Я тебе не секретарша (СИ) - Мелевич Яна - Страница 18

Вот приоденешься ты такая красивая, бронелифчик натянешь от Виктория Сикрет, да в бой пойдешь. Только мандраж он при тебе, не делся никуда. Синичкина одергивает, мол, чего психуешь. Да вы вообще себе можете представить мое состояние? Выступить перед целым залом со своим экспромтом во время выступления ректора? Не зря папенька меня отговаривал настойчиво, сейчас бы не тряслась, как Каштанка по зиме.

— Успокойся, — заунывно повторяла Маша, пока мы за сценой любовались Михал Петровичем, рассказывающего о перспективах обучения в нашем славном университете. Пуговички на пузе в истерике бьются, грозясь от рубашки дорогущей оторваться, лицо красное, руками размахивает. А в зале тишина: кто-то дремлет, кто-то уже внаглую похрапывает. Любовь всей моей жизни какой-то лохудре со своего факультета убогих в уши шепчет, заставляя смеяться. От злости даже кулаки сжала. Сколько не пыталась мелькать перед его глазами в коротких юбках, хоть бы раз остановился. Нет же, упрямо не замечает. Впрочем, оно не удивительно, слава про меня ходит, будто кавалеров на завтрак ем и в полдник перекусываю.

Пфф, да кому вы нужны, пакость всякую в рот не тащу.

— Прическа нормально? Платье не помялось? — судорожно ищу, во что бы посмотреться, пока Машка свое зеркальце под нос не сует, губы поджимая. Поправила платье аля греческая богиня, прическу из кудрей, накрученных в салоне. Помада на месте, макияж неброский не считая акцента на губы, одни достоинства подчеркивает. Никаких изъянов, разве что рост у меня не модельный. Но вообще кому нужны эти саранчихи с кривыми лапками? То ли дело маленькие изящные женщины!

— Ты точно уверена? — спросила Маша в пятый раз, косясь из-за портьер в сторону ректора, — может ну его, этого Ливанского? Че ты себе парня не найдешь что ли лучше?

Глаза закатила, фыркая в ответ. Прямо как папенька мой давеча.

«Дитя мое, солнышко, да зачем тебе этот… Господи прости, филолог! Папа тебе лучше найдет, мы тебе устроим бал, хочешь путешествие по загранице? Папа устроит, найдешь себе хоть принца Уэльского внебрачного, хоть барона какого. Ну, вот откуда он там? Краснопопинска?»

Тогда я тоже устала взглядом изнанку черепной коробки разглядывать на эти слова, пока мама отчаянно руки заламывала, подвывая о том, что ее дочка с ума сошла.

«Из Краснокаменска, пап. Прекрасное место: природа, горы, Байкал рядом. Весь цвет озерного края, а ты глупости такие говоришь!»

«Да там же никого нет!»

«Как нет? Почти 53 тысячи жителей по данным переписи. Зеленая зона. Уверена, родители Кирилла прекрасные, добрые люди, лучшие из представителей рабочего класса»

Ох, сколько он тогда изображал обморок, за сердце хватался, стонал, что умирает. Не верила, знаю его. Здоровее нас всех вместе взятых будет, маменька ему в жизни зачахнуть не позволит раньше себя. При первых признаках к врачам тащит.

Одернула платье белое, с чудесным золоченым поясом под грудью. Грудь вперед в вырезе, походка ровная, без дрожи. Сжимаю в руке произведение свое. Кто бы знал, каких мучений оно мне стоило. Десять ночей нормально не спала, сочиняя любовное послание. Должен оценить старания мои, он же литературный гений.

— Одна из наших самых лучших молодых студенток на курсе, сейчас произнесет свою вдохновляющую речь, — громко объявил меня Михаил Петрович, косясь маленькими глазками в нашу сторону, пока рядом суетились, припаханные к работе за сценой студенты, реквизит таская. — Мы очень горды, что дочь таких уважаемых родителей, как Стерлядь Марьян Бенедиктович и Милана Браниславовна, — на этом моменте какой-то недоумок громко заржал. Честное слово, обидеться захотелось. Между прочим, Стерлядь — представители польской шляхты. Привилегированное сословие, да у нас древо семейное аж века до тринадцатого есть!

— Стерлядь Марина Марьяновна!

Как и ожидалось, из зала послышался громкий мужской гогот.

