Инквизитор. Вассал и господин - Конофальский Борис - Страница 5

Волков оправил одежду, сжал и разжал кулаки. Вздохнул и шагнул в столовую залу, барон сразу зашёл за ним и прикрыл дверь.

Удивительные окна под потолок пропускали в залу много света. Там пахло кофе. Редкое зелье в этих серверных краях. За столом, уставленным кушаньями, сидел один человек. Одет он был на удивление просто. Менее богато, чем лакей, стоявший за его спиной и намного менее богато господина в мехах, поверх которых лежала тяжёлая золотая цепь. Господин в мехах и золоте читал сидевшему за столом документы ровно до той секунды, пока в залу не вошёл Волков.

Чтец остановился и уставился на вошедших. Волков низко поклонился человеку, что сидел за столом. Лицо у того было выразительное. Глаза навыкат и внимательные. Нос, длинный нос был фамильным знаком Ребенрее. Даже дамы этого рода не могли избежать этой характерной родовой черты. А ещё эта фамилия плохо переносила оспу. Болела этой болезнью тяжело. Вот и лицо герцога было изъедено этой болезнью.

– Рыцарь Божий, хранитель веры, коего многие заслуженно зовут Инквизитором, Иероним Фолькоф. – Представил Волкова барон.

Герцог и господин в мехах поклонились ему в ответ. Вернее, господин поклонился, а герцог выразил свою благосклонность милостивым кивком.

Барон начал расхваливать кавалера, говорил, что рыцарь, принял близко к сердцу то положение, в которое попал двор, и сделал все, что было можно, чтобы положение сие не усугубилось.

Он говорил и говорил, нахваливал, Волкова, рассказывал, что он претерпел, в Хоккенхайме, а герцог тем временем встал и, подойдя к Волкову вплотную, заглянул ему в лицо и спросил негромко:

– Так это вы убили моего лучшего рыцаря?

Барон замолчал. В зале стало тихо. И только кавалер стоял напротив герцога. Лицом к лицу. Мог, конечно, кавалер начать спрашивать мол, кого, когда. Но это было бы глупо и низко, словно он юлит и боится. И он ответил просто:

– На то была воля Божья.

– Божья? – На изъеденном оспой лице герцога появилась недобрая улыбка.

– Не я искал ссоры. Не я приехал к нему. – Твёрдо сказал Волков. – Он искал меня.

– А арсенал, что вы разграбили в Фёренбурге, тоже искал вас? – Продолжал улыбаться курфюрст. – А храм там же тоже вас искал?

– Раку из кафедрального собора Фёренбурга я забрал по велению епископа Вильбурга. Он дал мне денег и велел собрать людей, чтобы сделать это. А арсенал города я не грабил, я отбил его у рыцаря Левенбаха, врага вашего, и рыцаря этого я убил. В моём обозе его шатёр. А то, что люди мои взяли себе что-то из арсенала, так пусть лучше им достанется, чем врагам Господа, еретикам. К тому же, одну пушку, отличную, новую полукартауну из хорошей бронзы через офицера вашего, я предал Вашему высочеству.

Герцог обернулся к господину в мехах и тот подтверждающее кивнул: да, было такое.

Курфюрст понимающе кивнул пару раз и сделал рукой жест: давайте, несите сюда.

Тут же господин в мехах взял со стола подушку чёрного бархата, та была покрыта шёлковой тряпицей. Он сдёрнул тряпицу и понёс её герцогу. Волков сначала не мог понять, что там, а потом и разглядел: на чёрной подушке сияла белым цветом роскошная серебряная цепь из красивых медалей. С гербом дома Ребенрее в конце.

– Склоните голову, – тихо сказал барон.

И Волков наклонился. А герцог взял цепь с подушки и надел её на шею кавалера. Вроде, и цепь та была великолепна, и стоила только в серебре, без работы, талеров пятьдесят, но всё-таки думал кавалер, слоняясь ещё ниже в поклоне, что денег из Хоккенхайма герцог получил столько, что и на золотую мог расщедриться.

Да, золотая цепь ему очень бы пошла.

А герцог тем временем вернулся за стол и заговорил:

– Барон уверяет меня, что вы и впредь будете полезны дому Ребенрее, мой канцлер тоже так считает.

Господин в мехах опять кивнул головой соглашаясь.

Барон взял в руку удивительную белоснежностью чашку с чёрно коричневой жидкостью.

