Северные волки (СИ) - Гуйда Елена Владимировна - Страница 34

И ему уже не было дела до того, как подскочила Берта и сразу же бросилась ощупывать Хальвдана, едва открывшего глаза.

Ему не было дела до того, как он обнял ее. И она сама склонилась к его губам, чтобы поцеловать, смеясь и рыдая одновременно.

Ему не было дела. Его ждала судьба великого воина и конунга. Пусть не в этих землях. Пусть земли, которыми ему доведется править далеко на юго-востоке. И путь к ним так же труден, как пешком пройти владения Ньерда. Хельги ждал этого дня слишком долго, чтобы сдерживать радость, особенно в теле с силой молодого воина.

Он вышел во двор, хватая ртом морозный сладкий воздух ночи. И закрыл глаза, ощущая, как по жилам, словно жидкий огонь растекается сила источника Урд. - Хельги Жрец, ты разгневал меня, - звонким голосом сказала молоденькая девушка. - Каждый, кто испил из источника Урд, должен заплатить. И я не стану спрашивать, согласен ли ты платить, потому как вода его уже досталась тебе. А заплатишь ты посмертием Хельги Жрец. Сколько бы битв ты не прошел, сколь бы ни велики были твои победы, ты все равно отправишься в стылые туманы великанши, приняв смерть от единственного существа, которого будешь любить. Не оставляло сомнений, что сама Скульд предрекла в этот миг его судьбу. И Жрец похолодел.

С тех пор он не подпустит к себе женщин. Ни одна не займет места на его ложе и уж тем более в его сердце. А единственным существом, которое он будет любить, станет конь, подаренным царем далекого Золотого Города, который в Гардарики зовут Константинополь.

Инглин Олафдоттир бежала, утопая в глубоком снегу и путаясь в подоле длинного сарафана и собственном плаще.

Да, теперь она была молода и прекрасна, но в то же времени одинока и гонима собственным родом. Никто теперь не возьмет ее под защиту, едва весть о смерти Хальвдана расползется по землям Норэгр. Разве что податься к конунгу Хрерку... Да и там вряд ли дадут ей кров. Лучше исчезнуть пока все забудут о том, что она сделала. А там все наладится. Золота и серебра она взяла достаточно, чтобы прожить безбедно до конца дней.

Она поднималась в гору, спеша, словно гнались за ней полчища темных альвов. Но резко остановилась, едва не сорвавшись с высокого обрыва. Только мелкое каменное крошево осыпалось в ущелье.

Выдохнув свой испуг, Инглин развернулась. Нужно взять себя в руки, иначе сама Норэгр сожрет ее, и даже тело Инглин не найдут по весне. Успокоится. Все уже сделано и все позади. Впереди новая жизнь. И эту жизнь Инглин Олафсдаттир проживет по-другому. Лучше. Она не станет разменивать ее на любовь. В этот раз она все же станет женой конунга.

Инглин улыбнулась своим мыслям и прикрыла глаза. Так и будет.

Полная решимости, она уже сделала шаг в противоположную от обрыва сторону...

И в этот миг ее лицо, с хриплым криком ворона, обожгла боль. Когтистые лапы впились в помолодевший лик дочери ярла и полуночной всадницы.

Ей не ведомо было, что играя со смертью, рискует и сама оказаться в ее лапах. Она старалась отбиться. Отогнать ворона. Но только оступилась и, неловко взмахнув руками, полетела вниз. Эхом по ущелью прокатился крик и треск сломанных костей.

Смерть никогда не уходит одна. Будь ее бабкой Гесса по прозвищу Колдунья, она бы это знала.

Смерть всегда заберет то, что ей полагается.

ГЛАВА 34. Последняя.

Розовый рассвет занимался над величественными фьордами. Это зрелище было столь же прекрасно и величественно, сколь вечно. Заливали розовым светом утренние лучи синие воды, делая их особенно прекрасными. Берта сидела на огромном валуне, нагретом солнцем, подобрав ноги и уткнувшись подбородком в колени, вертя в руках мелкий камушек.

Шумел водопад, не позволяя никому расслышать, как тяжело вздыхает молодая вельва.

Казалось бы, после всего она заслужила счастья, вырвала его зубами, подобно волчице, у великанши Хель. Но...

- Прячешься? - словно из под земли, появился Ульв Рыжий Лис. - Все тебя обыскались, а ты снова прячешься. Скажи мне Берта, что еще мучит тебя?

