Крутой сюжет 1993, № 1 - Моргунов Владимир - Страница 20

— Он не казался вам странным?

В это время она оглянулась по сторонам и пробормотала:

— Тут, знаете ли…

Договорить не дал отец:

— Ваше здоровье, месье Мегрэ. За ваше расследование! Как вы можете заметить, я теперь ничто, не только в области искусства, но и в собственном доме. Я не протестую. Молчу. Они, конечно, любезны, но для человека, который…

— Не приставай к комиссару со своими разговорами, папа!

— Вот видите?

— Вы не знаете, когда в последний раз ваш жилец уходил с чемоданом?

Ответила старшая, Ольга:

— В последнюю субботу перед…

Она умолкла, заколебалась.

— Перед чем?

Младшая вновь взяла разговор в свои руки.

— Не красней, Ольга. Мы всегда подтрунивали над сестрой за ее мимолетное увлечение месье Жаном. Ни возрастом, ни красотой он…

— А ты?

— Опустим это. В субботу около шести часов он ушел с чемоданом, что очень нас удивило, так как до этого брал чемодан только по понедельникам.

— По понедельникам после обеда?

— Да. Мы ожидали, что он вернется: подумали, отправился куда-то на уик-энд, и посмеялись над Ольгой, которая надулась. В котором часу он вернулся, не знаем. Обычно мы ждали, чтобы открыть ему дверь. В воскресенье утром, думая, что его комната пуста, мы как раз говорили о нем, и вдруг выходит он с болезненным видом и просит отца сделать одолжение, раздобыть бутылку спиртного. Говорит, простудился. Часть дня провел в постели. Убиравшая его комнату Ольга обратила внимание, что чемодана нет. Но, по ее словам, она заметила и другое.

— И уверена в этом.

— Возможно. Ты ведь была к нему ближе, чем мы.

— Я уверена, что костюм как-то изменился. Тоже синий, но не его, и, когда он оделся, убедилась: широк ему в плечах.

— Он ничего об этом не говорил?

— Нет. Да и мы даже не намекнули. А поскольку он пожаловался, что у него грипп, неделю безвылазно пролежал в постели.

— Он читал газеты?

— Как и мы, утреннюю и вечернюю.

— Вы ничего не заметили особенного?

— Нет. Кроме того, что он стал закрываться в комнате, если кто-нибудь стучал во входную дверь.

— Когда он начал выходить?

— Через неделю с небольшим. В последний раз он ночевал здесь в ночь с 11 на 12 марта. Это легко уточнить по календарю в его комнате: с тех пор никто не обрывал листков.

— Что мы должны делать, господин комиссар? — с беспокойством спросила мать. — Вы действительно верите, что он совершил преступление?

— Не знаю, мадам.

— Но если полиция его разыскивает…

— Вы позволите нам посмотреть его комнату?

Она была в начале коридора. Обширная, без излишеств, но опрятная, со старой навощенной мебелью и репродукциями Микеланджело на стенах. В правом углу стояла большая черная, обвязанная веревкой дорожная сумка самого обычного типа.

— Открой, Жанвье.

— Мне выйти? — спросила девушка.

Такой необходимости не было. Жанвье легко развязал простой веревочный узел. Комнату заполнил сильный запах нафталина. Вскоре на кровати уже громоздилась куча костюмов, туфель, белья.

Это был гардероб артиста, вещи разнились и по качеству, и по происхождению. На фраке и смокинге стояла метка известного лондонского портного, а еще один фрак пошит в Милане.

Были костюмы из белой ткани, наподобие тех, что носят в жарких странах. Одни отличались броскостью, другие, напротив, больше подошли бы банковскому служащему, и ко всем имелась соответствующая обувь, произведенная в Париже, Ницце, Брюсселе, Роттердаме или Берлине.

И наконец, на самом дне, отделенном листом серой бумаги, лежал клоунский наряд, в отличие от остального просто поразивший девушку.

— Он артист?

— Своего рода.

Больше ничего существенного, относящегося к постояльцу, в комнате не нашлось. Синий костюм, о котором шла речь, отсутствовал, именно в нем ушел Пеетерс-Мосс в последний раз, и, может быть, пребывал по сей день.

