Воевали мы честно
(История 31-го Отдельного Гвардейского тяжелого танкового полка прорыва. 1942 - Колбасов Николай Петрович - Страница 11

Однажды ночью рота старшего лейтенанта Степана Конищева оказалась в окружении. Сам ротный в это время был вызван в штаб. Командовать группой был назначен его артиллерист — старшина Яков Казак. В роте был приданный из другого полка танк Т-28. Это была старая, времен финской войны, машина с бензиновым мотором. У КВ дизеля работали на газойле. Он менее огнеопасен, чем бензин. Ночью в густом лесу немцы окружили танки и стали сжимать кольцо. Я как раз в это время дежурил на станции и держал связь. Обычно ночью танкисты отдыхают. Собирались отдохнуть и мы, дежуря у включенной радиостанции. Но в эту ночь отдохнуть не пришлось. Когда танкисты доложили обстановку, я сразу вызвал начальника штаба. Брюквин по рации стал подбадривать танкистов, велел маневрировать, отстреливаться. А какой маневр в лесу ночью? С Т-28 передали, что под них закладывают взрывчатку. Через некоторое время Казак доложил, что Т-28 горит. Потом обстановка разрядилась. Остальным танкам удалось отбиться. На радиостанцию пришел замполит Смирнов. Попросил микрофон и стал воодушевлять танкистов. На его слова: «Держитесь! Вы представлены к правительственным наградам» Казак ответил: «На кой… нам Ваши награды! Лучше бы жратву и боеприпасы прислали!». Замполит стал заверять, что все это автоматчики уже понесли. Питание танкистам на передний край доставляли по ночам бойцы из взвода автоматчиков. Они вешали на спину термосы с пищей, брали хлеб, спирт и все это несли к танкам. Работа была нелегкая и опасная. Несмотря на то, что обычно по ночам бои затихали, доставалось ребятам здорово.

На другой день танки Казака вернулись в расположение части. Казак получил орден Боевого Красного Знамени и ему присвоили звание младшего лейтенанта. Другие участники боя тоже были отмечены наградами.

Прошло время. Мы уже были на отдыхе, когда в полк принесли газету Ленфронта «На страже Родины». Всю первую страницу занимала статья «Подвиг танкистов». В ней подробно описывался весь бой, и в конце говорилось: «Когда замполит Смирнов сказал по радио: „Вы представлены к правительственным наградам“, — старшина Казак ответил: „Служим Советскому Союзу!“». Целый день в полку все ходили с этими газетами и от души хохотали.

Весенняя распутица сильно затрудняла боевые действия. Порой машины уходили с раскисших дорог и двигались по еще занесенным снегом полям. На полях, под талым настом были пруды. Три наших танка вместе с экипажами утонули в таких прудах, провалившись под лед.

Бои под Красным Бором продолжались еще долго, но безрезультатно. Фактор внезапности исчерпал себя, а сил для развития успеха не хватало. Дороги совсем развезло. Танкам все тяжелее было маневрировать. В один из дней меня послали с пакетом в штаб армии, находившийся в Усть-Ижоре. Я пробирался по разбухшей дороге, как вдруг вверху послышались пулеметные очереди. Взглянув на небо, увидел «мессершмитт», атакующий наш транспортный самолет. Сбив транспортник, немецкий истребитель сделал круг и обнаружил эскадрилью штурмовиков, возвращавшихся с задания. Ил шли, низко прижимаясь к земле, стараясь незаметно проскочить к аэродрому. «Мессер» зашел сзади, пристроился к крайнему штурмовику и начал его обстреливать. Было видно, как от хвоста машины полетели щепки. Ил задымился и врезался в землю. Остальные штурмовики смогли уйти. Немец сделал еще круг и встретился с истребителем И-16. Короткий бой, и «ишачок» упал. За несколько минут немец сбил три наших самолета, развернулся и спокойно улетел. Шел март 1943 года. Немецкая авиация еще господствовала в воздухе.

На некоторое время полк вывели из боя. Вернулись в Усть-Ижору. После короткого отдыха и пополнения снова оказались в Красном Бору. Нашего домика-бани уже не было. Он была разрушен прямым попаданием снаряда.

Несколько дней безуспешных боев и распутица сделали свое дело. Дороги стали непроходимыми. Мы снова оказались в знакомом доме в Усть-Ижоре, но чувствовалось, что долго здесь не задержимся.

Как-то раз сидели в радиостанции. Мусиченко рассказывал, как он воевал в партизанах, как держал связь. При этом он включил передатчик и стал что-то стучать ключом. Мы сначала остолбенели, потом возмутились: «Ты что делаешь?!». Мусиченко выключил передатчик и как-то замял это дело. Уже потом, в 80-е годы, мы с Николаем Индюковым обсуждали этот случай, но так и не смогли найти ему объяснения.

