Гарри Поттер и новая семья. Последний курс (СИ) - "DVolk67" - Страница 41

Волдеморт усмехнулся.

— Этот день — начало новой эры! — провозгласил он. — Мы снова вместе, и как только мое тело завершит трансформацию, а вы, друзья, восстановите свои силы, нас никто не сможет остановить. Огненным мечом мы сокрушим наших врагов, каленым железом выжжем скверну...

«Лорд, конечно, всегда был склонен к пафосу, — отстраненно думал Снейп, — но это как-то чересчур даже для него. Повлияла трансформация? Или с каждым новым возрождением его разум слабеет? Или тут следы прошлого носителя? Фрэнк Лонгботтом, если не ошибаюсь, увлекался рыцарскими романами...»

С Фрэнка Лонгботтома его мысль перескочила на Невилла, а оттуда сама собой перешла на Гарри Олсена и пророчество. Почему Лорд ничего о нем не говорит? Судя по попыткам пробраться в Отдел тайн, он уже заглотил наживку, и теперь, когда в его распоряжении Руквуд...

— ...новые возможности... небольшая неудача, которая больше не повторится... продвинулся по пути бессмертия... — вещал между тем Волдеморт.

Пожиратели молча внимали, и Снейпу вдруг пришло в голову, что, возможно, трансформация и череда возрождений тут вообще ни при чем. Просто Лорду никто никогда не смел сказать правду о том, что его речи давным-давно перестали быть вдохновляющими воззваниями в духе Катона и Цицерона и превратились в скучное и напыщенное говно.

— Но довольно об этом, — словно услышав мысли Снейпа, произнес Волдеморт. — Нашим освобожденным друзьям надо восстанавливать силы, хозяева уже приготовили для них все, что нужно. Остальные могут отправляться по домам и ждать указаний. Людо, не забудь про повязки, я не хочу раскрывать свое убежище раньше времени. И... Ах да, Северус, я совсем про тебя забыл. Подожди за дверью, мне не терпится услышать твой отчет. Руквуд, ты вскоре мне понадобишься, я хочу тебя кое о чем расспросить. Бель, ты тоже останься.

Толпа зашевелилась. Снейп пропустил спешащих к дверям «коллег» и чуть замешкался на выходе.

Ему должно было потребоваться все его искусство.

15 декабря 1995 года

Элин оказалась права. Практически сразу после побега пожирателей отношение к Гарри резко изменилось: многие из тех, кто раньше смеялся и крутил пальцем у виска, теперь призадумались. Эрни Макмиллан в тот же день подошел к Гарри и при всех попросил у него прощения. Захария Смит, оставшись в одиночестве, наоборот, лишь демонстративно отворачивался. Как заметила по этому поводу Гермиона, некоторые люди никогда в жизни не простят другим свои собственные ошибки.

Были в школе и те, кто во всем происходящем винил Гарри, видимо, считая, что если бы он не накаркал беду, то ничего бы и не случилось.

Но и те, кто верил Гарри, и те, кто не верил, одинаково боялись бежавших пожирателей. Даже без Волдеморта эти десять человек представляли серьезную опасность, и уже почти никто не сомневался, что очень скоро в стране появятся новые жертвы террора.

Страх еще больше подогревался тем, что «Пророк» очень скупо выдавал информацию о побеге. Из номера в номер газета перепечатывала портреты беглецов с описанием их прошлых прегрешений, но практически ничего не сообщала о ходе расследования и о том, как им вообще удалось бежать из самой надежной тюрьмы в мире. Лишь однажды среди тонн словесного мусора промелькнуло упоминание о том, что Джексон Эйвери, оказывается, специально сел в Азкабан, чтобы организовать побег.

Но как бы ни были опасны бежавшие пожиратели, они все же были далеко от Хогвартса. А вот мадам генеральный инспектор Амбридж находилась прямо под носом и делала все, чтобы ее кипучая деятельность не оставалась незамеченной. Уже на следующий день после устроенного Элин представления она попыталась запретить студентам и преподавателям обсуждать любые события, выходящие за рамки изучаемых предметов. Приказ, правда, был вскоре оспорен и отменен как нарушающий фундаментальное право на свободу слова, но это была лишь первая ласточка.

