Чувство реальности. Том 2 - Дашкова Полина Викторовна - Страница 36

С тех пор прошло много лет, вспыхнуло и погасло не меньше дюжины шпионских скандалов. Русские разоблачали американских шпионов, американцы русских. Каждого очередного “крота” Макмерфи принимал за Колокола, и Кумарин находил способы сначала косвенно подтвердить это, а потом опровергнуть.

Колокол был даже не фантомом, а пространством для маневра. В разное время под этой кличкой играли и проигрывали разные люди, и потому казалось, что он вездесущ, неуловим и почти бессмертен.

Однажды Билл заподозрил подвох и поделился своими мыслями с Григорьевым. Андрей Евгеньевич доложил об этом Кумарину и спросил: может, оно к лучшему? Может, и правда, убедить его, что это именно так? Он хотя бы успокоится.

– А зачем ему успокаиваться? – спросил в ответ Кумарин. – Пусть бесится. Колоколу это не повредит.

Андрей Евгеньевич почти не сомневался, что убитый Томас Бриттен никем никогда завербован не был. Он изменял только жене. Специфика его работы не давала ему доступа к серьезной секретной информации, которая могла бы заинтересовать противника. К тому же по рождению и по убеждениям он был настоящим техасским янки. Америку считал самой лучшей и самой главной страной в мире, боготворил своего старшего брата, погибшего во Вьетнаме, продолжал искренне верить, что Россия навсегда останется империей зла, что крушение режима – всего лишь смена вывески. Для него не было разницы между коммунистической заразой, которую сеял по миру Советский Союз, и заразой криминальной, которую стало распространять уродливое новообразование, именуемое СНГ. Работа в пресс-центре Рязанцева еще больше убеждала его в этом.

"Бриттену я верю почти как самому себе”, – сказал однажды Макмерфи. И хотя Андрей Евгеньевич этих его слов Кумарину не передавал, они могли дойти главы УГП через кого-то другого. Возможно, Кумарин решил в очередной раз позлить беднягу Билли.

Да, Билли Макмерфи, конечно, постарел, устал, но не настолько, чтобы безропотно принять грубую наглую ложь про Бриттена. Для очередной злой шутки это слишком рискованно. Билли в любом случае спросит: откуда вы знаете?

Григорьеву довольно часто приходилось отвечать на этот вопрос, передавая очередную дозу вранья от Кумарина. Иногда Макмерфи съедал, иногда выплевывал, но источник информации требовал назвать в любом случае.

Обычно Григорьев ссылался на свою тайную платную агентуру с Брайтона и на свое пресловутое умение анализировать, делать выводы и выстраивать прогнозы, используя открытые, общедоступные источники. Конечно, чтобы сохранить профессиональную ценность, не выглядеть идиотом, не вызвать подозрений, следовало тщательно соблюдать дозировку правды и лжи.

Версия “Бриттен – Колокол” являлась такой ложью, которую невозможно подсластить ни каплей правды. И все-таки Кумарин решил предложить ее Макмерфи. Зачем?

– Затем, что ему надо срочно прикрыть очередного “крота”! – прошептал Григорьев и почувствовал, как футболка под свитером стала влажной.

Последние три года Бриттен жил и работал в Москве, домой приезжал только в отпуск. Если именно Бриттен используется для прикрытия “крота”, значит сам он тоже сейчас в Москве. И не просто в Москве, а в посольстве США, поскольку именно оттуда можно воровать информацию, которая интересует Кумарина. Тогда появляется еще одна версия, возможно, самая правдоподобная. Бриттена убили потому, что он стал кого-то подозревать в работе на русских.

Но чтобы подозревать, надо знать человека, общаться с ним. Конечно, Бриттен встречался со многими сотрудниками посольства, однако лучше всех он знал Стивена Ловуда. Они вместе учились в колледже, они почти дружили.

Ловуд сейчас помощник атташе по культуре. Он знаком с Рязанцевым. Он встретил Машу в аэропорту. Именно от него Кумарин мог так быстро узнать, что она в Москве. Именно от него, от кого же еще?

Андрей Евгеньевич остановился, чтобы перевести дыхание. Сердце отбивало гулкие быстрые удары, каждый отдавался тупой болью в левом плече. Григорьев испугался, что сейчас случится приступ. Не было с собой никаких лекарств. Он заставил себя медленно досчитать до десяти, зажмурился, приложил пальцы правой руки к запястью левой, отыскал свой неровный быстрый пульс и попытался дышать в его ритме. Иногда, в самых крайних ситуациях, это помогало.

