Битва вечной ночи - Дарт-Торнтон Сесилия - Страница 84

— Не тот ли так называемый оптимист и является настоящим пессимистом? — возразила Ашалинда, вступая в спор ради спора, чтобы немного отвлечься. — Потому что не жди он, что бокал окажется и вовсе пуст, он бы так не радовался тому, что бокал наполовину полон. А так называемый пессимист, с другой стороны, разочарован, поскольку ожидания его были несравненно больше — а потому он-то и есть настоящий оптимист.

— Ну, значит, — весело отозвалась Кейтри, — вы снова переиграли меня на словах.

— Неудивительно, — промолвила Ашалинда, оглядываясь через плечо на подругу. — Искусные и мудрые слова всегда были и союзниками моими, и врагами. Я ведь не наделена особой силой, не умею биться на мечах. На что еще мне и положиться в час нужды, как не на ум, смекалку и знания? Ну, и ловкость, конечно.

Она снова отвернулась к окну.

— Смотри-ка, вся нежить куда-то ушла. Равнина пуста. Смотри-ка, здесь остались лишь батальоны скал, а тени их маршируют по прихоти звездного колеса. Однако, кажется, я различаю какое-то движение — правда, как будто лошадь скачет. А вдруг это Тигнакомайре? Но нет, глаза обманули меня. Там никого нет, это просто игра звездного света.

Медленный темный ветер Вечной ночи, резкий, точно обветренные скалы и зазубренное серебро, ворвался в окно, швырнул в лицо Ашалинде прядь ее длинных волос. Девушка зажала меж пальцев темный локон.

— Гляди, Кейтри, там, куда попали капли вина Светлых, волосам вернулся их прежний цвет. Чернила выцвели. Теперь я вся в бледно-желтых пятнышках, как пятнистые кошки Авлантии.

— А… да, — рассеянно согласилась Кейтри.

— Что-то тебя это не заинтересовало. Но мне тут пришла одна мысль. Вон на столе стоит целый графин такого вина — не вымоешь ли мне волосы?

Ашалинда стряхнула последние капли с золота отмытых талитских локонов. Длинные сверкающие пряди пышным каскадом рассыпались по столу. Девушка приподняла одну из них, пропуская драгоценные нити меж пальцев.

— Какие у вас красивые волосы! Можно я уложу их? — спросила Кейтри.

Приближался шанг. Предвестья бродячей бури уже покалывали кожу Ашалинды, растекались в крови, шевелили только что вымытые волосы. Сверкающие нити приподнимались, плыли вокруг лица девушки, солнечным ореолом обрамляя бледное безупречное лицо, на котором горели огромные глаза — глаза, подобные драгоценным камням.

— Нет тут принца, чтобы прогнать бурю-растрепу, — улыбнулась Кейтри. Уложив волосы Ашалинды, она взяла чашу с остатками вина, которым мыли голову, выплеснула его в окно и, перегнувшись через подоконник, поглядела вниз. — И, вижу, она идет. Интересно, какие призраки растревожит шанг, на такой-то высокой и уединенной равнине? Какие людские события могли происходить здесь, где давно уже властвуют Светлые и нежить?

— Могу только догадываться, — ответила Ашалинда, направляясь к двери на лестницу.

— Куда вы?

Выронив чашу, которая тут же разбилась вдребезги, Кейтри испуганно бросилась вслед за старшей подругой. Ашалинда остановилась.

— Он ведь сказал, что нам дозволено гулять по Вышней равнине, но не дальше. Конечно, совсем убежать не выйдет — заклятия Моррагана да и стража не пустят. Но я все равно хочу выйти из крепости — ведь сейчас нежить ушла, передвинулась ближе к линии фронта.

Кейтри в ужасе запротестовала:

— Неужели вы станете гулять по этой жуткой каменной равнине, как будто просто-напросто вышли подышать свежим воздухом в парке Каэрмелора? Но зачем?

— Потому что я горюю о том, что утратила. Потому что меня вконец измучил лангот. Потому что мечтаю сбежать из этих постылых стен. Потому что приближается шанговая буря.

Кейтри умоляюще положила руку на вышитый рукав своей госпожи.

— Не выходите… — Голос ее срывался. — Я боюсь идти за вами туда.

— Тогда останься здесь, — слабо улыбнулась Ашалинда. — Не бойся и не ходи за мной. Подожди меня здесь.

Она поцеловала Кейтри в лоб и через миг уже скрылась за дверью.

