Терем-теремок
(Юмористические рассказы) - Ардов Виктор Ефимович - Страница 20

— Ага. Да. Внуки твоея — рабы Катерины…

— «Е»! «Е» надо!

— Какое еще «Е»?!

— Е-катерины. А не просто Катерины! Ясно?!

— Слушайте, вы добьетесь того, что старуха очухается и поймет все! — сердито сказал «чудотворец» и погрозил указательным пальцем Игорю, а потом тем же пальцем указал на старуху.

— Ладно, — отозвался Игорь, — говорите, как хотите! Только скорее!

Читатель спросит: «А что же делала Аграфена Пивцайкина, пока шла изложенная выше дискуссия между участниками священной интермедии?» Она опустилась на колени и била поклоны.

«Угодник» Алонзо наскоро повторил все то, что уже мы знаем, и продолжал:

— А теперь дочь… дщерь! Дщерь божия, я тебе покажу несколько трюк… я извиняюсь — несколько чудес, дабы ты уверовала, что моя гастроль… я извиняюсь — мое явление согласовано с небесными инстан… силами!

«Чудотворец» привычным жестом поправил закатанные рукава своей ризы, принял из рук «ангела» — ассистента — стеклянную вазу и, постучав по ней металлической палочкой, нагнул в сторону все еще стоявшей на коленях своей единственной зрительницы.

— Не правда ли — пустая?

Затем были произведены изящные пассы рукой, и ваза наполнилась красной жидкостью. «Чудотворец» шагнул к старухе и, зачерпнув ложечкой, предложил Аграфене отведать из вазы возникшего там вина. Старуха, закрыв глаза, с благоговением и очень громко втянула в себя содержимое ложечки. Ваза была передана «ангелу». Взамен появились в руке «чудотворца» маленькие просфоры, которые то исчезали, то возникали снова между пальцами обеих кистей. В заключение этого «чуда» старухе вручена была персональная, так сказать, просфора, которую она и приняла, словно это было не простое булочное изделие, а по меньшей мере — лично святой дух. Кстати, когда Алонзо в результате следующего «чуда» выпустил из рукава белого голубя, Аграфена завыла от умиления, глядя, как грациозно взлетела эта «небесная сила» на ее высоченный шкаф и как легко и привычно зашагала по фигурному карнизу…

«Чудотворец» самолично снял птицу со шкафа и передал «ангелу» — Тасе. А сам скороговоркой объявил, что он пожаловал в «дом сей» высказать непременное желание небес: внучку Екатерину (Е!) надлежит выдать замуж за кого она пожелает, а не принуждать ее идти в монастырь или иным путем посвящать себя религии. Небеса полагают, что раба божия Екатерина более пригодна для мирской жизни. Ясно сие дщери господней Аграфене? А если ясно, то пусть так и творит!

Самым трудным в божественной интермедии был, несомненно, ее финал. Как уйти из дома, когда разбуженная и разволновавшаяся старуха бодрствует и с благоговением продолжает «внимать» своим нездешним гостям? Но режиссерские способности Игоря и тут помогли найти решение. По его наметкам «чудотворец» мягко взял обеими руками голову «божьей дщери» Аграфены и повернул ее к огромному киоту, висевшему в углу за кроватью. У старухи немедленно «сработал» условный рефлекс: она принялась бормотать молитвы, добавляя от себя выражения дополнительной признательности за «благовестив» с того света. Под эти истерические вскрикивания, всхлипывания и даже слезы Игорю удалось эвакуировать всех участников выступления. И только заперев дверь за «небесными силами», Катя на цыпочках вернулась домой и легла в постель.

Когда девушка, счастливо улыбаясь от сознания, что «чудо» удалось полностью, укладывалась в своем уголке, бабка еще продолжала громко разговаривать с господом богом, вернее — с его графическими изображениями на иконах.

— Словно бы удалось нам сагитировать старуху! — сказала на улице и Тася, которая уже в сенях приняла свой обычный вид советской девушки, а крылья и хитон вместе с калошами несла под мышкой, завернутые в холстину.

— Ничего нельзя сказать еще, — отвечал Игорь. — Дело сложное… Во всяком случае мы вам очень благодарны, Василий Степанович. Я думаю, мы вам выхлопочем за это оплату еще одного выступления…

— Боже упаси! — горячо отозвался Алонзо. — Я считаю, что у меня был типично шефский концерт. Так сказать, вроде лекции на антирелигиозную тему…

Однако в дальнейшем события развернулись самым неожиданным образом.

