Шторм (ЛП) - Минден Инка Лорин - Страница 11

По тёмному коридору бежит Вероника Мурано, она кажется взволнованной. Рядом с ней бегут Мэр и Мираджа, вторая половинка Хрома и бывшая телохранительница Вероники. Оказалось, что дочь сенатора готова остаться в Резуре добровольно, потому что тоже не хочет войны. Хорошо иметь на своей стороне кого-то из верхов.

Затем я слышу ещё шаги — в полном боевом снаряжении появляется Хром.

За ним идут два санитара с носилками.

Вероника прижимает руку к груди.

— Это Шторм — Воин, который разговаривал с моим отцом! — кричит она, и у меня стынет в жилах кровь.

Пожалуйста, пусть она ошибается!

У мужчины на носилках нет чёрных косичек, он коротко стрижен. Но прямо на меня смотрят те самые песочно-карие глаза, которые невозможно не узнать. Я вздрагиваю, словно меня ударили кнутом, и проталкиваюсь мимо Саманты.

— Шторм!

Его обнажённая грудь вся в крови, по диагонали через плечо и туловище намотана повязка. Ткань вся пропиталась. Предплечье тоже перевязано. Он потерял чертовски много крови.

— Пуля прошла через руку и попала в грудь, — поясняет один из санитаров — молодой мужчина с рыжими волосами — пока я помогаю переложить Шторма на каталку. — По-видимому, не очень глубоко, и левое лёгкое, похоже, не задето, иначе он давно был бы мёртв.

О боже, Шторм! Видеть его таким, убивает меня.

Он дышит с хрипами, с губ стекает кровь. В его взгляде нет ненависти, только боль и печаль.

— Марк, — шепчет он и поднимает дрожащую руку.

Не раздумывая, я глажу его по коротким волосам и беру его руку. По моим щекам текут слёзы.

— Не разговаривай. Всё будет хорошо.

Шторм кашляет, разбрызгивая кровь.

— Прости, я был слеп и глуп… я должен был поверить тебе. — Ему явно тяжело говорить, но он не замолкает, словно торопится сказать мне всё перед смертью. — Когда я посмотрел видео… пожалел обо всём… хотел знать, как ты. И присоединился к этому заданию.

Не смотря на ужасное состояние Шторма, я испытываю облегчение. Видео помогло! Я мог бы заплакать от радости. Но тут у меня перехватывает дыхание — Шторм пришёл сюда из-за меня, из-за меня так сильно ранен. Он хотел увидеть меня, возможно, извиниться. Моё сердце колотится.

Из его рта вытекает новая порция крови, глаза закрываются.

— Люблю тебя… — шепчет он, и больше не двигается.

— Шторм!

Я чувствую боль в груди. Он только что сказал, что любит меня?

Хром встаёт рядом с кроватью и трясёт его за плечо.

— Зачем ты сюда пришёл?

Шторм не реагирует.

Мне невыносимо тяжело смотреть на него. Он умирает. Я должен что-то сделать! Пожалуйста, он не может умереть!

Я решительно вытираю слёзы с лица и умоляюще смотрю на Саманту.

— Его немедленно надо прооперировать!

— Операционная готова! — Рядом с нами оказывается доктор Никсон, и мы вместе толкаем каталку со Штормом в операционный зал. Каждая секунда дорога.

* * *

Я редко видел столько крови во время операции, но здесь так много чего не хватает. Хорошо, что седативного средства достаточно, чтобы держать Шторма под наркозом. Мы втроём делаем всё, чтобы спасти его.

Сквозная рана на руке почти не опасна, но операция на лёгких это всегда серьёзно. Поэтому я стараюсь отключить эмоции и быть просто хирургом. Шторма больше не существует. Передо мной лежит пациент «Икс». Мои руки не должны дрожать, надо успокоиться…

Я делаю боковой надрез, затем мы разводим рёбра с правой стороны. Если Шторм… мой пациент… выживет, он будет долго чувствовать боль. Анальгетиков почти нет. Но он справится. Он Воин!

Его правое лёгкое наполнилось кровью, левое действительно не повреждено. Это могло бы спасти ему жизнь. Хорошо, что у нас есть работающий лазер, который облегчает мне работу. Спайка сосудов проходит нормально. Пулю мы тоже быстро удаляем. К сожалению, она нанесла больше повреждений, чем предполагалось, так что мне приходится удалить часть лёгкого.

