Заклятие немоты - Дарт-Торнтон Сесилия - Страница 36

Наконец обе твари свернули с дороги и исчезли из виду, хотя их шаги невероятным образом продолжали раздаваться за спинами идущих, пока люди не прошли по мостику над быстрым потоком.

Сианад шумно выдохнул, будто спущенный кузнечный мех, и прикоснулся к неприметному янтарному тилгалу на шее.

— Действует, благодарение синеглазой Сеиллеин! Не зря маг заломил такую цену. А все же скорей бы унести ноги…

Дорога привела на вершину холма, откуда открывался вид на широкую равнину. Девушка задохнулась от восторга.

— Клянусь огненными колесницами! — восхитился Сианад. — Это же Заброшенный Город, тот самый, с моей карты!

Ярус за ярусом возвышались на равнине потрескавшиеся белокаменные руины некогда величественной крепости. Спустившись по склону, путники пересекли по мосту еще одну речушку, заросшую по берегам плакучими ивами, и очутились на окраине старого города. В последних вечерних лучах зловеще горели разрушенные дозорные башни и острые полуобвалившиеся крыши домов. Пустые окна слепо таращились на пересохшие колодца, забитые грязью и сорной травой.

Увитые плющом стены, опустелые дворы, запущенные сады, мусор в сточных канавах, мхи и плесень на облупившихся фасадах… Видимо, город был заброшен на протяжении многих-многих веков.

Незваные гости ступали почти бесшумно, словно боясь нарушить чей-то сон. Но даже легкие шаги отдавались гулким эхом на безлюдных улицах.

— Надо бы найти походящее укрытие на ночь, — прошептал Сианад. — Что-нибудь такое, с крышей. А то, неровен час, опять польет дождь.

Однако целых крыш как раз нигде и не было. Во всех домиках и строениях до сих пор стояли лужи после утреннего дождя.

— Выбора нет, — вздохнул Сианад. — Поворачиваем обратно. Там, у мостика я неподалеку заприметил невредимую постройку. Вроде как заброшенная мельница. По мне, так она стоит слишком близко от воды. Почти на самой речке… — Он махнул рукой. — Ничего, со мной не пропадешь!

И пальцы эрта вновь потянулись к амулету.

Выщербленные калеки-здания, слабо различимые в вечернем полумраке, провожали путников тяжелыми взглядами порожних глазниц. Сианад не ошибся: постройка и впрямь оказалась старой мельницей. Невозможно было и представить, сколько же лет назад перестало вертеться огромное колесо, погруженное в водосточный желоб чуть ниже запруды, которая теперь зацвела, покрылась ряской и напоминала мутное зеленое стекло. С лопастей колеса свисала тина. Входная дверь давным-давно обратилась в труху. Сианад с трудом разобрал полустертые руны над порогом:

— Феавирд — ключ, значит; идрел — меч; ненте — то есть шов; кьедре — луна; ну, это шип — атка; дракон, слегорн… Получается: Финкасл. Что ж, принимай гостей, Финкаслская Мельница!

Внутри было зябко, зато сухо. Из нескольких уцелевших комнаток путники выбрали ту, в которой имелся каменный стол, а главное — настоящий очаг, при виде которого эрт возликовал и тут же бросился собирать дрова, благо в одичалом саду, что пышно разросся вокруг мельницы, этого добра было в избытке. Путникам удалось также разжиться луком и спелыми померанцами.

— Огонь отпугнет лесных зверей, а мы пока приготовим на нем свой ужин! — Сианад радостно потирал ладони. Возле жарко полыхающего очага лежала внушительная поленница, про запас. — Сегодня поедим не хуже Короля, в собственной столовой. Смотри, что у меня осталось: ломтики вяленого мяса! Щас потушу с лучком, добавлю овсяной муки, такое рагу получится — язык проглотишь!

Имриен ушла на речку принести воды. Плакучие ивы окунали длинные пальцы в темные волны, утратившие свой цвет. Вокруг опор шаткого мостика вились чахлые побеги ядовитого плюща.

Ужин у теплого очага показался обоим роскошной трапезой. Хотя, как ни уговаривал эрт девушку, к мясу она не притронулась. Померанцы же были бесподобны. После еды Сианад удовлетворенно откинулся назад, на мягкий ранец, и сцепил руки за головой. Ему хотелось только одного: глоточка доброго виски. Но Имриен жаждала задать вопросы, томившие ее весь день.

«Что?» — Девушка обвела руками вокруг.