Перевалив через Черный кряж, шанг обрушился на Равнину. Каждый шпиль, каждая труба и горгулья, каждый барельеф крепости зажглись цепочками крохотных голубовато зеленых огоньков, точь-в-точь как праздничные гирлянды. Аннат Готалламор звенел и пел, в арках и перекрытиях гуляли перепевы колоколов, весь замок гудел, вибрировал в скрытых потоках силы этой колдовской бури. В просторных покоях дрожала мебель, превращенная магией шанга в пылающий хрусталь. Стены словно растаяли, стали невидимыми, огромные подвесные лампы излучали огонь, рассыпали каскады сияющих цветов, что исчезали, едва коснувшись земли. Повсюду возбужденно сновали летучие мыши с изумрудными глазами. Пол из каменного плитняка стал черным, как сама ночь, и словно бы опустился куда-то вниз. Кейтри забралась на крылатую статую и съежилась там, пряча лицо в каменных перьях. Мимо что-то летало, шуршало августовской листвой, стремительно проносилось, со свистом рассекая воздух. Комнаты полнились зловещим гулом и пением. Когда же девочка осмелилась открыть глаза, все страхи ее вдруг рассеялись, сменившись безумным, безрассудным восторгом. Спрыгнув с высокого пьедестала на черный, как полночь, пол — оказывается, он все же оставался на прежнем месте, — она начала танцевать, время от времени даже чуть взлетая, так что обутые в шелковые туфельки ножки покачивались на вышине протянутой руки от пола.

Позже, когда шанг окончился, а мрачные стены Аннат Готалламора воздвиглись на прежнем месте, Кейтри пустилась на поиски Ашалинды. Но тщетно она обходила один за другим огромные залы, затканные прекрасными коврами и гобеленами, — девушки нигде не было, и Кейтри тихонько плакала от страха, что никогда больше не увидит ее. Кучка унылых трау увязалась было за Кейтри, но через некоторое время отстала, попряталась по подземельям.

Сводчатый проем — в него свободно мог бы проехать всадник на рослом коне — вывел девочку на лестницу, что спускалась во двор. Над проходом каменным полукругом изогнулся барельеф, венок из дубовых листьев. Кейтри долго караулила там в одиночестве. Присев на ступеньку и прислонившись к стене, она сама не заметила, как задремала. Разбудил ее какой-то тихий звук — шелест легких шагов. Кейтри открыла глаза. Ашалинды не было — но через миг она появилась.

— Ты смертная? Ты верна Императору? — спросила девочка, привыкшая не доверять одной только видимости.

— Я Ашалинда. А ты? — последовал осторожный ответ.

— Ваша верная подруга Кейтри! — Пленницы радостно пали друг другу в объятия. — Но неужели вы и правду гуляли по Вышней равнине во время бури?

— Да. Сперва я ехала верхом, потому что вокруг крепости и правда рыскал Тигнакомайре, и он посадил меня к себе на спину. Мчаться через шанговую бурю верхом на водяном коне — о, это что-то невероятное, сказка, мечта! Но только не слишком долго, не то можно и с ума сойти. Потом я шла пешком. Но Тигги еще бродит вокруг, войти он не смеет, но и совсем бросить нас не хочет. Он отыскал себе какой-то черный пруд или омут, которым пока и довольствуется, хотя и вынужден делить его с одним-двумя существами более неявной природы. По-моему, его это не слишком заботит. А теперь давай вернемся в библиотеку с розой, если, конечно, замок нас пропустит туда. Там на столе лежит ножик с рукояткой из слоновой кости, он очень острый. Мне бы хотелось, чтобы ты, Кейтри, обрезала мне волосы.

Кейтри неверящими глазами уставилась на нее.

— Вы сошли с ума? Неужели шанг лишил вас разума?

— Разума я лишилась уже давно, — сухо ответила Ашалинда. — Наверное, еще в тот самый день Закрытия, когда посмотрела в прорубленное Светлыми окно за возведенные Светлыми Ворота, на лицо Светлого… Идем. Если ты не поможешь, я сделаю это сама.

И вот они вернулись в библиотеку, две смертные девы, пленницы огромного замка. Там Ашалинда уселась в кресло перед письменным столом. Кейтри по очереди поднимала на ладони пряди червонного золота и отсекала их почти у самого корня. Покончив с работой, девочка отступила назад и посмотрела на свою обстриженную госпожу, чьи локоны теперь лежали золотыми волнами на мраморном черном полу.