Зита. Десять шагов до войны (СИ) - Журавлев Владимир Борисович - Страница 24

– Умничка! – прошептал капитан и смахнул сентиментальную слезу. – Да хранят тебя судьба и я! Только ты сверни, не той дорогой идешь, чувствую!

Шаг четвертый

Зима пятьдесят восьмого накатила круглосуточным уличным освещением, резким и неровным, ледяными сквозняками от товарной станции и замерзшей пылью на тротуарах проспекта. Заскакала, как у смертельно больного, температура в квартире: то давила душным жаром, то студила до синих губ и одеял на плечах. Отец в редкие приходы всячески поносил супругу-начальницу и дебильную архитектуру отопительных систем, мама в редкие появления дома хаяла дебилов-слесарей и наглых снабженцев. Потом зима наконец перестала считаться неожиданным явлением, с авариями справились, температура установилась в пределах плюс двадцати четырех в квартирах и минус десяти вне их, и покатились на удивление мирные дни. Во дворе Зиту не замечали в упор, в школе наоборот, с Леной они обсуждали все на свете, и это было здорово. Светка Летяга пообижалась, что отошла в дружбе на вторые роли, но Зита пошепталась с ней по душам и смогла донести, что первое – просто личная дружба, а второе – боевое братство, и оно нерушимо на всю жизнь.

А Зита в эту зиму ощущала себя словно кошка, которая нанюхалась валерьянки. И спину выгибала, и мурлыкала, и глаза таращила ошалело, разве что по полу не каталась. Перед парнями, блин!

Ночами она всерьез обдумывала свое поведение и в целом вроде разобралась. Ничего страшного, южное раннее взросление. Которое наложилось на взрослую личность и оттого ненормально усилилось. Даже прадед в свою бытность живым пару раз встречал обычных девочек, которым в десять лет меньше пятнадцати не дать. Спокойную, как танк, осетинку и милую смешливую украиночку он запомнил на всю жизнь и в посмертие умудрился передать. Ну, вот и она такая же, что поделать. Так что разобралась, да – но легче от этого не стало! Да и – как разобралась? Что, чуть ли не выть на луну от плотских желаний – это нормально?! А почему другие не воют? Ладно, в ее классе девочки пока что малявки, но ведь и более старшие вполне контролируют не только себя, но и парней – кокетничают, конечно, дурят ребятам головы, но спокойненько этак, с расчетом. А она одна как взбесилась.

«Из-за прадеда! – злобно решила она. – Это его прет после смерти от радостей жизни! Вот и веду себя, как пьяная шлюха – и это в десять лет! А дальше что будет?! Никакой помощи от взрослой памяти, одни проблемы!»

Решила, и вроде угадала с причиной, но с собой поделать ничего не могла.

Вот какого… блин, какого черта провоцирует Андрея? Выбегает ему навстречу в одной рубашке, на шею прыгает? А уж целует так, что как вспомнит в школе, так лицо от стыда горит! И блузку на три пуговицы расстегивает, и шутливую борьбу с братом постоянно затевает. Шутливую, ага. Пару раз в шуточку практически без одежды осталась. А Андрюшка не железный. Один раз довела парня до того, что в отместку нацеловал ей губы так, что опухли. И много чего еще случалось, о чем даже подружке Леночке лучше не признаваться.

Хорошо, что все происходило без свидетелей – родители, вечно занятые по работе, дома появлялись поздно вечером. Но кое-что и при них проскакивало. Отец только усмехался понимающе. Зато мама таращилась ошеломленно и подозревала… да во всем подозревала! И в целом была недалека от истины. Зита с замиранием сердца не раз признавалась себе, что Андрюшка для нее – самый близкий в мире человек. Он за нее любого убьет. И любит, по-настоящему любит, это она чувствовала всем сердцем. И если он сделает шаг навстречу… Тут следовало вести себя крайне осторожно. А она вместо этого, дура свихнувшаяся, наоборот, провоцировала его каждый день! Как Андрей удерживал себя в крайних рамках приличий, она не представляла. Воистину стальная воля, других объяснений не находилось.

