Заклятие немоты - Дарт-Торнтон Сесилия - Страница 29

Чем стремительней приближалась земля, тем сильнее росло ее притяжение. И вдруг оглушительный свист в ушах начал стихать, падение плавно замедлилось. Юноша открыл глаза — и увидел, что ныряет в самую чащу ельника.

— Держи-и-ись!

Колючие ветви затрещали, ломаясь под тяжестью падающих тел. К счастью, те остановились и зависли на приличной высоте. Держась левой рукой за талию Сианада — таинственным спасителем был, конечно же, он, — юноша попытался ухватиться правой за одну из ветвей, но та вывернулась, как змея. Он поймал другую ветку — и тут же закачался на ней, нечаянно отцепившись от рыжего матроса. Сианад со страшными ругательствами взмыл вверх, по пути обламывая сухие сучья. Иголки дождем посыпались на землю. Бросив взгляд вверх, спасенный не обнаружил никаких следов черного брига. Зато Сианад барахтался в небе на высоте шести футов от ближайшей еловой вершины. Дергаясь всем телом и размахивая руками, словно утопающий, эрт потихоньку переместился вправо.

— Елки зеленые! — бранился он. — Этот пояс меня щас перережет! И веревка ведь есть — в ранце, да ранец на спине, не достанешь! Что ж мне, так и висеть тут, как тачи кролик в мясной лавке?!

Откуда-то снизу подул ветерок, принесший с собой горстку пушистых белых семян и резкий запах смолы, и утащил Сианада еще дальше, туда, где высокие деревья вообще не росли.

Парень прищурился на яркий свет, что лился с лазурных небес. Как только главные треволнения остались позади, юношу захлестнула волна безотчетной радости. До чего же приятно висеть вот так, меж небом и землей, укрывшись в остроконечном кружеве еловых лап, слушать, как весело щебечут птицы, и жадно втягивать носом дурманящий аромат хвои. Беглеца тревожило лишь одно: сумеет ли его избавитель благополучно приземлиться.

— Я сейчас! — раздалось сверху.

Ветер как раз подул в сторону большой ели. Сианад ослабил ремень, выскользнул из него и, уцепившись левой рукой, попробовал дотянуться до веток. Увы, все ухищрения были напрасны, ноги его едва касались самой верхушки. Оставалось одно: распрощаться с чудесным ремнем.

— Провалиться бы этому Кливеру! Сроду чистоплюем не был, и на тебе… — чертыхнулся рыжий матрос и, прицелившись, сбил шишку носком сапога. — Это ж моя любимая вещь, из червячной кожи! Как щас помню: Луиндорн, Короны-и-Якоря, я был первым… Такая награда! Одна пряжка-дракон чего стоит! А лунный камень! Будь моя воля, в жизни не бросил бы. Да ладно, пропадай оно…

С этими словами Сианад разжал пальцы и, закричав, рухнул вниз. Опять захрустели, ломаясь, сучья. Пурпурный ремень улетал все дальше, его распущенные концы красиво извивались среди облаков. Сианад наконец поймал ветку покрепче и остановился. Когда поток ругани иссяк, до юноши донеслось:

— Можешь спускаться, только не прыгай на землю — там опасно! Подожди меня!

Брань возобновилась, хотя теперь она звучала глуше. Сианад спускался.

Спасенный юноша со вздохом покинул свое убежище и тоже полез с ветки на ветку — к счастью, они росли равномерно, хоть и далековато друг от друга. Вокруг сновали шустрые белки. Один раз нога юноши угодила в пустое птичье гнездо. Затем он миновал гнездышко с тремя тихими скворчатами, которые проводили путешественника загадочными немигающими взглядами. Дерево стонало и раскачивалось. Не ель, а королева леса, восхитился паренек, земли даже не видно! Уж точно не ниже одной трети Башни Исс. Руки стали совсем липучими от янтарной смолы, что сочилась из-под коры и застывала медовыми капельками. Дали знать о себе ссадины и царапины, которыми лесная красавица щедро одарила нового знакомого. Коричневая туника превратилась в клочья.