Амбридж выпускала приказы один за другим, словно взбесившийся принтер (или, в реалиях волшебного мира, словно попавшее под проклятие самопишущее перо). Приказ о минимальном расстоянии между студентами мужского и женского пола (доставивший немало веселья Панси и Элин), запрет чтения магловской литературы, право инспектора изменять наложенные другими профессорами наказания, роспуск всех кружков и клубов, выдача метел только с разрешения инспектора... Каждый приказ противоречил минимум десятку статей Устава Хогвартса и успешно опротестовывался «инициативной группой преподавателей и студентов» (строго говоря, одного конкретного преподавателя — Сириуса, и одной конкретной студентки, быстро набившей руку на написании апелляций).

Дамблдор протест принимал, внимательно изучал и приостанавливал действие очередного приказа генерального инспектора «впредь до выяснения всех обстоятельств». Амбридж скрипела зубами, но ничего не могла поделать, она лучше других знала, что самым надежным способом похоронить любую инициативу является отсрочка. Прямой отказ можно оспорить, но если дело просто отложено в сторону, то и оспаривать нечего. Директор же не возражает против ее инициатив, он просто хочет уточнить некоторые правовые и организационные аспекты...

Тем не менее эта бюрократическая игра отнимала у Дамблдора немало времени, и в конце концов он решил поставить точку. «Любые приказы генерального инспектора Хогвартса не вступают в силу до их утверждения директором» — гласил его собственный приказ.

Следующий приказ Амбридж протащила уже через самого министра. Это в принципе могло бы сработать (над Министерством у Дамблдора власти не было), если бы указ об образовании номер двадцать три не требовал от всех студентов согласия на досмотр их почты. К сожалению для себя, Амбридж позабыла, что один из ее коллег — по совместительству лорд, имеющий право в любой момент выступить в Визенгамоте. И еще о том, что среди прочих членов Визенгамота немало тех, чьи дети, внуки или правнуки как раз сейчас учатся в Хогвартсе.

— Министерство магии перешло черту! — бушевал с трибуны профессор Блэк. — Кто дал право этим чинушам лезть своими плебейскими руками в дела благороднейших домов? На каком основании они полагают, что могут читать то, о чем главы великих домов пишут своим отпрыскам?

Представители «великих домов» (а таковыми считали себя практически все члены Визенгамота) одобрительно зашумели.

— А еще говорили, что Блэк презирает свое происхождение... — шепнул соседу сидящий в задних рядах Сирил Паркинсон. — Нет, что ни говори, но кровь — не водица, так просто не отпускает...

— Хогвартс — школа, а не департамент Министерства, — это уже выступала Гризельда Марчбэнкс. — У маглов школы подчиняются их министру, но разве мы маглы? Нет, нет и еще раз нет! Независимость Хогвартса — традиция, освященная веками, и не Корнелиусу Фаджу менять ее по желанию своей палочки!

Сравнение с маглами всегда было беспроигрышным аргументом, и Фадж понял, что этот раунд остался за его противниками. Конечно, его это не сильно расстроило, в конце концов, главную задачу Долорес выполнила: отвлекла Дамблдора от намного более важных вещей. Еще немного, и с Дамблдором будет покончено, и тогда никакой Визенгамот не посмеет встать у него на пути.

Впрочем, когда Долорес предложила ему способ отомстить лорду Блэку, он не стал отказывать себе в удовольствии.

21 декабря 1995 года

С того самого момента, как Долорес Амбридж была назначена на должность генерального инспектора, в Хогвартсе появилось еще одно бесплатное развлечение: ставки на то, кого из преподавателей уволят первым. Поначалу большинство склонялось в пользу профессора Трелони, которую Амбридж в процессе инспектирования довела своими вопросами до слез. Затем, когда стало известно, что Амбридж — неформальная глава ксенофобской партии в Министерстве, выросли ставки на увольнение Хагрида, с которым Амбридж во время своих проверок обращалась как с умственно отсталым ребенком.

Движение нескольких сотен галлеонов, поставленных на того или иного преподавателя, зависело от слова Долорес Амбридж, и совершенно неудивительно, что когда в Большом зале раздалось уже привычное «кхе-кхе», все взоры обратились на мадам генерального инспектора.