Ассистентка Алонзо, которая, как мы знаем, отказалась принимать участие в мистификации, тайно принадлежала к числу людей, не совсем порвавших с религией. Мало того, что рябая помощница иллюзиониста не пошла ночью «разыгрывать» Аграфену. Она с возмущением поведала в доме для приезжающих (где остановилась группа артистов «Цирк на сцене») местной уборщице о замысле Игоря. Уборщица пересказала это удивительное известие своим соседям. И скоро в круги, близкие к отцу Гавриилу, просочились сведения о готовившемся «чуде».

Наутро принаряженная, как на светлую пасху, Аграфена зашла к некоей Неониле Карповне — особе небезызвестной в тех же «гаврилианских» кругах. Аграфена выглядела и держалась, как именинница. Но встречена была соболезнующим взглядом, будто потерпевшая.

— Ну, матушка Неонила Карповна, — нараспев начала гостья, — и не могу тебе даже передать, какое ко мне привалило счастье, какая снизошла благодать… Поверишь ли: этою ночью было мне видение. Сам Николай-чудотворец пришел в мое ветхое жилище и…

Но хозяйка бестактно перебила:

— Как же, как же, знаем! Весь город гудит о том!.. Бесстыжие комсомольцы разыграли тебя, как дурочку: фокусника циркового привели, а ты уж и распустила июни…

Аграфена чуть не упала от неожиданности, ярости и огорчения. Она восприняла такую версию ночного чуда прежде всего как дикое оскорбление ее лично.

— Фокусника привели? — повторила она слова приятельницы. — Комсомольцы? Сама ты бесстыжая коли можешь так говорить! Ты бы послушала, какая музыка играла райская! Какой аромат произошел! (Старуха искренне была убеждена, что имел место и аромат, притом абсолютно райский.) Какие чудеса были! Сам святой дух возлетел из-под чистой ручки угодника божьего и вознесся сквозь потолок, словно его и не было, прямо ко облакам… А ты: «фокусник! комсомольцы»!..

Аграфена оглядела Неонилу с презрением. А та ей ответила взором сожаления: так смотрят на сумасшедших…

Не станем пересказывать дальнейший ход собеседования двух благочестивых стариц. Отметим лишь, что по тональности своей оно ближе было к базарной ссоре, нежели к церковному диспуту. Обмен мнениями протекал столь энергично, что уже через пять минут гостья выбежала на улицу, грозя хозяйке кулаком и изъясняясь на языке, пользование которым карается согласно декабрьскому указу содержанием под арестом до пятнадцати суток (мелкое хулиганство). В свою очередь Неонила Карповна плеснула вослед гостье из обшарпанного ведра жидкостью, характер коей установить ныне представляется трудным, но кояя в момент выплескивания производила впечатление так называемых помоев как по запаху, так и по цвету, а также по консистенции…

Крайне возбужденная Аграфена направилась непосредственно к самому отцу Гавриилу. Ей посчастливилось встретить своего духовного отца у дверей дома, в котором он обитал: почтенный пастырь намеревался посетить баню, о чем свидетельствовала корзина с бельем, веником, мочалой и мылом, несомая им. Наскоро поздоровавшись с батюшкой, старуха принялась повествовать о своей радости:

— Ах, отец Гавриил, не могу даже вам передать, какое ко мне счастье привалило в эту ночь, какая снизошла на меня благодать. Было мне видение: сам Николай-чудотворец явился в ветхое мое жили…

Пастырь покачал головой и заметил:

— Слышал, слышал уже. Хитро провели тебя молодые люди. Не стану винить тебя по простоте твоей. Но им бы совестно прибегать к этаким средствам…

— Ш-шо-о-о?! — взвизгнула Аграфена и сама даже удивилась силе и высоте своего голоса. — И вы?.. И ты, лукавый отец, считаешь, что я недостойна того, чтобы ко мне снизошел святой угодник? И ты меня хочешь осрамить перед всем городом?!

Гавриил, несколько подавшись назад, попытался успокоить разбушевавшуюся прихожанку:

— Ты бы полегче, мать, мы ведь на улице. Негоже подавать пример несдержания и грубословия…