— Вот урод, — засопела, прищурив глаза, высматривая того, кто посмел над именем моим посмеяться. Ага, Сережка Пуговецкий. Ничего-ничего, Сережа. Райская жизнь у тебя на экономическом настанет, кажется, ты задолжал пару лабораторных работ нашему преподавателю по аудиту.

— Иди уже, воительница, — вздохнула Машка, пихая между лопаток, шепнув напоследок:

— Удачи, подруга.

Хорошая она у меня все-таки. Наверное, стоит присмотреться к ней получше. Вон сколько поддерживала меня, правда сочинительства мои графоманством обозвала. Но что бы понимала со своей сетевой литературой про властных беременных драконов.

Знала бы тогда, что это самая большая минута моего позора, вряд ли подвиг повторила. Умнее стоило быть еще тогда. Но разве сила любви когда-то кого-то останавливала от глупых подвигов? Неа, потому подошла к микрофону за стойкой, прокашлялась, взглядом королевским оглядывая погрузившийся в тишину зрительский зал и бумажку с шедевром своим развернув, выдохнула.

Пеплом голову посыпать мне, за все хорошее.

— Кирилл — любовь всей жизни, трагедия с комедией литературного пера! Порыв души моей так страстен, как будто я под тонной ЛСД! Тебя, увидев, позабыла все на свете. Точно Джульетта своего Ромео жду…

Слышу хлопок пропечатавшейся ладони по лицу Машки, как медленно сползает подруга, прямо по одной из тумбочек, беззвучно хохоча. Сама стою, продолжая. Вижу широко распахнутые глаза карие, рот открытый от удивления. Ага, проникся. Вот, молодец. Слушай дальше, разве зря я сочиняла?

— Великий драматург нас сблизил под сводами гранита, что ежедневно дураки грызут. Во всем занудном, ты один Ромео! Источник силушки любви моей с напором трактора сравним. Как вместе под луною цифры сходятся в таблицы, так мы с тобой Шекспиром лишь едины.

Широкие плечи начинают подозрительно трястись, сам же парень упорно скрывая лицо, отчаянно содрогается. Неужели так проникся моими чувствами? Так это я не дочитала еще. Вот у ректора глаза из орбит повыскакивали, челюсть свою за сто тысяч сейчас потеряет между креслами первого ряда.

Слышаться отовсюду смешки, перешептывания, а где-то откровенно ржут. На задних рядах по сиденьям целый отряд первокурсников дизайнеров сполз, истерически повизгивая. Мне все равно, стою, зачитываю. Погибать — хоть с музыкой.

— Короче, мой Ромео. Твоя Джульетта действий поактивней ждет. Не будь как банк, при выдаче кредита. И ипотеку поживее оформляй. Хорош ломаться, как бухгалтер на зарплате. Ты сбережения свои отдай в мое хранение, активы из офшоров притащи. Из тени бизнес свой ко мне перенеси, ведь я твоя навечно. Словно миллионы друг дружке мы должны!

Знаете, еще никогда не слышала, чтоб парень от смеха плакал. А он плакал, рыдал прям. Навзрыд, долго, слезы утирал, пальцем тыкая, постанывая между истерикой:

— Ща помру… миллионы, офшоры, сбережения, кредиты, ухахахах, — ржал этот лоб здоровый громче остальных. Вы вообще представляете себе масштаб моего стыда? Однако стояла, молчала, гордо подбородок подняв. Наверное, поэтому ребята решили, что это шутка. Долго потом подбегали, хваля за смелость с крутостью. Я обрела популярность среди однокурсников, на меня заточили зуб преподаватели и ректор лично.

Однако Кирилл по-прежнему оставался недосягаем.

Тогда он просто громко крикнул:

— Шекспир при упоминании этого на облаке завертелся!

И недоумки из их литкружка поддержали его. Возможно, подумал, будто я вздумала посмеяться над всем их факультетом, который никогда не пользовался популярностью среди учащихся. В университете с упором на технический и научный прогресс, гуманитариев не очень-то жаловали. А уж Ливанского со своими конкурсами в прозе многие просто не выносили. Ух, сколько сердец он разбил своими стихами.

Никаких плюшек мне за семиминутный позор не привалило. Кирилл меня не запомнил, зато очень активно цитировал поэму наизусть, каждый раз насмехаясь над сочинителем.

— Гениально же. С подобным талантом только все маститые гении могут лишь презренно головы склонить, — хмыкал, пока рядом стоящие курочки ему в такт клювами кивали, успевая соглашаться.