Твое имя - Платунова Анна - Страница 12

— Можно? — спросила она.

— Да.

Маленькая гостья коснулась края листа кончиком пальца. На большее ее решительности не хватило.

— А что это? — спросила она, указывая на нечто странное, немного похожее на требуху поросенка.

— Это человеческое сердце в разрезе, — терпеливо объяснил старик.

— Ух! А зачем?

— Хм… В этой книге рассказано о том, из каких частей состоит человек. Они называются органы. А еще о том, как эти части лечить.

Девочка покосилась на него недоверчиво.

— И что, ты всю эту книгу прочитал?

Старик снова усмехнулся, вся напускная суровость постепенно слетала с него, и с каждой минутой знакомства становилось понятнее, что сердце у него доброе и терпеливое.

— Более того, я эту книгу написал.

Девочка даже рот раскрыла от удивления. Заяви старик сейчас, что он сам Всеединый, спустившийся на землю, он и то не сумел бы изумить ее больше.

— Ох… — только и смогла произнести девчушка, но, поразмыслив минуту, осмотревшись еще раз по сторонам, сделала вывод: — Ты, верно, медикус. И учился в Академии. Да?

— Да, — согласился собеседник, которого весь этот разговор, судя по его лицу, и радовал, и огорчал одновременно. — Сначала учился. Потом преподавал. И лечил…

— А сейчас?

— Больше не лечу. Я дал обещание…

— Кому?

Синие глаза внимательно посмотрели на старика.

— Себе.

Девочка тут же рассмеялась и махнула рукой:

— А! Себе — это ладно! Я так тоже делаю. Даю обещания, а потом… — она понизила голос, — а потом вот не исполняю.

Дедуля Биргер рассмеялся этой непосредственности и вдруг, наклонившись к маленькому уху, признался:

— Я, честно говоря, тоже.

Девочка серьезно кивнула ему, как будто обязуясь хранить эту тайну, а потом направилась к полкам. Ей очень нравилось в этом доме. И странный запах — запах книжных страниц и травяных настоев, и атмосфера загадочности, таившаяся, казалось, в каждом уголке. И сам дедуля Биргер очень нравился. Почему она вначале его испугалась? Ведь ясно же, что он только на вид грозный, а сам вон, пожалуйста, протирает листочки у какого-то растения, стоящего на подоконнике. И взгляд такой, будто перед ним не цветочек, а живое создание, даже разговаривает с ним. Девочка вдруг почувствовала себя страшно взрослой, смотрящей свысока на заигравшегося малыша. Да он, бедняга, без хозяйской руки совсем здесь пропадет.

— Я ведь останусь с тобой, — сказала она, не столько спрашивая, сколько утверждая.

Дедуля Биргер не ожидал такого и смутился.

— Ну, по крайней мере, до тех пор, пока рука не заживет, — выкрутился он из щекотливого положения.

Прошли дни. Рука зажила. А девочка так и осталась жить в доме. У нее появилась отдельная комнатушка, отгороженная занавесью. И своя кровать, сколоченная из досок. И даже свой столик. В комнате и без того места было мало, а сейчас стало совсем тесно, но девочка была счастлива. И дедуля Биргер, хоть иногда сурово хмурил брови, тоже был счастлив.

ГЛАВА 9

Мара проснулась во тьме с бешено колотящимся сердцем. Им нужно срочно уходить. Сейчас!

Подспудная тревога, гнездившаяся в сердце, вдруг оформилась в одну-единственную мысль: их хотели убить. Все было подстроено с самого начала.

Горг знал! Он не мог не знать о том, что творится в доме. Неужели он ни разу не заглянул в банки, стоящие в подвале? Ладно, даже если так — не это стало главной уликой. Мара знала точно: гомункулы продлевают жизнь своим хозяевам. Умершая женщина должна была прожить на свете не меньше полутора сотен лет. Сколько же тогда должно было исполниться ее внуку? На вид ему было не больше тридцати. А это значит… Это значит, что он сам не раз пользовался гнусными маленькими созданиями, пока те, расплодившись, не вышли из-под контроля.

Знал и все равно отправил некромантку и ее напарника в заколоченный дом, понимая, что они не вернутся живыми. Но зачем? И решился бы он на такой поступок, не имея за спиной сильного покровителя?

