Я спас СССР! том 1 (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 31

— Ладно, поехали. Во сколько начало?

— Да что тут ехать? Две остановки на метро — Кузнецов начинает собираться — В шесть как обычно. Сейчас наберу Леве.

Кузнецов убегает на вахту звонить. Я же разглядываю на постели друга модный коричневый болоньевый плащ. Писк сезона. Вот и Димон пустил деньги на одежду. Будет отбивать Юленьку у мгимошника.

А интересно, в чем придет Коган?

А вот Лева ничуть не изменился. Все те же темные брюки, белая рубашка.

— Куда дел деньги? — тихонько спрашиваю Когана по дороге от метро. Выйдя из вестибюля станции, мы влились в огромную толпу москвичей, шедшую к стадиону.

— Да уж не на шмотки — Лева с иронией смотрит на нас с Кузнецовым — Купил несколько книг, остальное отложил.

Мы находим свою трибуну, проходим билетный контроль. Солнце уже село, над стадионом зажглись мачты освещения. Играет бодрый футбольный гимн, игроки выбегают на поле, выстраиваются полукругом. Судья подкидывает монетку, вратари в кепках занимают ворота по жребию. Народ приветственно орет, звучит свисток. Игра началась.

Боже! Какая же это скукота футбол в 64-м году. Игроки не просто ползают — они ходят пешком по полю. Индивидуальное мастерство, конечно, на уровне, но скорость! Динамики нет никакой. От слова совсем. Но народу нравится. Болельщики кричат, свистят.

Армейский нападающий обводит двух спартаковских защитников, бьет в дальний угол… гол! Публика вскакивает, кричит, рукоплещет. Мы сидим на спартаковской трибуне. Тут траур. На армейской — оживление. Судья показывает на центр поля, игра возобновляется.

Заканчивается первый тайм, объявляют перерыв. Народ вокруг начинает вынимать из карманов нехитрую снедь и выпивку. Хлеб с салом, огурцы, лук. Пьют из фляжек водку, кто побогаче — коньяк. Времена, когда на входе на стадион — обыскивают — еще не наступили.

— Лева, ты все про всех знаешь — я поворачиваюсь к Когану — Нужна аспирантская однушка в общаге. На ночь. Завтра.

— Как говорил Ги Де Мопассан — заржал Димон — Ближе к делу — ближе к телу.

— Для Вики или для Оли? — коротко интересуется Коган.

— Для нас с Викой — отвечаю я, чувствую как краснею. Хорошо, что под моей новой бородкой это совсем не заметно.

— Лебинзон сдает. Но очень дорого.

— Сколько?

— Три рубля — Лева тяжело вздыхает, явно осуждая жадность соплеменника.

— Сможешь договориться? — я мнусь — И дать мне взаймы два червонца. А лучше три.

— А она пойдет? — усмехается Коган — Я то договорюсь и червонцы дам, но если что… Лебинзон денег не вернет, имей в виду.

— Будем считать это предпринимательским риском — шучу я, друзья недоуменно переглядываются — Спиртовка еще нужна. Можно химическую.

— Спиртовка то зачем?? — Димон в шоке, Лева тоже.

— Потом расскажу. Вам понравится.

— Э… главное чтобы Вике понравилось — шутит Коган. Кузнецов смеется так, что на нас оглядываются болельщики. Вытирает слезы.

— Будет тебе спиртовка. Еще пожелания есть? «Принимаю заказы до трех тонн».

Лева цитирует кинофильм Девчата. Я улыбаюсь, хлопаю друга по плечу.

— Остальное сам.

— Расскажешь потом — Кузнецов грозит мне пальцем — В подробностях!

— Ой, посмотрите! — Лева тыкает рукой влево — Да вон там, в третьем ряду. Узнаете??

Я смотрю в сторону, куда указывает Коган. Там сидит какой-то широкоплечий, с залысинами, мужик в пиджачке и кепке.

— Это же Эдик! — я узнаю великого футболиста — Стрельцов!

— Выпустили, значит — Коган качает головой.

— Уже полтора года как — Димон как обычно все знает про футбол — Играет в команде ЗИЛа.

Рассматриваю знаменитого футболиста, чья карьера оборвалась на самом взлете. И оборвалась благодаря… да, моей новой знакомой, Свете Фурцевой. По слухам со Светланой Эдуард познакомился на одном из торжественных вечеров в Кремле, посвящённом победе советских олимпийцев в Мельбурне. В ответ на прозрачные намёки мамы, Екатерины Алексеевны, что Эдуард и Светлана могли бы стать отличный парой, футболист, будучи пьяным, грубо послал обоих. У него уже была невеста. А еще у него была звездная болезнь.