Я несколько часов сохраняю концентрацию, пока Саманта и доктор Никсон ассистируют мне. Я хотел бы по возможности оперировать Шторма один, в таком случае, если он не выживет, мог бы винить только себя.

Через пять часов мы можем закрыть грудную клетку, осложнений не возникло. Мы под давлением вставляем в лёгкое тонкую трубку, которая будет накачивать его и отводить воздух и секрет из раны. Дренаж должен оставаться в груди минимум неделю. По крайней мере, пока лёгкое снова не начнёт функционировать.

Я глубоко вздыхаю, дело сделано. Мне больно смотреть на израненное тело. У Шторма останется приличный шрам на правой стороне. Ему, наверняка, понравится — он говорил, что хотел бы заработать много шрамов в бою. Он думал, это круто. А после боя я должен был бы залатать его и окружить заботой.

Не думаю, что к этому стоит стремиться. Ужасно, что получилось именно так, хотя и при других обстоятельствах.

Я хочу быть рядом с ним, заботиться о нём, говорить с ним. Но сейчас не могу сделать ничего, кроме как ждать, что он откроет глаза.

* * *

— Марк… — он произносит моё имя едва слышно.

— Я здесь!

Я сразу встаю рядом с его кроватью. Я как раз вешал новый инфузионный пакет с физиологическим раствором на стойку, когда веки Шторма, подрагивая, поднялись.

Улыбаясь, я поглаживаю его по коротким волосам и целую в лоб. Мы одни в этой маленькой комнатке, где стоят лишь полки с гигиеническими принадлежностями. Я настоял на том, чтобы изолировать Шторма от других пациентов. К счастью, свободная комната была. Небольшие лазареты почти всегда заполнены.

— Операция прошла успешно, — говорю я, когда он пристально смотрит на меня. — Ты хорошо её перенёс.

Шторм сжимает веки, лицо искажается гримасой. Ему больно.

— Почему ты меня спас? — спрашивает он. Его голос тихий и хриплый. — Ты должен меня ненавидеть.

Я сглатываю ком в горле, сажусь рядом с ним на кровать и сжимаю его руку.

— Я не ненавижу тебя.

— Но я ненавижу… себя, — выдавливает Шторм со стоном.

— Давай поговорим обо всём, когда тебе станет лучше.

Я подношу к его рту чашку с носиком, чтобы Шторм мог попить. Сейчас ему необходимо много жидкости.

Шторм делает несколько маленьких глотков и снова стонет.

— Я дам тебе обезболивающее, и ты заснёшь. Сон — лучшее лекарство. — Я говорю не важно, что, лишь бы заполнить тишину, пока ищу в своей докторской сумке лекарство.

Двумя минутами позднее, я впрыскиваю десять миллилитров жидкости в инфузионный пакет, и вскоре глаза Шторма закрываются, лицо расслабляется.

— Спи спокойно, — шепчу я и снова целую его в лоб. — А потом мы подумаем, что будет с нами дальше.

Я хочу снова лежать рядом с ним в кровати, чтобы он прижимался ко мне по ночам, разговаривать с ним и смеяться, как раньше. Целовать его. Заниматься с ним сексом. Просто быть с ним.

— Мне тебя не хватало.

Глава 4. Тревога за Шторма

Каждую минуту, когда во мне не нуждаются, я сижу у кровати Шторма, хотя постоянно клюю носом. Я выходил из комнаты только два раза: наладить из шаттла связь с Уайт-Сити, чтобы Вероника могла поговорить с отцом; и заполнить регистрационный формуляр Шторма. Каждого новоприбывшего регистрируют.

— Кейн Арчер, — написал я на листке, гражданское имя Шторма.

Кейн… Это имя подходит ему так же хорошо, как и Шторм. Как он захочет себя называть, если останется в Резуре? Если ему разрешат остаться. Если он вообще выздоровеет… Так много вопросов и ни одного ответа. Я думал, что сойду с ума, когда он был в Уайт-Сити, но сейчас я ещё больше не в себе.

* * *

Заходил доктор Никсон, отметил мою квалифицированность. Он от всего сердца пожелал мне, чтобы Шторм выздоровел. Я был удивлён, узнав, что он живёт с мужчиной. Он не выставляет это на всеобщее обозрение. В Лос-Анджелесе за ориентацию его презирали.