Горг и сам обмолвился в разговоре о том, что наместник знает о доме. Но действительно ли он повелел заколотить дом, ожидая приезда некроманта, или, возможно, сказал Горгу что-нибудь вроде: «А давай пока оставим все как есть, может, пригодится однажды!»

Наместник… Мара вспомнила взгляд, в котором так ясно читалась растерянность, когда они с Бьярном появились на площади. Потом последовала просьба не тревожить тело. Потом изумление: «Как он может быть жив?» И наконец — это необъяснимое появление поздним вечером в номере, где Эрл лежал без сознания. Значит ли это, что после ответа служанки наместник понадеялся, что мальчик не доживет до утра, и только поэтому ушел?..

Догадки, одни догадки. Но Мара ощущала всеми своими обостренными чувствами: ее догадки верны. О, ради Всеединого, что происходит в этом городе?

Так или иначе, уходить надо было немедленно. Пока на дворе ночь и их еще не хватились. Хорошо, что Бьярн пронес Мару через черный ход — возможно, еще никто не знает, что они вернулись. Горг, должно быть, уже празднует победу… Но сколько у них осталось времени?

— Бьярн… — позвала Мара, но из горла вместо имени вырвался какой-то хрип.

Бьярн, дремлющий на стуле, однако, услышал и поднял голову.

— Что, девочка? Воды?

Мара была так слаба, что даже не стала возмущаться насчет «девочки». Вот так всегда — стоит мужчинам почувствовать слабину, как начинается… Нет, сейчас об этом думать некогда.

Она кивнула и указала на настойку безличника — глубокая рана на ноге снова ныла и дергала, как больной зуб. Как она пойдет? Но надо идти, что поделать.

— Бьярн, послушай, — произнесла она тихо, когда горло перестало саднить.

И она, стараясь говорить кратко, рассказала о своих подозрениях, пытаясь вложить в слова всю уверенность — лишь бы только напарник поверил, лишь бы не стало слишком поздно.

— Тебе придется понести Эрла. Я пойду сама.

Бьярн выглядел ошеломленно.

— Ты думаешь, Грир убил родителей этого мальчика? Едва его самого не отправил на тот свет? Зачем ему это нужно? Зачем убивать нас?

— Я не знаю, Бьярн! Не знаю! Знаю только, что если мы не поторопимся, то ненадолго задержимся на этом свете! Наверное, не все жители с ним заодно. Многие даже не догадываются, но на его стороне сила и власть! Бьярн…

Мара не хотела, но, кажется, в ее голосе проскользнули умоляющие нотки. Она прокашлялась, заставляя слезы, выступившие на глазах, убраться куда подальше.

— Я понял тебя, — ответил Бьярн. — Понесу мальчика. А ты, птаха… Тяжело тебе придется с такой раной.

Мара и сама знала, что тяжело. А разве у нее есть выбор?

Парень, охраняющий ворота, дремал в сторожке. Вскинулся от стука, долго щурился, пытаясь понять, чего от него хотят. Оставалось только надеяться, что он не в курсе дел наместника и не побежит докладывать ему о беглецах. Им главное — уйти подальше в лес, в погоню никто не кинется: слишком опасно.

— Уходите? Сейчас?

Он покосился на мальчика, завернутого в одеяло.

— Да… Его срочно надо доставить в… Соувер. В Академию медицины.

Мара стояла покачиваясь, с трудом опираясь на палку, которую Бьярн изготовил за несколько минут из толстого сука. Всеединый, что она несет! Он их раскусит мгновенно… Как бы тревогу не поднял! Но парень, не очнувшийся еще ото сна, пожал плечами и открыл ворота.

— Доброй дороги вам, господин Бьярн. И некромантке вашей.

— Я не его некромантка! — прошипела Мара, но никто, кроме напарника, ее не услышал.

Шли всю ночь. Расстояние, которое обычно преодолевали за час, теперь растянулось, казалось, на тысячи километров. Мара ковыляла, опираясь на палку. Морщилась, стараясь не стонать. Время от времени подносила к губам бутылочку с безличником и роняла на язык пару капель. Больше никак нельзя. А так хотелось сделать большой глоток, растянуться прямо здесь на мягкой траве и провалиться в благословенное беспамятство.

Бьярн, шагавший впереди, поначалу все оборачивался на нее через каждый десяток шагов, пока Мара не взорвалась: