Ради смеха, или Кандидат индустриальных наук
(Повести, юмористические рассказы, фельетоны) - Толмачев Геннадий Иванович - Страница 3

— Так и сказали?

— Слово в слово. А почему он мне не страшен? — Дядя Вадя сделал паузу и обвел глазами гостей. — Да потому, что я не только его начальника, а еще через его начальника дружбу вожу. Вот вам и секрет весь. А будь я темный, необученный — кому я в друзья понадоблюсь? Потому и говорю: учись, Михаил!

За столом зааплодировали. Польщенный дядя Вадя протестующе замахал рукой:

— Не мне ведь учиться, ему хлопайте. Кстати, в комсомол ты вступил?

— Нет пока.

— Ошибка, Михаил, главная твоя ошибка.

И рад бы Миша Блинов последовать советам дяди Вади, а не получалось. Ни с учебой хорошей не получалось, и с комсомолом оконфузился. На собрании зачитали его заявление: так, мол, и так, прошу принять и прочее. Миша помнил: за других ребят легко голосовали. А тут почему-то все молчали. И вдруг поднялась Лена Васильцова. Миша обрадовался сначала, а посмотрел на Лену, и нехорошим предчувствием обожгло. То, что ей наедине говорилось, все выболтала. И сказала еще: «Если примете Блинова, лично я выйду из комсомола». Миша ей, конечно, потом отомстил и жестоко отомстил. Васильцова шла на медаль, а он ей на экзамене пять лишних запятых в сочинение поставил. Вся школа тогда всполошилась, а все равно медаль — тю-тю! На вечере Лена подошла к Блинову и сказала:

— Господи, сделай так, чтобы я подлее тебя в жизни никого не встретила.

Миша засмеялся и ответил:

— Встретишь еще, какие твои годы!

В институт Блинова не приняли, и он с радостью пошел работать к дяде Ваде. Дядя Вадя похлопал Мишу по плечу и сказал:

— Ты человек верный и поэтому будешь при мне адъютантом. По особым поручениям. А по приказу оформим подсобным рабочим.

— Спасибо, дядя Вадя.

— Не за что. А костюмчик и галстук-бабочку попридержи для свиданий. На работе ты должен быть, как мышь: серенький и маленький.

— Дядя Вадя, а зарплата какая будет?

— Семьдесят рублей в месяц. — Дядя Вадя с усмешкой посмотрел на разочарованного Мишу и добавил: — Посмотрим, на что ты способен.

— Да я буду…

— Самое главное, держи язык за зубами.

И Миша приступил к работе. Удивлялся поначалу, не узнавая щедрого дядю Вадю. На пять минут отойдет от стола — обязательно настольную лампочку выключит. Сломал грузчик лопату — из аванса высчитал. Сигареты дядя Вадя курил или чужие, или «Памир». Никогда бы Миша не поверил, что есть в городе другой дядя Вадя, для которого сотня — трамвайный абонемент.

Миша не торопил события. Терпел и не торопил. Ждал своего часа. И он настал, этот час. Дядя Вадя пригласил его в свой кабинет (не кабинет, а клетушка) и с улыбкой спросил:

— Ну-с, к каким выводам пришел, молодой человек?

Миша знал, что ответить.

— Главное — держать язык за зубами.

— Дело говоришь! — удовлетворенно отозвался дядя Вадя. — Значит, пора приступать к настоящей работе.

Так пришел черед особых поручений. Он не хотел вникать в их суть, хотя все было предельно ясно. Он отвозил кому-то картонные коробки, привозил пакеты, конверты, с каких-то складов перетаскивал дубленки, женские сапоги, ковры, мотался с чеками по мебельным, а то и ювелирным магазинам, бывал в чьих-то квартирах и везде паролем служила одна фраза: «Я от Вадима Семеновича». Ему понимающе кивали головой, вручались и забирались конверты и пакеты и, судя по улыбкам, охам и вздохам, все были довольны… «А ведь есть и другие… адъютанты. И покрупнее, — с благоговейным трепетом думал Миша. — Неужели никто ничего не видит?»

Видели. Мишу с картонной коробкой задержали у склада и отвезли в милицию. Блинова заранее научили, как отвечать следователю: «Ничего не знаю, я подсобный рабочий, какой-то мужчина попросил поднести коробку к машине. За три рубля. Вот они. Ни мужчину, ни машину я раньше не видел». Если бы задержали с конвертом, он бы рассказал похожую байку.