Берта не решалась о том говорить никому. То, что чрево ее пусто - стало ее тайной и ее болью. Именно потому она раз за разом сбегала от Хальвдана, едва он заводил разговор о том, чтобы ввести ее в свой дом женой. Как бы жарко он не любил ее чуть не каждую ночь, Берта снова и снова возвращалась в дом Бьерна. И молча, глотала горечь, накрывшись с головой шкурами. Но Ульву она могла сказать всё. Или почти всё.

- Я отдала жизнь своих сыновей за жизнь Хальвдана, - глухо сказала Берта, наблюдая за лениво выбирающимся из-за края земли солнцем.

Ульв помолчал. Сел рядом с ней и притянул ее к себе, крепко сжав в объятьях.

- Ты жалеешь? - спросил ее, уложив подбородок на ее макушку.

- Нет, - тут же ответила Берта, и правда, ни капли не жалея о том, что сделала. - Но я не посмею лишить его радости качать на коленях сыновей. Не этого он заслуживает. Род славного воина должен продолжаться и множиться. А я... Что я могу? Он возненавидит меня, едва поймет...

- А чего, по-твоему, заслуживает Хальвдан? Слоняться по деревне, как неупокоенный дух, не зная, что с тобой не так. Ты жестока к нему, вельва. Он знает о твоей сделке с норнами?

- Нет. Зачем?

- Если незачем, тогда брось его. Войди в дом мужчины женой и хозяйкой и живи своей жизнью. И дай жить ему. Перебесится и снова найдет себе жену. Будет любить ее. Приходить к ней на ложе, и она станет каждый год рожать ему сына. -Девушка вздрогнула от этих слов, и едва смогла совладать с всколыхнувшейся в душе злостью. - А ты, Берта... Ты тоже найдешь своей счастье. Свыкнешься с человеком, которого никогда не полюбишь. И твоя жизнь не будет казаться тебе такой уж пустой и несносной...

- Кому я нужна? - зло прошипела Берта.

Улье хмыкнул, щурясь и подставляя веснушчатое лицо солнцу.

- Так и быть, Берта Фракийка, я возьму тебя в жены. Но уж прости. Делить ложе с тобой не буду. Люблю, когда женщина не гремит костями, едва на нее взберешься. Берта задрала голову, возмущенно сопя. И тут же улыбнулась, поймав его насмешливый взгляд.

- Знаешь, Рыжий Ульв, я бы пошла за тебя только для того, чтобы посмотреть, как ты отказываешься от своих слов просто перед жрецами.

- Что? Лис никогда не отказывается от своих слое, Берта Фракийка! Что бы ты знала.

- Ах, так...

Эпилог

Соленый морской ветер ластился к обгорелой под жалящими лучами солнца коже. Шипели и плевались брызгами волны за бортом. Гудел сине-красный парус. Берта собственными руками вышила ворона, на трепещущем замени. И теперь он раскинул крылья, ловя дыхание Эгира, что гнал гордый и быстрый дрэкки на юг. К берегам богатой на серебро и золото Фракии.

Скрипели позади две снэкки и три дрэкки, что в этом походе тоже шли под флагом Ворона. Они достались ярлу Хальвдану от Олафа Удачливого. Он так и не набрался смелости спросить о судьбе Гессы Колдуньи и умер в своей постели с мечом в руке, чтобы пробежать по его лезвию в Вальхаллу. И только Берта знала, что ладонь его разжалась не после того, как последний вздох слетел с его губ. А ярл Олаф Удачливый отправился в Хель. Искать свою вельву, что прождала его всю жизнь. И Берта надеялась, что ему это удастся. А честь быть ярлом, как и все добро Олафа Удачливого перешли Хальвдану. Как и его корабли. Быстрый юркие снэкки и сильные дрэкки. Но не им тягаться с гордым Режущим Волны.

Берта коснулась резной головы на носу.

Как же соскучилась она по старому другу. Семь зим. Семь долгих зим она не выходила в море. Семь долгих весен и лет, что провела она на берегу Норэгр, выглядывая парус ярла Хальвдана Любимца Богов.

Семь долгих зим, что он запретил ей ходить в походы. После того одного - к берегам Бригии. Семь зим рассказывали о воительнице, что сражалась не хуже мужчины, и молва о Берте Бесстрашной катилась по берегам Норэгр... Семь долгих зим...

И вот она снова оседлала морского дракона. Чтобы, наконец, снова почувствовать этот ветер и соль на лице.