Так вот он, вкус свободы! Ни тебе надзирателей, ни бессердечных насмешников… Стоп! А кто такой Сианад? Водит компанию с пиратами, да и сам, поди, не лучше их. С какой стати ему бежать от своих, рисковать жизнью — чтобы выручить из беды незнакомого бродягу? Тут дело темное…

Парень помедлил, затем продолжал спуск, рассуждая сам с собой. Лучше, пожалуй, опередить чужака и поскорее исчезнуть в лесу. С другой стороны, здесь и так полно тварей, которые охотно помогут ему исчезнуть. Все-таки самое мудрое решение — остаться с этим человеком и разделить его судьбу, а заслуживает он доверия или нет… Главное — всегда быть начеку. Может, и не свобода это вовсе. Мечты. Пустопорожние выдумки.

Земля была уже близко: в воздухе появились тучи жужжащих козявок, за которыми проворно охотились пичужки цвета сливочного масла. Книзу ветви так растолстели, что ноги принялись соскальзывать, а хвататься стало очень неудобно. Юноша призвал на помощь всю свою сноровку.

Живая лестница закончилась футах в двадцати над землей. Внизу расстилалось море благоухающей сирени. Парень обнял ветку руками и стал медленно отползать к краю. Колючая лапа деликатно склонилась, погрузила свою ношу в заросли бело-розово-лиловых звездочек, снова выпрямилась и помахала на прощание.

Твердая почва с непривычки кренилась и своенравно качалась под ногами, будто палуба судна.

— Ты где, шерна?

Юноша отправился на звук ломающихся веток и легко нашел рыжеволосого мужчину, что пробирался ему навстречу сквозь душистые водопады цветущих гроздьев.

— Сирень летом? — нахмурился тот. — Не нравятся мне такие шутки. Знак нежити. Ты в порядке, шерна?

Парень кивнул. Голубоглазый пират выглядел, как после пьяной стычки в таверне: падение дорого обошлось и ему, и его одежде. К счастью, походный ранец чудом уцелел. Юноша вообще остался с пустыми руками, его жалкие пожитки отобрали еще на «Тарве».

Сианад подпоясался куском бечевки.

— Знаешь, пока я там болтался, отлично все разглядел. Нам надо к северо-востоку — значит, влево и вверх по склону. Идем, в лесу медлить нельзя. Думаю, нас и так уже заметили.

Он решительно зашагал.

Юноше оставалось только догонять его, обливаясь потом под своей довольно плотной туникой. Соленые струйки въедались в расцарапанную кожу, усиливая зуд.

Дорог здесь, разумеется, не было. Те узкие тропки, что попадались на пути, хитро извивались, плутали, поворачивали назад и внезапно исчезали, уводя в никуда. Влажный воздух гудел от назойливой мошкары. Рассеянный зеленоватый свет с трудом проникал сквозь густые кроны деревьев, заслонившие небо.

Когда путники выбрались из гущи сирени, их обступили прямые, словно мачты, стволы, вершины которых терялись в облаках. Вокруг разливался загадочный полумрак. Сианад бормотал себе под нос, то и дело поглядывал на компас и озирался при любом подозрительном шорохе. Время от времени какой-нибудь лесной зверек с писком выскакивал из травы и удирал в чащу. Ярко-рыжие поганки льнули к земле. Пестрые пичужки порхали над кустами омелы. Ехидна деловито рыла нору между жилистых корней старой рябины.

Но если б это было все, что видели и слышали путники! Ах, если бы!..

Вот раздались шаги какого-то крупного зверя — возможно, оленя. Вокруг по-прежнему никого не было видно. Стук копыт почти вплотную приблизился к людям и снова затих в отдалении.

— Только не показывай им, что боишься, — глухо промолвил Сианад. — Что бы ни случилось.

Деревья завыли, захохотали, заулюлюкали на сотни голосов… Путники продолжали идти, не оборачиваясь, хотя руки их покрылись гусиной кожей.

Откуда ни возьмись появилась кадушка — покаталась туда-сюда и исчезла из виду. Время от времени на землю падали незрелые шишки, слишком зеленые, чтобы оторваться от ветвей самостоятельно.

На мягкой перине из мха повсюду громоздились, преграждая путь, завалы упавших ветвей и гнилых колод, меж которых пробивались к свету карликовые папоротники. Кое-где журчали мелкие ручейки.

Прошло несколько часов. Парень уже едва переставлял ноги и с отчаянием спрашивал себя, не обул ли он утром по недосмотру железные колодки. Он попытался припомнить, когда пил воду в последний раз, потом все завертелось перед глазами, и юноше почудилось, что крутой склон рухнул прямо на него.

— Сдохнуть мне на месте, дураку, о чем я только думал?