Я спас СССР! том 1 (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 55

— Надо назначать одного из замов — Леонид Ильич постучал ручкой по зеленой скатерти — Генерал-лейтенантов Захарова или Банникова.

— Сергей Георгиевич у нас возглавлял ВГУ, контрразведчик — проговорил Хрущев задумчиво — Захаров руководил 9-кой, охраной первых лиц государства… ВГУ с журналисткой обосралось, пусть будет Захаров. А замом к нему этого, из 3-го главка… Мезенцева!

И вот еще что. Надо поручить ПГУ узнать все про эту Глорию Стюарт. Пять лет она прожила в Союзе, какая-то наша бля%;!дь ведь передала ей данные по преступникам?! Пусть землю роют — но узнают. В Англии теперь будет тяжелее с ней работать, но возможности все равно есть. Пусть хотя бы достанут этот список из 22 фамилий.

— А что с этими фашистами делать? — осторожно поинтересовался Брежнев, кивнув на газету — Ну, которые упомянуты в статье. Сейчас голоса начнут визжать — а вдруг они слушают? Сбегут.

— Не дурнее тебя, Леня — устало усмехнулся Хрущев — Я уже позвонил Тикунову. Сегодня МООП их всех возьмет. Операции уже готовятся. Ну что, все? Зовите Семичастного, послушаем его.

В конце недели я постепенно начинаю возвращаться к привычной активной жизни. Сначала осторожной встречаюсь с Диком Флетчером — главой московского корпункта Evening Standard. Его явно пасет 7-ка, даже не скрывается. Что называется «в открытую». Видимо, намекают, что теперь он тут фигура — нежелательная. Я дожидаюсь его в подъезде по адресу, который мне дала Глория. Сначала он сильно пугается, бледнеет. Но тут же берет себя в руки. Я, просто молча, протягиваю ему конверт.

Дик изучает содержимое, также молча мне кивает. Так и не сказав друг другу ни слова, мы расходимся. Один из семерочников по инструкции увязывается за мной, но я, надвинув глубоко кепку, с больших трудом стряхиваю его с хвоста в метро. Чувствую при этом себя эдаким вирусом, которого организм страны отторгает своим иммунитетом. Ведь комитетские топтуны — это почти лейкоциты.

И сразу еду на выступление. Оля уже не может откладывать мои творческие вечера — читаю стихи в МИСИ, в 1-м Меде. Проходит несколько дебютов по предприятиям. В том числе на ЗИЛе. Где работает… да, мой отец.

Нахожу его всклокоченную шевелюру в толпе, после своего выступления. Оно происходит в пересменок, прямо на территории цеха. Подхожу, знакомлюсь.

— Денис Андреевич — с волнением жму руку молодому отцу — Я журналистом в Известиях работаю… Мне вас порекомендовали, как специалиста по автомобилям.

— Есть такое — папа приглаживает волосы, улыбается в усы — А кто посоветовал?

Вокруг нас собирается кружок заинтересованных рабочих.

— Знакомые в газете — соскакиваю со скользкой темы я — Можно взять у вас интервью? Про грузовик ЗИЛ-170.

Я размышлял так. Если крах карьеры отца не является предопределенным судьбой, я могу ему помочь. Интервью в центральной советской газете — это дополнительной толчок в заводской иерархии и росте по служебной лестнице. Только как вот убедить Седова взять материал? Ведь подобное требует согласования в вышестоящих органах. Я прислушиваюсь к Слову. Что-то в голове "звучит", но совсем не то, что прежде. Такое ощущение, что высшим силам все сложнее стало до меня "достучаться". "Мощность" падает.

— У вас же сейчас проектируется бескапотный вариант грузовика?

Отец воодушевляется, начинает рассказывать. Затем тянет меня в цеха, устраивает экскурсию. Я делаю вид, что записываю в тетрадь основные тезисы, хотя про ЗИЛ и так все знаю. В производство его запустят только в 67-м году, потом передадут на новый завод КАМАЗ. Там он ляжет в основу первой линейки машин и будет изготавливаться серийно с 1976 по 2000 год под названием КамАЗ-5320.

— А как сейчас живут сотрудники предприятия? — интересуюсь я аккуратно у отца, подводя к интересующей меня теме.