Фурцева затаила зло и нажаловалась Хрущеву. По Стрельцову ударила печать. Вышло несколько разгромных статей про зазнавшегося футболиста. А потом случилась мутная история с изнасилованием. Якобы Стрельцов и два его друга — спартаковцы Борис Татушин и Михаил Огоньков — на даче надругались над тремя девушками. Те сначала подали заявления в милицию, потом забрали, в итоге судили только Стрельцова. Татушкин и Огоньков, а также владелец дачи, проходили как свидетели. Стрельцову дали 12 лет и суд явно проходил под давлением властей.

— Вот мужика закатали! — вздыхает Димон — Сможет ли восстановиться и начать играть?

— Сможет — уверенно говорю я — Еще и в сборной побегает.

— Да ну ладно — сомневается Коган — Пять лет в тюрьме просто так не проходят.

Мы помолчали, каждый думая о своем. Я размышлял над русской максимой — Не зарекаться от тюрьмы и сумы. Потом мои мысли перескакивают на семью. В чемоданах на вокзалах — огромная сумма. Можно помочь родителям себя молодого. Подкинуть им денег? Так ведь не возьмут, принципиальные. Отнесут в милицию. Да и как с ребятами договориться? Они то знают, что Русин — сирота.

Звучит свисток, начинается второй тайм. Спартаковцам надо отыгрываться, они идут вперед. Армейцы явно «ставят кирпич» — собираются в штрафной и не дают соперникам играть. Выносят мяч, фолят… Маслаченко бегает в своих воротах, нервничает и кричит. А что толку? Сорок пять минут мучений, «кирпич» срабатывает и матч заканчивается в пользу красно-синих. Димон расстроен, бурчит. Мы же с Левой довольны. Игра получилась интересная. По крайней мере 1-й тайм.

22 мая 1964 г., пятница, 19.30.

Москва, улица Герцена, ресторан Центрального дома литераторов.

Попасть в знаменитый ресторан ЦДЛ, куда пускают только по писательским билетам — оказалось легче легкого. Я незаметно от Вики лизнул ладонь, прилепил туда сине-зеленые пять рублей купюрой. Оперся рукой о стеклянную дверь. Швейцар заметил деньги, открыл. Я пожал ему руку. Купюра моментально поменяла владельца.

Нас проводили в знаменитый Дубовый зал. Назван он был так по деревянным панелям мореного дуба, которыми были отделаны стены. Интерьер был слегка мрачный. Темновато, тяжелые портьеры на витражных стеклах, мощные колонны. В одной из стен был сделан камин, который сегодня не был зажжен. Ресторан был практически полон. За столами сидели и парами мужчины и женщины и целые компании. Многие курили. Нас усадили за столик у одной из колонн, подали тяжелое меню. Прямо кирпич какой-то.

Я заметил, что окружающие нас внимательно изучают. Мой брутальный образ дядюшки Хэма привлекает внимание дам. Мужчины кинув на меня изучающий взгляд, капают слюнями на Вику. Она сегодня опять чудо как хороша. Поменяла образ — одела облегающее черное платье в блестках и с вырезом в форме U, высоко заколола волосы, пустив по краям прически миленькие завитки. За такую шею как у нее — мужчины в 19-м веке стрелялись на дуэлях.

— Ты выглядишь фантастически! — сказал я ей. — Да у меня не будет времени поесть, в ресторане мне придётся всё время драться с другими мужиками!

Вика засмеялась, на щеках появились милые ямочки. Мы начали изучать меню.

— Леша, как здесь все дорого! — девушка тревожно на меня посмотрела — У тебя точно хватит денег?

Нескромный вопрос, но я лишь кивнул.

К нам подошла пожилая уставшая официантка в белом переднике.

— Добрый вечер, что будете заказывать?

— Бутылку полусладкого шампанского, черную икру, жульен — начал быстро делать заказ я пока испуганная Вика не передумала — Это на закуску. Над основными блюдами мы еще подумаем.

— Хорошо.

Официантка ушла, а к нам направились двое человек. В одном я узнаю нового знакомого — Михаила Шолохова. Именитый писатель одет в костюм с красным галстуком, в губах — дымящаяся сигарета в мундштуке. Похоже, слегка пьян. Рядом с ним идет эффектная брюнетка. Я сразу понимаю — иностранка. Просто в СССР сейчас днем с огнем не найдешь женских брючных костюмов. Их просто нет. Даже у спекулянтов. Да еще такого нежного персикового цвета. Мы встаем, дамы оценивающе смотрят друг на друга. Ноль — ноль. Счет ничейный.