Бераника. Медвежье счастье (СИ) - Дэвлин Джейд - Страница 25

А мне чем дальше, тем страшнее становилось. Неизвестный купец, охотник за моими эспадрильями, уехал из села, как не было. И от Вежеслава ни весточки…

И под сердцем росла и росла ледяная игла — неладно что-то. Что-то случится. Не выйдет сказки, не приедет мой витязь…

Но платья Мачеихиным невестам я сшила, не привыкла еще по той жизни шанс упускать. И плату свою рогатую-молочную получила, устроив ей загон в дальнем углу двора, к восторгу и ужасу детей. Только радости от этого не почувствовала.

Последние из десяти оговоренных дней прошли как во сне. А в настоящих снах были кошмары, которые я утром не могла вспомнить, но просыпалась вся зареванная и разбитая.

Вежеслав не приехал.

Вместо него на одиннадцатый день из лесу карьером выметнулся поручик Шилов на взмыленном жеребце, понесся через поляну к дому. А ледяная игла, что поселилась под сердцем, рывком вошла в него и затопила мир болью предчувствия.

Глава 26

— Леди Аддерли, — поручик соскочил с седла и пошел ко мне, а я чувствовала, как линяет окружающий лес, выцветают свет и звуки, и на меня стремительно надвинулись серые камни осеннего Петербурга, в лицо пахнуло стылым запахом воды и гранита с набережной Фонтанки. Я даже ощутила в пальцах то самое письмо, в котором было написано, что моего Сашу…

— Бераника… простите. Я вынужден вам сообщить… что князь Агренев убит. Застрелен в спину по пути из города на гарнизонную заставу.

Серые камни с грохотом обрушились мне на голову, и показалось, что я теряю сознание. Но нет. Нет. Просто мир качнулся и вернулся на место — все тот же убогий плетень, хвойный лес неровной кромкой, сорочье стрекотание за оврагом.

А его нет. Опять. Опять я осталась, а он ушел.

— Я могу его увидеть? — губы онемевшие и голос чужой, как со стороны доносится. Но нет. Это я. Я все еще жива.

— Простите, Беран, — Шилов смотрел на меня с болью, и его хитроватое, насмешливо-заостренное, как у хорька, лицо сейчас было предельно серьезным и… настоящим. — Простите, но нет. Дело в том, что Вежеслава не сразу хватились. Только когда он не вернулся в срок. Когда поехали искать, нашли только раненого коня с разрезанными седельными сумками и по следам определили, что стреляли в спину, а потом бросили истекать кровью. Понимаете, дорога через лес, место глухое. Напали на него, скорее всего, вечером, а нашли только под утро. Ночь, следов звериных там полно, и… почти ничего не осталось, только… вам не надо этого видеть, поверьте.

Я мучительно сглотнула пересохшим горлом. А Шилов, словно добивая, продолжил:

— Похоже, кто-то навел грабителей. Увидели, что Вежеслав взял в банке крупную сумму наличными и повез один. Места у нас сами знаете какие. Лихих людей долго искать не надо. Грабители, каторжники.

Грабители?! Грабители?!!!

Я вскинула глаза на поручика, и он невольно отступил на шаг, но я уже справилась с собой. Грабители… те же самые, что когда-то убили брата Вежеслава, сожгли мать Бераники и теперь добрались до самого князя.

Как же так, Веж? Почему… ты же обещал быть осторожным… ты обещал вернуться!

Как и Сашенька когда-то…

— Леди Аддерли… вот, — Шилов вдруг полез во внутренний карман и достал платок, в который что-то было завернуто. На мою дрожащую ладонь выкатилось два тонких колечка из белого золота, простых и гладких, но на внутренней поверхности каждого что-то было выгравировано.

Когда в глазах слезы, а плакать нельзя, изредка случается, что зрение обретает небывалую остроту. Вот и сейчас одного взгляда на мелкую неглубокую вязь оказалось достаточно, чтобы понять… глупый мальчишеский жест, но такой… от сердца и в самое сердце, как удар ножом.

«Бераника». «Вежеслав».

Обручальные. Обручальные кольца.

— Родовой перстень, как и золотой круг с именем князей Агреневых, мы должны отдать его родителям, — виноватым голосом сказал поручик. — А это, я думаю, Веж хотел бы оставить вам.

