В тени над затмением (СИ) - Зайцев Артем - Страница 41

Смоделированный сет бесконечного травяного поля пронёсся в её сознании. Что это было? Сет? Аманда подумала обратиться за помощью к поисковику инфополюса, но не смогла сформулировать свой запрос. Первое, что ей приходило в голову при воспоминании картины — Лето. «Главный компьютер Андана». Она открыла окно чата персонала Андана, вытягивая виртуальную клавиатуру перед собой. Пальцы бегло перемещались, выбивая несуществующие клавиши, превращая движения в буквы, превращающиеся в текст на экране. Кто-то, возможно, из научной группы уже сталкивался с этим и имеет своё мнение.

«Ребят, вам не кажется, что Андан следит за нами?» — Было её кратким сообщением.

Рыбная сеточка Риндлера

Камил размял свои пальцы. Последние два часа он держал в руках джойстик, которым управлялся Паук. Линии главного иллюминатора выходила прямо на Сатурн. Янус покидал его ночную сторону, выходя навстречу солнечным лучам. Чёткая линия терминатора разделяла газовый гигант на две части. Солнцезащитный фильтр активировался, затемняя ту часть окна, где находилась звезда. Объект, за которым они с Павилом наблюдали уже больше восьми дней, пролетал там, в восьмидесяти тысячах километрах, направляясь в противоположную сторону. Он был не видим для визуального наблюдения, и только метка Паука, взявшая в таргет «коробку с крыльями» двигалась по поверхности Сатурна, показывая местонахождение объекта. Если отключить гамма-детекторы, нейтрино-детекторы, детекторы трекенгов, сетку метрики и топологии, то никогда в жизни и не увидишь тех процессов, которые зарождались и умирали там, над водородными облаками. Словно зарождение квантовой вселенной. И квантовый мир оставался скрыт от человеческих глаз. Но разум…

Разум это то, что может наблюдать. Только он и может. Только он.

Янус. Спутник Сатурна, состоящий преимущественно из льда, поверхность которого была покрыта вкраплениями силиката и каменной руды. Открыт французом Одуином Дольфюсом в середине двадцатого века. Спутник делит свои орбиту со своим несметным братом Эпимемтеем. Раз в четыре года их пути пересекаются, и они переходят на противоположные, но движущиеся в одном направлении курсы.

Паук аккуратно переставил одну ногу вперёд, подгибая две задние. На джойстике располагалось восемь сайд-клавиш, каждая отвечающая за свою номеринованную часть лапки насекомого. Камил перебивал ими, активируя в нужной последовательности. Насекомое повиновалось. Её составные части сгибались, делая в Янусе недлинные надрезы, таким образом удерживаясь на поверхности спутника.

Шлем Камила лежал рядом с ним, на соседним пустующем кресле второго пилота. Павил дрыхнул в своей берлоге, зафиксировав себя на мягком матрасе и положив подушку под голову. Вообще, их апартаменты на Пауке больше всего походили на комнаты психбольниц с обшитыми мягкими стенами. Даже свой доктор-наблюдатель в лице Вайсс имелся. Она вела себя довольно отстранённо, редко покидая свою медицинскую комнату. Раз в день Камил с Павилом проверялись у неё, ведь им приходилось двадцать четыре часа в сутки прибывать в невесомости, тогда как к этому их не готовили. Разве что, те вступительные тесты Компании, закончившиеся много лет назад. Поэтому Камил особо и не думал о третьем члене персонала, с которым он делил Паука. Он положил ногу на приборную панель, расслабился в кресле и любовался открывающимся перед ним видом. Свет внутри он заранее пригасил, а подсветку иллюминатора выключил. Камил смотрел на звёзды, на линию Млечного Пути, прочертившей себе путь за Сатурном, на холодную темноту вселенной, пропитанной реликтовым излучением. Паук едва покачивался, делая шаг за шагом. Так уж вышло, что сектор, куда будут доставлять оборудование, находился севернее. Была ли это ошибка изначальных расчётов или приоритеты сместились — Камил не знал. Он просто сказал «окей», не вдаваясь в лишние подробности, сел за штурвал, и двинул звёздного насекомого.

