Кто сильней - боксёр или самбист? Часть 2 - Тагиров Роман - Страница 9

После двух лет сверхсрочной службы начальник стрельбища сшил себе на заказ всю форму, а изготовленную для него фуражку (аэродром!) привёз ему из Москвы его друг старший лейтенант Чубарев. Это был предмет постоянной зависти всех прапорщиков полка. И эти фуражки, особенно полевые, держались на голове Кантемирова недолго. Да и причёска у военнослужащего, мягко скажем, была не очень уставная, за что он постоянно получал лёгкий втык от командиров при каждом прибытии в полк. А на полигоне всё сходило с рук, вернее с головы. Стоило молодому человеку остановиться на рубеже стрельбы, присесть около подъёмника или распределительного щитка и положить рядом свою фуражку, всё — кранты! Тимур уходил без головного убора, но со светлыми мыслями в голове, так как оставлял он свои фуражки без злого умысла.

Обычно фуражки находились, но бывали и бесследные пропажи. Не просто было найти летом полевую фуражку зелёного цвета на поле огромного полигона. И тут начальника стрельбища всегда выручал, конечно, за пузырь «Кёрна», его дружок, начальник вещевого склада, прапорщик Анатолий Тоцкий. А вот зимние шапки стойко держались на голове военнослужащего, так как зимой даже в «солнечной» Саксонии голова без шапки мёрзла. Бойцов, нашедших головной убор своего командира, Кантемиров постоянно награждал чем-то, так по мелочи: то молоком с булочками угостит в чипке соседнего батальона, то в город с собой возьмёт, пока остальные бойцы получали бельё и продукты на полковых складах. В общем: «Приз — в студию!».

Однажды прапорщик посеял новую, сшитую на заказ фуражку. Искали долго, надо было срочно ехать в полк, получать продукты и менять бельё. Начальник стрельбища поднял по боевой тревоге практически весь личный состав полигонной команды, так как машина ждать не могла. А куда поедешь без фуражки? Это нарушение формы одежды! Командование боевого мотострелкового полка отнесётся к такой вольности, мягко говоря, с непониманием.

И тут молодой боец по имени Сергей Клейнос (коренной москвич, между прочим), радостно улыбаясь и бережно прижимая к груди «аэродром» своего командира, появляется из пилорамы стрельбища. Кантемиров в запарке успел забыть, что давал там размеры новых мишеней и как обычно снял и положил фуражку рядом. Гвардии рядовой Клейнос служил на стрельбище первые дни после учебки в Союзе. На радостях и в благодарность прапорщик приказал расторопному бойцу быстро переодеться в парадку и прыгать в машину. По прибытии в полк оставил повара с каптёром и с двумя молодыми бойцами получать продукты и менять бельё. Солдаты сами чётко знали, что и где получать, а с начальниками складов налажены самые дружественные и взаимовыгодные отношения.

Спешить теперь некуда, появилась пара свободных часов. И надо было эти драгоценные свободные часы и минуты провести с толком и расстановкой. То есть прогуляться по городу, на девчонок немецких посмотреть, да и себя показать. И по ходу этого лёгкого променада сделать некоторые полезные покупки, благо у прапорщика в то время с дензнаками было уже очень даже ничего. И, если имеются марки в кармане, то это не так уж и плохо на сегодняшний день...

Даже можно было аккуратно заскочить в какой-нибудь гаштет и употребить во время служебного дня немецкое пиво. Но, во-первых, Тимур был не один, а со своим молодым солдатом. Какой пример подаст начальник войскового стрельбища Помсен? А, во-вторых, гвардии прапорщик Кантемиров не любил пиво. Совсем. Абсолютно. Ни немецкое, ни чешское, ни тем более — советское. Из лёгких алкогольных напитков больше предпочитал вино.

И больше всего молодого человека удивлял сам факт непонятной жажды офицеров и прапорщиков при возвращении из СССР в ГДР. После отпусков, при пересечении польско-немецкой границы (по территории Польши поезд практически не останавливался, и выходить советским военнослужащим было категорически запрещено) вся мужская часть пассажиров поезда «Брест-Дрезден» на первой же немецкой станции тут же устремлялась на перрон и оккупировала привокзальный гаштет. В вагонах оставались только женщины и дети, да и редкие парни вроде начальника войскового стрельбища Помсен...