Мне стало не хватать воздуха, а может, я просто не могла его вдохнуть. Всего несколько секунд, а потом я резко выпрямилась и… заставила себя дышать. Просто. Заставила.

Шилов смотрел на меня внимательным, испытующим взглядом. Кажется, его слегка шокировало то, что я не плачу. Но когда я посмотрела ему в глаза, он что-то такое во мне увидел, что сразу словно устыдился своих мыслей и забормотал торопливо:

— Леди Бераника, Вежеслав выбил вам разрешение на переезд в город и хотел, чтобы вы уехали, я могу вам помочь!

— Нет! — резко оборвала я его. — Мы отсюда никуда не поедем.

— Леди Аддерли, это неразумно, я настаиваю!

— Я вам очень благодарна, поручик, — моим голосом можно было бы моря замораживать. — Но мы никуда не поедем. Здесь моя земля, здесь дом, из которого нас никто не имеет права выгнать, здесь пусть трудно и впроголодь, но я умею поднять детей. Никому не нужна бездомная вдова с грошом в кармане, ни в каком уездном городе. Вы не сможете содержать нас, да и с какой стати. Я вам благодарна за заботу, поручик, буду еще более благодарна, если вы оставите за мной право изредка обращаться к вам с небольшими просьбами. Но решения я своего не изменю.

— Хотя бы позвольте привезти вам те вещи, которые Вежеслав заказал для вас, — попросил Шилов, сдаваясь.

— Какие еще вещи? — я нахмурилась.

— Книги, учебники. Веж сказал, что это для детей, он перетряс все каталоги на почте и писал каким-то своим знакомым в столицу.

Как больно стало… невыносимо. А показывать нельзя. Нельзя, нельзя!

— Да, конечно… спасибо вам, господин Шилов.

— Деметрис, если позволите, леди. Вежеслав был моим другом, леди, надеюсь, — он вздохнул, — вы не сочтете мое желание хоть как-то помочь его любимой женщине за назойливость или невежество.

— Спасибо, господин Деметрис, — я произносила слова, как деревянная кукла на ярмарке, за которую вещает невидимый актер из-за ширмы. Неживым голосом. И больше всего мечтала, чтобы он наконец ушел и оставил меня одну, хотя бы на несколько минут одну!

Потому что боль жжет изнутри, а выпустить ее я не могу, пока он здесь.

Кажется, он понял и быстро поклонился.

— Простите, леди Бераника, но я вынужден вас оставить. Караульные будут приходить по-прежнему, и вы можете передать через них любую просьбу. И еще… похоронят Вежеслава его родители, в семейном склепе, но на седьмой день будет поминовение у Святого Круга. В нашей гарнизонной церкви. Если вы захотите прийти, я выпишу вам пропуск.

— Спасибо, Деметрис.

Я стояла и смотрела, как его силуэт растворялся в черноте вечереющего бора. Когда вдали стих стук копыт, я машинально огляделась — где дети? Ушли к роднику, все четверо.

Когда я шла от калитки к лесу, в другую сторону от овражка с родником, меня шатало. Но пока еще оставались силы, надо было уйти подальше, чтобы не напугать детей.

Вот первые березки расступились, развели тонкие ручки-веточки, словно в испуге отдергивая их от моего горя. Вот уже толстые корни лесенкой под ногами, туда, по склону наверх, потом вниз…

Когда колени, наконец, подломились и я упала лицом в слежавшуюся прошлогоднюю хвою в самом темном месте старого ельника, мой дикий вой весь ушел в нее, как в никуда.

Почему? Почему?! Почему так больно?!!!!

Опять одна… опять…

И ничего не могу изменить, даже отомстить не могу! Грабители, как же! Которые не взяли с тела убитого князя золотые кольца.

И мне никто не поверит. Точнее, не станет слушать вдову бунтовщика, якобы невесту убитого. Вежеслав был родовитым дворянином, офицером, и то его доводы никого не убедили. Все его попытки расследовать смерть брата встречали только досадливое недовольство — все же ясно, зачем ворошить?

Господи или ты, сила неизвестная, если ты есть! Все что хочешь возьми, вот я, вся здесь!

Мои пальцы впились в хвойный ковер и мягкую сыпучую землю под ним, а звериный вой перешел в рык ярости и мольбы.

Я не смогла уберечь своего мужчину, снова не смогла. Не удержала. Но я не отдам детей!