В выдвижных ящиках валялась всякая мелочь: портсигар, бумажник, запонки, пристегивающиеся воротнички, ключи, сломанная трубка. И ни одного клочка бумаги, ни одной записки с адресом.

— Благодарю вас, мадемуазель, вы поступили очень разумно, обратившись к нам, и я убежден, что никаких неприятностей у вас не будет. По-моему, здесь нет телефона?

— Несколько лет назад был, но…

И, понизив голос, добавила:

— Папа не сразу стал таким. Это потому, что мы не смогли его удержать. Раньше он совсем не пил. Потом встретил своих приятелей из Академии изящных искусств, которые находились в таком же положении, как и он, заимел привычку встречаться с ними в маленьком кафе на бульваре Сен-Жермен. Это его и погубило.

На верстаке в мастерской лежали различные приспособления для измерения, распиловки, шлифовки и прочей обработки деревянных заготовок, которые потом превращались в изысканные игрушки.

— Жанвье, захвати немного опилок. Это доставит Моэрсу удовольствие.

Занятно было сознавать, что поиски в этой вознесшейся так высоко квартире в доме на бульваре Пастера закончатся изъятием образцов для анализов Моэрса. На их розыск могли уйти недели, может быть, месяцы, но когда-нибудь это должно было произойти.

Пробило десять. Бутылка из-под вина опустела, и Гроссо предложил проводить «господ» к выходу, но этого ему никто не разрешил.

— Я, возможно, вернусь.

— А Пеетерс?

— Это меня удивит. Во всяком случае не думаю, что вам следует опасаться чего-либо с его стороны.

— Куда вас отвезти, патрон? — спросил Жанвье, садясь за руль автомобиля.

— На бульвар Бон-Нувель, к «Пивной у Негра». Подожди меня.

Это было одно из тех, заведений, где подавали капусту с сосисками, а по субботам и воскресеньям четыре полуголодных музыканта играли на эстраде. Мегрэ сразу же увидел две парочки, сидевшие недалеко от витрин, и отметил, что дамам заказан мятный ликер.

Первым, слишком бодро для человека, которого вот-вот ожидает пинок под зад, поднялся Альфонси, в то время как адвокат, улыбаясь, с достоинством протянул свою холеную руку.

— Представить вам наших подруг?

Он проделал это со снисхождением.

— Присядете ли вы на минутку за наш стол или желаете, чтоб мы сразу же приступили к делу?

— При условии, что Альфонси займется дамами, я бы предпочел выслушать вас прямо сейчас.

Столик у кассы был свободен. Клиентура состояла из тутошних коммерсантов, которые, как и сам Мегрэ, исстари приходили пообедать сюда вместе с семьей. Были и завсегдатаи, холостые или женатые неудачно, они играли в карты или шахматы.

— Что вы будете пить? Пиво? Гарсон, полкружки пива и рюмку коньяка.

Когда-нибудь Лиотард, без сомнения, будет посещать бары в Опере или на Елисейских полях, но сейчас он чувствовал себя не очень уютно и в этом квартале, хотя и поглядывал на окружающих с изрядной долей превосходства.

— Дало ли результаты ваше обращение?

— Метр Лиотард, вы пригласили меня, чтобы допрашивать?

— Чтобы, может быть, добиться мира. А как по-вашему? Возможно, я был несколько резок с вами. Не забывайте, что мы по разные стороны баррикад. Ваше дело подавить клиента, мое — спасти его.

— Даже делаясь его сообщником?

Удар был нанесен. У адвоката вздрогнули ноздри, и он два-три раза моргнул.

— Не знаю, что вы хотите этим сказать. Но если настаиваете на том, у меня будет право на ответный удар. Случаю угодно, чтобы вы, комиссар, пытались нанести мне много вреда и замедлить, если не прервать карьеру, которая, по общему мнению, должна была бы быть блестящей.

— Я в этом не сомневаюсь.

— Спасибо. Дисциплинарный совет очень строго следит за соблюдением определенных правил, и сознаюсь, в спешке я не всегда следовал им.

Мегрэ пил пиво с самым невинным видом и посматривал на кассиршу, которой он вполне мог показаться обычным посетителем.

— Я жду, месье Лиотард.

— Я надеюсь, что вы мне поможете. Понимаете, на что я намекаю?

Он хранил спокойствие.

— Видите ли, господин комиссар, я родился в бедной семье, очень бедной…