Херувим - Дашкова Полина Викторовна - Страница 18

–?Да, я курю сигару, – он счастливо улыбнулся, выпустил густой клуб дыма, – нечего на меня так смотреть. Сигара не такая вредная вещь, как сигареты. Главное не затягиваться.

Петр Аркадьевич Мамонов был яростным противником курения, измучил всех нудными лекциями и запретами, обожал рассказывать, как в бытность свою студентом медицинского института оставался единственным мальчиком на курсе, который сохранил в этом смысле невинность и ни разу не сделал ни затяжки, даже на пьянках в общаге и после занятий в анатомичке.

–?Ну и как? – спросила Юля, усаживаясь в кресло напротив. – Вкусно?

–?Ничего, – Мамонов раскрошил свою сигару в пепельнице, – голова немного кружится и тошнит, а так ничего. Терпимо. Нервы успокаивает. Я, видите ли, очень нервничаю сегодня, Юлия Николаевна. По вашей милости, – он сделал долгую выразительную паузу. Юля тоже молчала, и, не дождавшись от нее ни слова, он продолжил: – Нет, я, понимаю, тот мужчина с волосами-антеннами, он, конечно, сумасшедший.

–?Есть немного, – улыбнулась Юля.

–?Вы вели себя абсолютно правильно. Но что касается Протопоповой, то с ней еще вполне можно было бы поработать, небольшую подтяжечку сделать, например.

–?Ой, Петр Аркадьевич, – Юля покачала головой, – вы ведь сами отлично знаете, что нельзя.

–?Нельзя терять сразу трех пациентов в день! – Мамонов неприятно повысил голос. – Объясните мне, почему вы отказали Васильковым?

–?Что, неужели все-таки нажаловались?

–?Не то слово! Вчера мамаша закатила истерику у меня в кабинете, кричала, что если ее ребенок что-нибудь с собой сделает, то виноваты будете вы, доктор Тихорецкая! Вы отняли у девочки последнюю надежду, вы жестокий, бессердечный человек и не имеете права работать врачом.

–?Мадам была одна, без девочки? – быстро спросила Юля и машинально сунула руку в карман халата за сигаретами, но тут же убрала пачку назад.

–?Ладно уж, курите, – разрешил Мамонов, – вам ведь тоже надо успокоиться.

–?Спасибо, Петр Аркадьевич, но я пока вполне спокойна.

–?Пока! – он поднял палец вверх. – Я только начал, Юлия Николаевна. Впереди еще много неприятных слов, так что не стесняйтесь, дымите в свое удовольствие. И будьте любезны, объясните мне, почему вы отказали Васильковым, да еще в столь категоричной форме?

Юля щелкнула зажигалкой, затянулась и медленно произнесла:

–?Потому что у девочки идеальное лицо. Есть лица, которые просто грех трогать.

–?Нет, Юлия Николаевна, нет таких лиц! Всегда можно что-то усовершенствовать. Разве вам не рассказывали преподаватели в ординатуре, что идеальные пропорции делают облик человека банальным, скучным и это вовсе не красота? В женщине должна быть какая-нибудь маленькая неправильность, пикантность, иначе она будет казаться куклой.

–?Простите, Петр Аркадьевич, – разозлилась Юля, – это демагогия. Света Василькова очень красивая девочка, и никаких пикантностей ей не надо. Просто ее матушка хочет срочно загрузить кого-нибудь своей проблемой. Она ищет виноватых, и уверяю вас, если бы я согласилась, то стала бы виноватой через неделю после операции.

–?Почему?

–?Потому что в случае со Светой Васильковой ни один хирург не сумеет сделать лучше, чем уже сделал Господь Бог. После операции будет хуже, чем сейчас, понимаете?

–?Не понимаю! – Мамонов помотал головой. – Отказываюсь понимать! Ну разве трудно было предложить ей чуть-чуть приподнять носик? Или подправить ушки? Вы бы избавили девочку от комплексов, вы подарили бы ей радость...

–?Я прошу вас, перестаньте, – поморщилась Юля, – мы оба устали, давайте прекратим этот разговор. Если мы станем хвататься за каждую дурочку, замороченную дамскими журналами и злобными завистливыми подружками, мы превратимся в мошенников и репутация наша не будет стоить ни гроша.

