Сделка с дьяволом (ЛП) - Марч Меган - Страница 41

Он поднимает руку, обхватывая мою шею, и направляет мою голову ниже, пока его рот не скользит по моему. Мои губы открываются, и он запускает внутрь язык, пробуя и соблазняя меня в равной степени.

К тому времени, как он отстраняется, я мокрая не только от воды, стекающей с его загорелой кожи.

С понимающей улыбкой он говорит:

— Пожалуй, теперь я буду готовить обед.

Тридцать минут спустя, моя челюсть снова отвисла в шоке. Фордж не только сам состыковал лодку и привязал её, но и принёс оба лобстера и рыбу на летнюю кухню и вычистил их. Теперь он готовит на гриле так, как будто готовит для себя каждый день.

— Разве… разве не должен кто-то делать это для тебя? — я машу в сторону гриля. — Я имею в виду, на тебя должно работать несметное число людей.

Он встречает мой взгляд, приподняв бровь.

— Не доверяешь моим кулинарным способностям?

— Нет, просто… это выглядит странно. Я не думала, что миллиардеры готовят для себя, — говорю я, садясь на стул, на который он указал мне, если я не хотела чистить рыбу. Итак, я сижу на стуле.

— Ты забыла, я не всегда был миллиардером, но всегда любил поесть. Это значит, что я умею готовить.

Когда в небе солнце поднимается выше, оно высушивает волосы Форджа в волнистую чёрную гриву, рассыпавшуюся по его плечам. Ему действительно нужно запретить готовить, потому что он уже сам по себе слишком разрушительный.

Ты уже вышла за него замуж, так что, какая разница, что ты ещё больше пускаешь на него слюни?

Мой внутренний голос говорит дело. В конце концов, со вчерашнего дня я всё ещё чувствую пульсацию между ногами.

Он проверяет температуру лобстеров с помощью термометра для мяса и использует щипцы, чтобы положить их на две красные тарелки. Через несколько минут он кладёт на них кусок свежей поджаренной рыбы с долькой лимона.

— Давай есть.

Я следую за ним к столу, где он предлагал мне чек на миллион долларов, и именно тогда меня поражает сюрреалистический характер этого обеда.

Как я вообще сюда попала? Последняя неделя была сумасшедшим круговоротом, и теперь моя жизнь совершенно неузнаваема. Всего несколько дней назад я ушла из этого стола Индией Баптист, а теперь сижу здесь, как Индия Фордж.

Никогда за тысячу лет я бы не предсказала этого.

Я наблюдаю за мужчиной напротив меня, как он копается в еде, которую сам поймал и приготовил. Когда Фордж понимает, что я ещё не ем, то останавливается.

— Что-то не так с твоей едой?

— Нет. Я уверена, что она отличная. Думаю, я просто… потрясена.

— Чем?

Мои зубы впиваются в нижнюю губу, пока я набираюсь смелости сказать ему правду.

— Тобой.

Уголок его рта приподнимается от моего признания.

— Ты привыкнешь к этому. Ешь.

Я делаю три укуса и пытаюсь контролировать свое желание застонать из-за самых свежих лобстеров и рыбы, которые я когда-либо ела, когда рядом с грилем доносится жужжащий звук.

Его телефон.

Фордж поднимается и подходит к нему. Когда он смотрит на дисплей, то ругается себе под нос, а потом оглядывается на меня.

— Мне нужно ответить. Не жди меня.

Не дожидаясь моего ответа, он идёт к дому, а затем резко отвечает:

— Что?

Я продолжаю есть, но больше, чем я хочу есть, мне интересно, с кем он разговаривает. Он не был счастлив, когда получил звонок.

Я не тороплюсь, но моя тарелка чиста, остались только рыбные кости и сломанный панцирь лобстера, когда Фордж выходит из дома, одетый в костюм и галстук.

— Вау. Я не ожидала, что дресс-код так радикально изменится.

Выражение его лица серьёзное.

— Мне нужно идти. Я вернусь, когда смогу.

— Типа… через час? Завтра? В следующем году?

— Чувствуй себя как дома. Кто-нибудь найдёт, что тебе надеть, или твои вещи будут доставлены с яхты, — говорит он, специально уклоняясь от моего вопроса.