А курфюрст продолжил:

– Они полагают, что лен будет хорошей платой за ваши деяния. Готовы вы принять лен и стать моим вассалом?

– Для меня великой наградой была бы и чашка кофе из ваших рук, Ваше Высочество. А уж земля, так будет для меня неискупимым долгом перед вами.– Смиренно сказал Волков.

Все присутствующие, включая герцога, засмеялись. И герцог после этого сказал:

– Что ж, раз так, то и тянуть не будем. Канцлер уже подготовил бумаги и согласовал с нами землю, что вы получите.

Кровь зашумела в его ушах. Господи! Кажется ему это, сон это или явь? Кавалер едва не покачнулся. Не злая ли это шутка? Не шутят ли эти господа над ним? Он растерянно глядел то на герцога, то на канцлера, то на барона. Те улыбались ласково ему и были доброжелательны. Ни в чём не видал кавалер подвоха. Неужто всё наяву?

Чёрт с ней, с цепью, пусть серебро, пусть её совсем не будет, лишь бы не обманули с землёй.

– Если вы согласитесь принять моё старшинство, мою синьорию, – продолжал курфюрст, – то дело за малым, остаётся только принести присягу.

– Ваше высочество, я готов принести её прямо сейчас. – С трудом и сипло произнёс кавалер.

– Нет, кавалер, – тут же сказал канцлер, – всё должно быть по правилам. Для клятвы мы подготовили часовню, там, перед святыми образами, вы и будете клясться. Святые отцы и рыцари свидетели ждут нас.

– Я готов, – повторил Волков, взяв себя в руки и переборов волнение.

– Так не будем тянуть, – сказал герцог, вставая, – у нас сегодня ещё много дел, не так ли, канцлер?

– Именно, – согласился господин в мехах и золоте.

Глава 4

Как и всё в этом замке, часовня была светла и чиста. И поп был чист и благочинен. И служки, и даже мальчишки из хора были благовидны. В часовне не было амвона и не было кафедры, сразу перед образами расстелили ковер, на ковре стояло кресло, оббитое в цветах дома Ребенрее. Тут же перед ним лежала подушка. А народу в небольшую часовню набилось много, человек тридцать или сорок даже, разве всех сочтёшь. И брат Ипполит каким-то образом сюда проник, стоял едва ли не в первом ряду. Осеняя святым знамением кавалера исподтишка. Офицеры, что пришли с кавалером, стояли в задних рядах, их ему видно не было. Сам он стоял рядом с попом, и поп ему что-то говорил милостиво улыбаясь. Волков, убей Бог, не понимал ни слова. То ли от духоты, что была в часовне, то ли от волнения. Он только кивал согласно и старался усмирить в себе кровь, что приливала к лицу и шумела в ушах. Но всё тщетно. Разве можно быть спокойным человеку в такую минут.

Карл Оттон Четвёртый герцог и курфюрст Ребенрее пришёл в часовню в одежде, которую можно считать официальной. Только он, кроме попа, был в головном уборе, богатом берете чёрного бархата. Но его герцогу сняли, водрузив на голову небольшую, корону из золота. Сам он был в длинной собольей шубе, подбитой горностаями, поверх которой висела тяжёлая и старая золотая цепь.

Гул в часовне сразу стих, как только он приклонил колено пред образами, перекрестился, поцеловал руку попу и сел в своё кресло. Канцлер встал рядом. А сразу за спиной у Волкова появился человек.

Стало тихо. Поп стал читать молитву. Читал расторопно, но внятно и хорошо. Все слушали, и где было нужно, крестились. И соглашались с попом: Амэн.

Затем, красиво запел небольшой хор, и как только он стих, поп нараспев сказал, глядя на Волкова:

– Кто ты, человек добрый? Как нарекли тебя, и чьей ты семьи? Говори, как перед Господом говорить будешь, без утайки и лукавства или подлости.

– Назовите имя своё,– прошептал человек, стоявший за кавалером почти ему в ухо.

– Имя моё Фолькоф, а нарекли меня Иеронимом,– твёрдо, почти без волнения сказал он, он не хотел говорить другого.

– Имеешь ли ты достоинство, что даётся по рождению, или берётся доблестью?– Продолжал поп.

– Говорите, что вы рыцарь,– шептал человек за спиной.

– Я рыцарь Божий. Достоинство рыцарское возложил на меня архиепископ Ланна.