Кончилась эта щекотливая история в каком-то смысле банально и благополучно – Зита влюбилась. Возвращалась с совета смотрящих, услышала звуки музыки, заглянула в оркестровую комнату. Мужчина за синтезатором обернулся, она встретилась с ним глазами – и попалась глупая девочка, попалась и пропала навсегда. Что-то увидела она такое в глубине внимательных и каких-то ждущих глаз, что без сомнений шагнула внутрь. Что-то и он увидел в ее темных экзотических глазах, потому что молча встал и уступил ей место за инструментом. Хотя понятно что: мужчины, когда воспевают глаза, смотрят вообще-то на грудь. А грудь у нее – ого-го! Многие взгляды уже цепляет.

Она почти сразу поняла, что Виктор Сергеевич – из тех немногих, которым нравятся очень молоденькие девушки, почти девочки. По законам на 58-й год такие мужчины – извращенцы и преступники. По мнению Зиты – наивные мечтатели и дурачки. Понятно, что их отталкивало во взрослых женщинах – расчетливость, манипуляции, лживость. Понятно, что привлекало в молоденьких – восторженность, непосредственность, искренность чувств. Но – они же дурочки сопливые! Всё им любопытно, всё попробовать надо обязательно, любви там и следов не найти! Или другой вариант, более частый и печальный – одиночество и покинутость. Ищет девочка тепла, внимания, а мужчина на грудь смотрит и пониже, как и положено по природе. Она себе выдумывает кого-то, и он выдумывает ту, которой нет. Пока носом в двери суда не ткнут.

Так что с Зитой мужчине невероятно, сказочно повезло. Девочка-подросток, но рослая не по годам и с уже оформившейся фигуркой. Чувств – целые водопады, аж захлебывается! И вместе с тем – умненькая и неболтливая. Можно сказать, идеал педофила.

А ее Виталий Сергеевич поразил в самое сердце. В обычной подкупольной школе встретить настоящего поэта, композитора, гениального аранжировщика – это больше, чем чудо! Так он еще и разговаривал с ней даже не на равных, а слегка снизу! Смотрел на нее, не в силах отвести глаз, с веселым изумлением, когда нечаянно проявлялась ее взрослая сущность. Но чаще – с нежностью и грустью.

Он оказался страшно одинок, ее необыкновенный мужчина. Стихийный бунтарь, совсем как прадед Зиты. Ни жены, ни друзей, ни женщины. Только он сам, его мысли – и его музыка. И вдруг рядом оказалась девочка, готовая его слушать бесконечно. Мало того – способная его понять! Для него наверняка это было чудом. А для Зиты чудом оказались разговоры с ним, потому что рассказывал он о своей жизни, и заодно о том, что произошло со страной за последние два десятка лет, что ее интересовало больше всего на свете.

– Трагедия нашей с тобой страны – она в историческом смысле была неизбежна, – с усмешкой говорил Виктор Сергеевич. – Социалистические принципы организации жизни в России были всегда, вот в чем дело, при том, что сверху всегда навязывали капитализм. Сначала – общинное устройство деревни. А потом реальный опыт социализма. Справедливо-несправедливо – в нашей стране кое-чего значат до сих пор. И могут отозваться взрывом, если правильно использовать исторический момент. Какой момент? А вот когда потеряли сначала Северный Кавказ, потом большую часть Ставрополья. Потом часть Дальнего Востока. И западные спорные территории. Там, на окраинах, достаточно людей, не желающих себя считать россиянами. Это была катастрофа, Зита, не приведи судьба кому-то жить в такие времена. Всего лишь пришла к власти нерешительная группировка, и как посыпалось! Потом чуть не вспыхнула Волжская дуга… и русские дошли до предела. Отчаяние, Зита, нами всеми двигало отчаяние. Ты хочешь жить в исламском мире? Вот и мы не захотели. Ивана Ферра спецслужбы проморгали, так говорят, и он вышел к народу через интернет. Но я думаю – он их креатура. Не застрелили, не отравили, гладко прошел к власти. По крови шел, да, но мог бы и не дойти. Они и сейчас его защищают. Но не в нем дело. Не он – пришел бы другой. Революцию весь народ делал. Через погромы. Через резню. Через гражданскую войну. В итоге в стране остались одни русские. Русские татары. Русские удмурты, русские казахи. Принявшие наши ценности. Остальных… того. И сейчас мы очень тяжело, гигантским напряжением сил восстанавливаем то, что утратили с такой легкостью. Промышленность, государственность, порядок. Уважение в мире. Сейчас у нас, Зита, социализм. Да, из подкупольника он смотрится жутковато. Но то непотребство, что было раньше – оно хуже, гораздо хуже!