особенно в конце года, когда даром пропадают командировочные.

И тут началось и пошло! Все пассажиры заговорили наперебой. Наболело, видать. Один худощавый лысоватый гражданин грустно вздохнул и сказал так:

— Лично мне в декабре платят не за работу, а только за то, что я мотаюсь по стране и расходую командировочные. Вот и все! Больше от меня в декабре ничего не требуется. Через три дня вернусь в Москву и тут же — на «ТУ» в Новосибирск. Потом обратно в Москву — и во Владивосток. И вот когда подумаешь об этом лихорадочном изничтожении командировочных фондов, становится как-то не по себе. Ну кого, скажите на милость, мы обманываем? И зачем?

Командировочная братия, соглашаясь, задумчиво кивала головами.

И тут кто-то вспомнил про бабусю с сумкой: она-то зачем бороздит небесные просторы? Между тем бабушка, сбросив платок на плечи, сидела в переднем кресле и скромненько покусывала пончик с повидлом.

— Извините, пожалуйста, бабуся, — обращаюсь я к ней от имени всей честной компании. — Мы вот тут рассуждаем, кто по какой надобности путешествует. Так вот разрешите узнать, если не секрет: какая неведомая сила влечет вас в славный град Воронеж?

Улыбнулась старушка всеми своими морщинками и отвечает:

— Какой же тут, господи, секрет? Дочка у меня в Воронеже родила. Наде внучонка проведать да помочь им там первые-то месяцы.

Польщенная вниманием бабушка явно намеревалась приступить к обстоятельному рассказу, но тут ей стало немножко муторно, потому что самолет решительно пошел на посадку.

Через несколько минут машина остановилась у здания аэровокзала. Подкатили трап. Бортпроводник распахнул дверцу, и солнечный морозный денек заглянул в самолет. Весело блестел снег.

Подхватив пузатые портфели и папки, командированные заспешили к выходу. Однако у самой дверцы остановились, словно опомнившись, и, почтительно склонив головы в красивых меховых шапках, пропустили вперед бабусю с сумкой. И в этом была не простая вежливость, а, я бы сказал, уважение.

Как-никак человек летит по настоящему делу! И к тому же на свои, а не на казенные.

ЮМОРЕСКА В ПОЛЬСКОМ ДУХЕ

Должен откровенно признаться, я поклонник польского остроумия. Юморески польских авторов сделаны изящно. Смешно. Коротко. Едко. На анекдотическом сюжете.

И подобно тому, как всякая хозяйка желает узнать рецепт пирога, который печет ее соседка, мне давно хотелось проникнуть на кухню польского остроумия.

Минувшей зимой я побывал наконец в Польше.

Не дожидаясь, пока к самолету подадут трап, я спрыгнул на бетон варшавского аэродрома и помчался на площадь Трех крестов — в редакцию юмористического журнала «Шпильки».

Если не считать швейцара, в редакции было пусто.

— Все ушли в кафе, — сказал швейцар. — Рядом, направо, в соседнем доме.

И действительно, я нашел их рядом, направо, в соседнем доме, в кафе «Антична». За маленькими, размером с шахматную доску, столиками сидели лучшие острословы Польши. Они прихлебывали кофе и обменивались первоклассными шпильками.

На следующий день я, не заходя в редакцию «Шпилек», отправился сразу в кафе «Антична». Лучшие острословы республики сидели за теми же столиками перед теми же чашечками кофе. Новыми были только шпильки.

И так, оказывается, каждый день. Священные полчаса в «кавярне». Только полчаса и только кофе.