Первого мая 1943 года мы переехали в небольшую деревню Колбино, раскинувшуюся на холме недалеко от Колтуш, у перекрестка дорог. Одна из дорог вела в Ленинград, другая — во Всеволожск, третья — в сторону Невы. Несмотря на первый день весны, целый день с утра и до вечера валил снег и мела настоящая метель.

В Колбино нашему взводу достался самый большой двухэтажный дом. Начались занятия. Строевую подготовку проводили прямо на шоссе. Танкисты топали кирзовыми сапогами, поднимая тучи пыли. На политзанятия уходили за деревню. Располагались на небольших живописных холмах, сплошь покрытых кустами черемухи. Черемуха уже цвела, и можно было задохнуться от ее запаха. В ложбинах еще держались талые воды. Стояла теплая солнечная погода. Мы раздевались и загорали, валяясь на земле. Однажды, когда я дежурил на станции, начальник связи Тимофеев обнаружил «занимающихся» во главе с Мусиченко и, в обнаженном виде, повел их в расположение части. Впереди, словно запорожцы, шли пузатые Володин и Емельянов. Рядом шагал длинный худой Мусиченко. За ними тянулись остальные. Кое-как, на ходу, бойцы сумели надеть кальсоны, и в таком виде были выстроены перед штабом, на потеху всего полка. Надо сказать, что мы зимой и летом ходили в кальсонах и в нательных рубахах.

На следующий день Мусиченко был снят с должности начальника радиостанции и вместо него назначили меня.

Мы часто ходили в Колтуши, где располагался Институт физиологии имени Павлова. Гуляли по огромному парку, на высоких деревьях которого висели сотни грачиных гнезд. От кружившихся в весеннем небе птиц стоял оглушительный крик. Видели знаменитый памятник собаке. Купались в местном озере. Из этого же озера брали воду для кухни. В воде плавали всякие жучки и букашки, но мы ее пили, и ничего, не болели.

Помощником начальника штаба был капитан Булыгин. Красивый мужчина, любивший и умевший хорошо одеться. Он был родственником генерала, заведовавшего кадрами в штабе фронта, и этим пользовался, а мы пользовались расположением Булыгина. Иногда капитан давал нам увольнительные в город. На попутной машине мы добирались до Охты и дальше на трамвае до дома. Во время одной из таких поездок у меня началась «куриная слепота». Почувствовал ее накануне. Вечером спускался со второго этажа на улицу и вдруг обнаружил, что ничего не вижу. Сказалось отсутствие витамина Б. Нас часто кормили рисом, а в рисе этого витамина мало.

Когда мы с Труновым добрались до Васильевского острова, наступили сумерки, и я понял, что слепну. Володя довел меня до дома. Отец в это время привез несколько бревен на дрова. Я хотел помочь ему, но Володя не пустил. Они с отцом без меня уложили дрова в сарай.

Я знал, что лучшее средство от куриной слепоты — рыбий жир. Во время войны рыбий жир не был дефицитом. За ночь я выпил сразу несколько ложек. Это помогло, и я быстро поправился. При возвращении в часть поймать попутку не удалось и двенадцать километров пришлось топать пешком. От Пороховых шли в Колбино по Колтушскому шоссе, через поселок торфоразработчиков Янино. Володя был парнем высоким и отмерял метры своими длинными ногами, а мне приходилось брать частотой шагов. Шли быстро и вскоре добрались до места, уложившись в срок.

СИНЯВИНСКИЕ ОПЕРАЦИИ

В июне 1943 года снова оказались в районе Синявино. Нам была поставлена задача — расширить коридор вдоль железной дороги. По этой «Дороге Победы» город снабжался продовольствием. Узкая полоска земли, тянувшаяся от Невы параллельно берегу Ладожского озера до станции Поляны, насквозь простреливалась противником с Синявинских высот. Бои были не особенно удачными.

Как-то дежурил на рации. На соседней волне работали летчики. Разговор авиаторов всегда отличался изобилием матерных слов. Вот и тут я услышал: «„Ишачок“! „ишачок“! Сзади „мессер“. „Мессер“ сзади. Уходи!». И все это перемежалось крепкими словами. В небе над нами услышал рев моторов. Выскочив из машины, увидел, как «мессершмитт» прямо над Невой расстреливает наш истребитель. Подбитый самолет начал падать, но летчик сумел посадить машину на воду. Самолет поплыл по Неве. Пилот вылез из кабины на крыло. Тут же несколько лодок отправилось на помощь. Когда спасенный летчик был уже в лодке, истребитель пошел ко дну.