* * *

А у бойца Серёги произошёл «первый выход в свет». Идут молодой прапорщик со своим довольным солдатом по центру старого саксонского города вниз к набережной реки под названием Эльба. Солнышко светит, рядовой головой крутит, всё ему в новинку и в радость. Прапорщик периодически останавливается и по-местному приветствует симпатичных немо чек. А они в ответ только смеются. Красота! Заграница! Саксония!

Вдруг навстречу комендантский патруль — прапорщик с соседнего танкового полка в сопровождении двух сержантов, да со штык-ножами на ремнях. А Тимур с Серёгой ррраз им так — и честь отдали! Потому что, фуражки на головах! И молодой прапор знакомый оказался. Постояли немного, обменялись свежими впечатлениями о юных немочках вокруг и пошли дальше. Хорошо на душе у Тимура...

Смотрит он на молодого солдата и вспоминает, как первый раз сам сходил в город со старшиной. Впечатлений масса. На всю жизнь запомнил. И захотелось вдруг прапорщику, как-то особенно отблагодарить своего солдата за найденную фуражку. Так, чтобы этот день он надолго запомнил. И вот проходят они мимо парка, и у телефона-автомата начальник стрельбища даёт чёткую команду:

— Стой, солдат! Раз, два. А теперь скажи-ка, братец, номер своего домашнего телефона?

Удивлённый Сергей, родом из города-героя Москвы, чётко и быстро назвал ряд цифр. Начальник стрельбища командует дальше:

— За мной! Шнель, шнель. Шагом марш.

Заходят советские военнослужащие в ближайший немецкий магазин, где Тимур разменял пятьдесят марок на монеты. Вернулись в телефонную будку, улыбающийся прапорщик набрал код Москвы. И боец Серёга, уже запинаясь, повторил домашний номер. Родители оказались дома, первый ответил отец. Слышимость — как будто из соседнего дома звонишь. Начальник стрельбища представился, как положено и войсках, и быстро сказал, какого хорошего сына воспитали родители. А затем командирским голосом сообщил, что командование части решило поощрить отличника боевой и политической подготовки рядового Клейнос пятиминутным разговором с Родиной. И попросил к телефону маму. После чего протянул трубку солдату, а у того уже испарина на лбу и руки трясутся. «Молодой» — чего возьмёшь...

Серёга берёт трубку и… молчит. А телефон глотает марки с периодичностью стрельбы из АГС-17. И пришлось боевому командиру, применив свои спортивные навыки, легонько ткнуть своего бойца левой снизу в печень. И тут Серёга заговорил со скоростью стрельбы из ПКТ. Тимур, дабы не мешать разговору солдата с родителями, культурно вышел из будки и интеллигентно встал рядом.

Вдруг справа от дороги к телефонной будке резко подъехала полицейская машина ВАЗ-2106, из которой выпрыгнули два здоровых немецких полицейских, один быстро подошёл к прапорщику Кантемирову, а второй распахнул дверь кабины. Гвардии рядовой Клейнос, ещё крепче сжимая телефонную трубку, с удивлением смотрел на местного стража порядка и продолжал быстро говорить с Родиной. Даже таким двум здоровякам было бы невозможно в этот момент прекратить разговор советского солдата с мамой.

Тимур спокойно поздоровался на местном наречии и спросил: «В чём дело, камрады?». Видимо, с полицаями на их родном языке, да ещё на саксонском диалекте, разговаривали только представители комендатуры. Поэтому старший наряда тут же радостно воскликнул: «O, Komendatur! Kein problem!» И начал доверительно объяснять молодому офицеру, что у них тут мобильный патруль, так как некоторые недобросовестные советские военнослужащие из нашего гарнизона звонят в Советский Союз с помощью монеты и приклеенной к ней клеем «Рапид» ниткой. Всё гениальное просто! Монета приклеивается к нитке, а нитка наматывается на указательный пальчик, остаётся только чётко один раз в пять секунд подымать и отпускать монету. Экономия социалистической валюты получалось колоссальная...

Тимур знал более радикальный и дешёвый способ общения с некоторыми советскими городами через этот телефон-автомат — с помощью пружины от офицерской фуражки. Пружина от фуражки вставлялась в окно приема денег автомата, и после нехитрых манипуляций совершалось соединение. Правда, после такого общения многие телефонные аппараты просто выходили из строя. Естественно, советский прапорщик не стал выдавать немецким полицейским нашу Большую Военную Тайну. И Кантемиров невозмутимо ответил на приличном немецком: «По приказу коменданта я стою здесь — контролирую». Вот она — армейская смекалка!