— Все это?.. Заброшенный город, в Эрисе таких хватает. Возводили их много столетий назад, еще в Славную Эру. Без магии, говорят, не обошлось: недаром крепостные стены стоят до сих пор, и ничего им не делается. Жара, стужа, пыль, ветра, непогода — ничего не берет. Даже дороги травой не зарастают — вот как прежде строили! Все прекрасно, одна беда: зодчие тогда еще не знали, что для городов нужен камень доминит, ничто другое не годится. В домините много… э-э… тригексида талия, того самого металла, из которого скованы цепочки в наших капюшонах. Это ведь сейчас по закону каждый обязан их носить, раньше все были небрежны, ходили просто так…

Знаешь, что такое живые картинки? Образы настоящих людей. Когда мы страдаем или, например, сильно радуемся, на это уходят силы, так? Во время шанга эти силы превращаются в яркие отпечатки в воздухе. Стоит начаться шальной буре — и мы видим картинки, но не только: шанг заставляет нас чувствовать то же самое. Потому-то одни боятся бродячего урагана, а другим он — как веселое вино.

«Шанг» — слово из одного древнего языка. «Ш» означает ветер, «Анг» — Великую Южную Звезду. Вместе — «Звездный ветер». А дует он сквозь любой металл и камень, кроме доминита. Вот города и наполнились призраками. В каждом доме, на каждой улице, куда ни глянь — видения, видения… Бесконечные смерти, слезы, трагедии — и ничего не забудешь, все рядом, навечно! Кому же захочется так жить? И люди ушли, покинули Великие Города.

Слыхал я об одном заброшенном граде на дальнем севере — говорят, там нет призраков. Вроде бы народ ушел оттуда еще до наступления Славной Эры, а изгнала его самая обычная болезнь, чума или что-то в этом роде. Но крепостные руины чисты, и бродят по ним одни лишь золотые львы Авлантии — это, кстати, на земле талифов. Твой народ так и не вернулся туда, и никто не знает, где он сейчас.

«Что? Почему?» — Девушка откинула капюшон и показала на свои волосы.

— Твои соломенные локоны? У всех талифов были такие. Эта раса уже почти вымерла. Остаток скитается по чужим странам, совсем позабыв родину. Авлантия — хорошая земля, красивая, если верить слухам: на западе — алые леса, восток утопает в цветах. Погода там теплая, приятная, вот только, боюсь, другим народам она не по нраву, иначе почему же такая страна — и до сих пор необитаема? Феоркайндцы, эрты, ледяные — мало ли кто мог заселить ее, так ведь нет.

Сианад подбросил еще дровишек в очаг, взметнув целый столб ярких искр, и повернулся к девушке.

— Как давно ты помнишь себя? — спросил он, выгнув дугой колючую рыжую бровь.

Имриен поведала ему все, что могла, рисуя пальцами в пыли и пользуясь языком жестов. Сианад обучил ее новым знакам, которые она тут же с жадностью усвоила. Когда «рассказ» был окончен, эрт озадаченно покачал головой.

— Даже и не знаю, что с тобой поделать, Имриен. Тилгал у тебя — одно название, что амулет, не стоило и дерево переводить. Послушай, а что это за шрам на горле?

На горле? Насколько девушка помнила, били ее только по плечам и спине. Смотреть на свое отражение Имриен всегда избегала… Чуткие пальцы нащупали на шее плотный косой рубец. Девушка нахмурилась и пожала плечами.

— Тоже забыла? Наверное, от удара плетью. У моего кузена была такая же метка на руке — сам виноват: неосторожно щелкнул кнутом… — Сианад задумчиво строгал деревяшку. — Знаешь, я ведь вырос в деревне, в Финварне. Добрые были денечки. У нас даже имелся свой овинный. Задира еще тот, но помогал нам исправно.

Эрт вытянул ноги поближе к огню, разглядывая потрескавшийся очаг.

— Один раз они с моим папашей сильно повздорили на ярмарке. Возвращается па домой — а у него был любимый платочек, именной, вышитый мамой еще до их свадьбы, и вдобавок с магическим заклятием — глядь, а платка-то и нет. На кого же думать, как не на овинного. Пошел назад — и точно, сидит себе наш драчун и трет платочек о камень. Еще чуть-чуть, и протер бы дыру, а это верная смерть для хозяина. «Вернулся? — говорит. — Вот и славно. Давай биться». И бились же, скажу я тебе! Но па уложил его на обе лопатки. Зато потом, когда мы остались без дров, как полагаешь, кто притащил к нашему домику целую березу? А грязи было уже по колено! У папаши тогда страшно болела нога, и он почти не ходил.