–?Да мы половиной наших пациенток обязаны дамским и молодежным журналам, а также тем критически настроенным особям, которых вы называете завистливыми подружками! – рявкнул Мамонов. – Пятьдесят процентов женщин в возрасте до тридцати пяти лет, обращающихся к нам за помощью, делают это не из-за реальных физических недостатков, а из-за комплексов, выращенных искусственно! Вы помните актрису Севастьянову? Красавица, умница, играла роковых героинь, жила и работала в свое удовольствие, пока какая-то гримерша на телевидении не сказала ей: «А вы знаете, у вас кривой нос, вот смотрите, тут хрящ смещен влево, это надо скрывать гримом». С тех пор Севастьянова в зеркале стала видеть только свой смещенный хрящ, ничего больше, и не могла успокоиться, пока не обратилась к нам. Вы, Юля, ассистировали мне на той операции, вы тогда как раз заканчивали ординатуру. Помните?

–?Да, – кивнула Юля, – но там действительно был слегка асимметричный хрящ.

–?Ерунда, – махнул рукой Мамонов, – прелестный выразительный носик. Красавица, одно словно. Она могла бы прожить с этим своим хрящом всю жизнь, но нашлась добрая душа, которая обратила ее внимание и чуть не свела с ума. Я ведь сначала не хотел оперировать, убеждал, утешал. А потом понял – бесполезно. Либо тяжелый невроз, либо операция. Но тогда, заметьте, не было такой дичайшей конкуренции в нашей профессии и операции стоили раз в пять дешевле, – он достал бумажный платок, вытер влажную лысину и закричал так, что зазвенело в ушах: – Марина! Я просил вас сварить кофе два часа назад! Вы что, заснули?

В дверном проеме тут же появилось испуганное лицо. Медсестра Марина, качнув белой шапочкой, быстро защебетала:

–?Петр Аркадьевич, вы не просили, вы вообще кофе не пьете, вы, честное слово, не просили, но если хотите, я сейчас!

–?Сейчас же! Сию минуту! Мне чай, доктору Тихорецкой кофе! – Мамонов неловко вылез из кресла, подошел к окну и уставился на толстую важную ворону, которая сидела на ветке тополя прямо напротив окна и держала в клюве кусок фольги.

–?Что с вами, Петр Аркадьевич? – тихо спросила Юля.

–?Простите меня, деточка, – проговорил он чуть слышно, – я действительно сорвался и наговорил много глупостей насчет Протопоповой и этих несчастных Васильковых. Вы поступили совершенно правильно. Дело совсем в другом. Ко мне сегодня утром приходил полковник ФСБ.

–?Это касается Анжелы?

–?Почему Анжелы? Нет... впрочем, не знаю, может быть, как-то связано с певицей. Хотя вряд ли. Преступников, которые ее избили, ищет милиция, а не ФСБ. Во всяком случае, о ней полковник ничего не спрашивал. – Мамонов вернулся в кресло и несколько секунд глядел на Юлю с такой жалостью, что ей стало не по себе. – Полковник интересовался вами, деточка. И мне это совсем не нравится.

–?Да ладно вам, Петр Аркадьевич, – бодро улыбнулась Юля, – ерунда. Мне бояться совершенно нечего. Я не шпионка, не террористка.

–?Ох, Юленька, если бы они интересовались только шпионами и террористами... Я старый человек, но, знаете, во мне до сих пор остался совершенно дурацкий, детский страх перед этой организацией. Во рту пересыхает и хочется отвести глаза.

–?Петр Аркадьевич, я понимаю, – кивнула Юля, – но, пожалуйста, не тяните. Ужасно интересно.

–?Вот она, разница поколений. Вам сколько? Тридцать шесть? А я на двадцать лет старше. У вас никакого страха. Вам интересно. А у меня коленки дрожат. Собственно, этот полковник ничего конкретного мне не сообщил. Он просто задал о вас несколько вопросов.

–?Например?

–?Ну, что вы за человек.

–?И что я за человек? – улыбнулась Юля.

–?Я сказал все самое хорошее, – с вызовом отчеканил Мамонов, – я сообщил ему, что знаю вас со студенческой скамьи, помню вас совсем девочкой и могу за вас поручиться. Вы лучший хирург не только в нашей клинике, вы один из лучших хирургов Москвы.

Юля слегка покраснела от удовольствия. За восемнадцать лет знакомства Мамонов впервые произносил такие слова.

–?Но вы знаете, – продолжал он, чуть понизив голос, – это вызвало очень странную реакцию у полковника. Он рассмеялся. Он сказал, что ручаться за вас не надо. Мне сложно понять, что он имел в виду. Но меня это задело и насторожило. Мне вообще крайне не понравился его визит. Никаких объяснений, только его вопросы и мои ответы.