– Сэр, с вами все в порядке? – услышал он рядом мужской голос.

– Да, да, все хорошо, – пробормотал он и открыл глаза.

Он стоял прямо перед входом в зоомагазин на Фокс-стрит. Рядом возвышалась двухметровая фигура черного полицейского. Полицейский смотрел на него сверху вниз, внимательно и сочувственно.

– – Сэр, вы уверены, что вам не нужна помощь?

– Спасибо, офицер. Все в порядке, – Григорьев заставил себя улыбнуться, достал платок, вытер вспотевшее лицо, – просто в моем возрасте нельзя бегать с такой скоростью и на такие дистанции.

– Зачем же вы это делаете?

– По глупости.

– Посмотрите, это случайно не ваш? – гигантская черная рука протянул ему белого котенка.

– О Господи, мой, конечно мой, как же он выбрался?

– Вероятно, выскользнул из сумки. Я чуть не наступил на него, хорошо, вовремя заметил. Совсем маленький и такой белый. Как его зовут?

– Христофор.

Запихнув перепуганного котенка в сумку, Григорьев медленно, как сквозь вату, двинулся вперед по Фокс-стрит, мимо зоомагазина.

– Сэр! – окликнул его полицейский. – Вы ничего не забыли?

Григорьев застыл, чувствуя, что шея костенеет и обернуться невозможно. Вот сейчас этот черный гигантский офицер скажет: “Вы, вероятно, собирались зайти в зоомагазин, чтобы купить что-то для своего котенка”. И тогда останется только тихо умереть.

Рязанцев холодно извинился за опоздание, пожал Арсеньеву руку, плюхнулся в кресло и прикурил от зажигалки-пистолета. На жаркое радостное приветствие Лисовой ответил сквозь зубы:

– Привет, Светка. Свари нам, пожалуйста, крепкого кофе.

Спутницу свою, худенькую, стриженную под мальчика блондинку, представил коротко и ясно:;

– Мой новый пресс-секретарь. Маша. Она была совсем молоденькая, очень красивая, правда, такая бледная и усталая, что Арсеньеву показалось, она сейчас заснет в кресле.

Светлана Анатольевна подскочила к Рязанцеву, мимоходом поправила воротник его пиджака, склонилась к самому его уху, залопотала удивленно и испуганно:

– Как это? Где ты ее взял, Женя, нельзя доверять такую серьезную работу первой встречной...

Она говорила шепотом, но таким громким, что Арсеньев все слышал. И сонная девушка Маша, безусловно, слышала.

Рязанцев в ответ только отмахнулся и, поморщившись, произнес:

– Света, я просил кофе!

Лисова послушно закивала, попятилась к двери, ведущей внутрь дома, но в проеме вдруг застыла и уставилась на незваную гостью испепеляющим взглядом.

– Прежде всего, я хочу спросить вас, майор, – обратился Рязанцев к Арсеньеву, – вы там уже разобрались с царапинами на лице у Вики? Известно, что произошло? Почему у нее распух нос? Почему такие воспаленные кровавые губы? Кто и зачем содрал ей кожу вокруг рта и на руках?

– Сейчас проводится повторная экспертиза, – неопределенно промямлил Арсеньев, – пока можно достоверно утверждать, что Кравцова и Бриттен получили пулевые ранения, которые вызвали повреждения, несовместимые с жизнью.

– Перестаньте, – поморщился Рязанцев и махнул рукой, – это я и без вас знаю. Но я также знаю, что Вика сильно изменилась. Могли ее пытать, насиловать перед смертью? Могли надругаться над трупом? Или Бриттен был тайным садистом? Что там произошло?

– Евгений Николаевич, я не могу вам точно ответить, – признался Арсеньев, – во-первых, не имею права, во-вторых, просто пока неизвестно. т – Замечательно, – кивнул Рязанцев и презрительно фыркнул, – отлично вы работаете, господа, поздравляю вас. Ладно, я буду говорить об этом со следователем. Ее, кажется, зовут Зинаида Петровна?

– Зинаида Ивановна, – поправил Арсеньев и покраснел.

– Ясно. А ваше имя-отчество?