Свободной рукой он закинул себе в рот протеиновый батончик, коими были завалены шкафы общепита. Предполагалось, что следующий коллапс случится через два часа. Предыдущий произошёл часом ранее, на юго-восточной стороне Сатурна. Жуя батончик Камил продумывал всё то, к чему они с Павилом пришли. Во всех расчётах происходящее считалось невероятным. Но у всего должно быть объяснение. Если существует наблюдатель, то только он и играет роль в наблюдении окружающей его вселенной. Такова была философия Камила. У всего должно быть объяснение и у всего должен быть смысл. Воображение представляло ему как давление электромагнитных и гравитационных полей снаружи и внутри ядра сингулярности виртуальной чёрной дыры разное, и кванты выпадают изнутри чёрной дыры, заставляя её испаряться со временем. Только здесь процесс осуществлялся мгновенно. Конечно, данный эффект был предложен Стивеном Хокингом, но существовали фундаментальные проблемы не позволяющие с лицом всезнайки утверждать, что это именно то, что Камил наблюдает. Дело было не только в пресловутом законе сохранения информации. Да и не в излучении Хокинга целиком. Проблема в том, что пресловутое ядро сингулярности не играет по нашим правилам. Например, возможно, всё дело в соотношении гравитационного радиуса и массы чёрной дыры. Порождаемые здесь миллископические виртуальный чёрный дыры не соответствуют шварцшильдовской метрики. Эти характеристики не улаживаются в общее (или даже частичное) уравнение. Либо масса превышает радиус, либо радиус больше, чем должен быть. Сразу после своего рождения, здешняя чёрная дыра теряет свою критическую массу и разрушается под действиями внутренних приливных сил, идущих изнутри. Но разве нельзя представить чёрную дыру как векторное поле, где всё должно двигаться строго в точку в центр, собираться там, увеличивать массу, но никогда не покидать центр?! Классическое представление о чёрных дырах, неразрушимых и бессмертных. Всосанная информация, все эти квантовые характеристики, остаются внутри сингулярности. Ядро проваливается «под пространство». Камил мог на данном допущении составить причудливую гипотезу о том, что вся вселенная представляет из себя двумерный плоский лист, объём в котором образуется под воздействием гравитации, заставляющей «набухать» лист изнутри. Но, к сожалению, эта тема не лежала на одной плоскости со стоящим перед ним вопросом: Как, чёрт побери, это происходит?

Или же гравитационный дифференциал снаружи и внутри ядра сингулярности резко переходит ту черту невозврата, достигая критического потенциала, после которого ядро распадается, а за ним следом сыпется горизонт событий. Как зарождающаяся вселенная. Как сотни зарождающихся здесь вселенных. Один большой взрыв следует за другим. Страшно представить на что способно оружие, создающее вселенные.

— Ну, что нового? — Павил, зевая, кувырнулся, пытаясь усесться в соседнее кресло. — Можно убрать? — он указал на шлем.

— Да, конечно, — Камил потянул руку. — Давай сюда. Ничего нового. Всё тоже самое.

— Хорошо, что мы не разбились на этой штуковине, — Павил затянул ремни фиксатора.

— Говорил же Тайлер, что никаких проблем не будет. Не соврал.

— Надумал что нового? — Павил заглянул в журнал девайса. — Мы движемся?

— Да. Нам нужно на десять километров севернее. Как раз первый груз подлетит, когда мы будем на дневной стороне.

— Красиво здесь всё же, — Павил кивнул на окно иллюминатора.

— Красиво и загадочно. Как в пантеоне греческих богов. На одном из них мы как раз и стоим.

— С чего начнём сегодня?

— У меня есть парочка идей. Предлагаю уйти от стандартной шварцшильдовской метрики и переключится на Рейснера.

— Рейснер? — задумчиво произнёс Павил. Он почесал подбородок. — Так и до Керра недалеко.

— В точку смотришь, братец.

— Избавь меня от своей хипстерской идеологии, — Павил отмахнулся. — Ладно, Рейснер-Нордстрём? Что там за формулы? Скорость света в квадрате делим на гравитационную? Корень из радиуса в квадрате? Там же наверняка константа Кулона. Нам это всё понадобится? А закон Паули для электронов?