Сотрудники живут хорошо, обеспечены заводом всем необходимым. Разумеется, растет уровень благосостояния. Отец рассказывает как по заученному — похоже, я не первый, кто берет у него интервью. Вежливо напрашиваюсь в гости — сделать несколько фотографий на тему быта советских рабочих. Мне вручают номер телефона, предлагают встретиться через пару недель — в ближайший понедельник семья уезжает в отпуск. Точно! Мы же в 64-м году отдыхали в Анапе. В санатории, по профсоюзной путевке. Меня так и тянет погрузиться в воспоминания — теплое море с "мулякой" у берега, белоснежный песок пляжей Джемете… Лишь большим усилием, я остаюсь "на плаву" в нынешней реальности. Прощаюсь с отцом, еду на Таганку. Надо побыть одному, перевести дух. Взведенная пружина ослабла. Я понял, что смертельно устал. Три недели пронеслись вскачь. С чего я себя накручиваю, гоню лошадей? Зачем писал роман за неделю? Можно было бы растянуть на месяц. Можно было не давать интервью Глории. И внимания меньше и риска.

А Семичастный? В Известиях уже знают, что его отстранили от должности. Ходят самые дикие слухи. Наиболее продвинутые журналисты слушают голоса. Пересказывают в курилке западные страшилки про фашистских пособников в КПСС.

Советская пресса молчит. "Цербер" лютует, замы Аджубея — Гребнев и Ошеверов — вызывают сотрудников на "беседы". Проявлять бдительность, не болтать лишнего — вот советы, которые мне передает Седов. Я-то еще просто не дорос до персональных инструкций.

Зато дорос до своего первого репортажа. Мне поручают написать о стрелковых соревнованиях на стрельбище «Динамо» в Мытищах.

Участники расположились в белых вылинявших палатках, а выходя на линию огня, палили по таким же простеньким мишеням. Записав все данные о соревнованиях и победителях, я ринулся в редакцию и к вечеру отдал Седову свое сочинение.

«Пойдет», — сказал он, проглядев страничку.

Утром отыскал сильно порезанную заметку на последней полосе, где обычно печатали спортивную информацию. Прибежав в редакцию, постучал в кабинет Германа. Он тиснул мою руку и сказал: «Старик, поздравляю с первой публикацией в Известиях», — наклонился к столу и отчеркнул на газетной полосе крошечный, пять строк, столбик, набранных петитом в подбор с другой информацией. Больше всего я жалел об утере заголовка «Белые палатки, беглый огонь».

— Не переживай — Седов увидел мое состояние, сочувствующе кивнул — Всех режут.

После этого Герман выложил передо мной пачку писем читателей в редакцию. Дневная норма для сотрудников — обработать сорок писем. Я не успевал. День за днем стопка писем на столе, что мне выделили в общей комнате — росла. Росла и моя тревога: не справляюсь. Рабочий день порой растягивался до раннего утра. Я начал понимать, как делается газета. Хаотичное мельтешение людей, беготня к дежурному редактору, ворохи оттисков с пометками «отделу информации», «свежей голове», крики по местному телефону снизу, от верстальных столов: «Сократите хвост Семушкину», «Рубаните Чачина»…

Через какое-то время я стал разгребать почту увереннее и даже стал готовить подборки писем. Роптать не приходилось: практика.

Глава 11

Наконец, я знакомлюсь с Аджубеем. Главный редактор Известий сам приглашает меня к себе в кабинет — современный, со стеклянным столом, жалюзи на окнах… Алексей Иванович вызывает у меня симпатию. Круглолицый, розовощекий, одет в модный пиджак и белоснежную сорочку с… настоящей бабочкой! Модник…! Страхи Заславского насчет этого приятного мужчины мне кажутся преувеличенными. Ну да, интриган, теневой министр иностранных дел у Хрущева. А что ему еще оставалось, раз он зять первого лица страны. «Не имей сто друзей, а женись как Аджубей». Само его положение обязывало лезть наверх.

— Ну, вот ты какой северный олень! — улыбается редактор — Мне сотрудники все уши прожужжали, что у нас стажер — известный поэт, которого даже по телевизору показывают. Давай, показывай свои стихи.