А потом был суд. Мишу пригласили свидетелем.

— Свидетель Блинов, — спросили его, — вы кого-нибудь раньше встречали из тех, кто сидит на скамье подсудимых?

— Да, встречал, — твердо сказал Блинов.

— Кого?

— Дядю Вадю, извините, Вадима Семеновича…

— И что вы можете сказать о подсудимом?

— Для меня он не подсудимый, — с пафосом объявил Блинов. — Для меня он положительный герой. — И Миша стал рассказывать об экономии электроэнергии, о поломанной лопате, о сигаретах «Памир». Он рассказывал, глядя на подсудимого, а тот гордо расправлял плечи и даже начал поддакивать своему племяннику.

Мишу прервали. Дяде Ваде дали семь лет, хотя прокурор просил пять.

После суда к Блинову подошел лопоухий толстячок и, отрекомендовавшись Василь Васильевичем, проникновенно спросил:

— Молодой человек остался без работы?

— Турнули, — хмуро подтвердил Миша.

— Молодой человек не согласится продавать пиво?

— Пиво? — не поверил своим ушам Блинов. Он всегда считал, что на эту работу можно попасть только за особые заслуги перед человечеством. Но Василь Васильевич, похоже, не разыгрывал.

— Молодой человек согласен?

И Миша ответил:

— Считайте, что я приступил к работе, получил первую зарплату и отдал ее вам.

— Все зарплаты, — спокойно уточнил Василь Васильевич.

Так Миша Блинов стал продавцом пива.

У Блинова была нелегкая служба. Вся его клиентура делилась на две части: те, перед которыми надо было угодничать, заискивать (торговые начальники, контролеры, ревизоры и т. д.), а другая категория, ну, скажем, — обыкновенные любители пива. Но и тут надо было держать ухо востро: знать, кому сказать «ты», кому «вы», кому недолить, а кому и через край плеснуть. Не сразу, не вдруг, а через страхи, выговоры, выволочки у Миши наметывался глаз. И с какого-то времени, наконец, глаз стал у Миши почти как алмаз. Безошибочно угадывал клиентов. Соответственно благодарности появились, премии. А однажды Блинова рационализатором назвали.

Дело было так. Миша в пору своего торгового мужания налил кому-то кружку пива. «Еще наливай», — подсказал клиент. Миша сбросил в кружку еще глоток пены. «Мало!» — отметил клиент. И тогда Блинов вспылил:

— Слушай, ты, скряга, — на рубль!

— Мне чужих денег не надо.

— Тогда наливай себе сам! — вскричал Миша, и через полминуты свершилось чудо. Привередливый клиент сам налил себе в другую кружку, и пива в ней было чуть больше половины. С видом победителя «скряга» отчалил от прилавка.

Миша не закричал «Эврика» только потому, что не знал ни самого слова, ни по какому поводу его надо употреблять. Но открытие состоялось. И со следующего дня он так переоборудовал пивные краны, что покупатели сами себя обслуживали. Подойдет человек, надавит кнопку, и пиво струится в кружку. Полное доверие. И не было случая — ни одного случая! — чтобы клиент налил себе норму. Ведь наш клиент, он не мелочный. А тут такое доверие. Палец отсохнет под взглядом Блинова или следующего в очереди, если он будет с отстоями, пока уляжется пена, жать на кнопку. Просто?

— Миша, это на грани гениального, — сказали ему в тресте — Ты вырвал из лексикона ревизоров такое некрасивое слово как «недолив». Они его забудут. Держи премию, а мы побежим распространять твой передовой опыт.

Вот так Блинов стал рационализатором. К слову сказать, в чем-в чем, а в наблюдательности Мише отказать было нельзя. Однажды, увидев у стойки непростого товарища, подкатившего на «Волге», Блинов ему без обиняков сказал:

— Вы куда смотрите, товарищи руководители?

— Не понял, — насторожился клиент с «Волги».

— Почему мер никаких не принимаете? — наседал Миша.

— Снова не понял.

Народу почти не было, а иначе Блинов не осмелился бы сердить такого посетителя. Он отпустил ему пива и без горлопанства пояснил свою мысль.

— Государство — оно, конечно, не дуро, — сказал он. — Но тогда чем объяснить, что появились какие-то часы «пик»?

— Это очень сложная проблема.

— А по-моему, нет. Давайте разобьем всех трудящихся на три группы: первая начинает работу в восемь, вторая — в девять, третья — в десять. И вся проблема.