— Всё в порядке? — я отталкиваюсь от своего места, беспокойство ползёт вдоль моего позвоночника. Этот Джерико Фордж — не тот улыбающийся мужчина, который гордился тем, что поймал обед. Этот Джерико Фордж похож на человека, который с безжалостной и хладнокровной решимостью забрал у меня каждый пенни за покерным столом.

— Делай всё, что хочешь, но не пытайся покинуть остров, — говорит он, затем поворачивается и направляется к лестнице, спускающейся к причалу.

— Фордж!

Он останавливается, чтобы оглянуться на меня.

— Я пока ещё не готова стать вдовой.

Что-то промелькнуло на его лице, и он снова кивает мне.

Как только он исчезает, я отодвигаю стул от стола и спешу к краю внутреннего дворика, чтобы наблюдать, как его уверенная походка ведёт его к катеру. Он развязывает его, поднимается на борт, а затем уплывает.

Я наблюдаю за катером до тех пор, пока он не исчезает из вида.

И теперь я одна. На острове.

Я убираю остатки еды, складывая панцири и кости в пакет, который он использовал для очистки лобстера и рыбы. Мою посуду, закрываю гриль и смотрю на потрясающий вид передо мной.

Это место может быть красивым, но, когда рядом нет никого, с кем бы ты мог поделиться этим, чувствуешь себя ужасно одиноко. Форджу когда-нибудь бывает одиноко? Я тут же отбрасываю этот глупый вопрос.

Держа в руках пакет с объедками рыбы и лобстеров, я иду по тому же пути, по которому мой муж спустился на причал, в надежде, что будет нормально выкинуть их обратно в океан, чтобы сама природа переработала их. Или, может быть, я намусорю, ну да ладно.

Я сижу на конце причала, позволяя ногам свисать, и выбрасываю первый панцирь лобстера. Сразу же большая рыба поднимается на поверхность, чтобы украсть его. Второй привлекает другую рыбу.

Что ж, это классно. Я не кормила рыбу с тех пор… Господи, я даже не помню, сколько мне было. Наша мать отвезла Саммер и меня в Италию на несколько месяцев, и мы стояли на побережье после того, как поели спагетти. Саммер умоляла её позволить нам принести хлеб с обеда, чтобы покормить рыбу.

Когда я заканчиваю, то настолько увлекаюсь ополаскиванием пустого пластикового пакета, что не замечаю, как быстроходный катер ревёт в сторону острова, пока он почти не доплывает до причала.

Он красный. Не чёрный, как у Форджа.

Чей это катер?

Я тут же вскакиваю и отбегаю назад, готовясь бежать обратно вверх по лестнице к дому, но останавливаюсь, когда вижу светлые волосы в беспорядке, развивающиеся вокруг головы человека, как потускневший ореол.

Бастиен.

Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Ничто в этой ситуации не может быть хорошего.

Он подъезжает к причалу и бросает мне верёвку.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, сжимая канат, не зная, что мне с ним делать. Я не могу привязать катер Бастиена к причалу Форджа. Он не только отшлёпает мою задницу за это. Он может утопить меня.

— Ты вышла за него замуж?

Ветер задувает в пластиковый пакет и вырывает его из моей руки, пока зелёные глаза Бастиена пронзают меня.

Я понятия не имею, как он это выяснил, на мгновение я сжимаю губы.

— Да.

— Блядь! Это была ловушка. — Тон Бастиена становится резким.

— О чём ты говоришь?

— Похищение твоей сестры. Всё это было хернёй. Он играл с тобой.

Кровь приливает к ушам, когда я смотрю с недоверием на него. Ничто из того, что он говорит, не имеет смысла.

— Нет. Нет. Это невозможно.

Бастиен смотрит через моё плечо, и я слышу, как кто-то выкрикивает моё имя с вершины скал.

— Форджа волнуют только деньги. Ему всё равно, кто пострадает, особенно ты.

— Я тебе не верю. Ты должен уйти. — Я оглядываюсь и вижу двух мужчин, спешащих вниз в сторону причала по резной каменной лестнице.

— Подумай, Инди! Какого хрена он женился на тебе? У него была причина. Ты не знаешь, кто ты есть на самом деле.

— Что, чёрт возьми, ты имеешь в виду, кто я на самом деле? — моя грудь поднимается и опускается всё быстрее и быстрее, когда я задаюсь вопросом, во что, чёрт возьми, я ввязалась.

Я доверилась Форджу. Он вернул Саммер… и он сделал это перед тем, как мы поженились. Я была так благодарна, что не стала настаивать на объяснениях.