Ехиднаэдрон - решето джамблей (СИ) - Розов Александр Александрович "Rozoff" - Страница 7

Если учесть стагнацию нашей земной астронавтики (мы никуда не летим и никого не ищем), то получается, что вероятный контакт у нас случится с цивилизацией, которая обогнала нас в развитии значительнее, чем мы обогнали античность и средневековье.

Между прочим, античность и средневековье — это огромная разница.

Астронавт эры НТР нашел бы общие темы с философами античности, жившими за 25 веков до него, но не с теологами средневековья, жившими за 10 веков до него.

Современный популярный деятель культуры, одержимый многочисленными оттенками серости — напротив, нашел бы общие темы только с теологами средневековья.

Представим себе инопланетян, уровень которых соответствует земному 45-му веку (при условии, что у них НТР не тормозилась). Возможно, что они нашли бы общие темы с земными инженерами НТР и Космической эры 20-го века, но не найдут общие темы с деятелями Устойчивого развития — стагнации 21-го века.

Эти рассуждения кажутся умозрительными, но имеют практическое значение для темы первого контакта.

Что происходит в НФ-романах Кларка, когда обсерватории Земли обнаруживают в Солнечной системе какой-то объект, похожий на чужой звездолет? Новость попадает в мировой топ. Все жители развитых стран эры НТР — в курсе. Никто не хочет упустить шанс на контакт. Снаряжается космическая экспедиция…

Что происходит в реальности эры Устойчивого развития, когда телескоп Pan-STARRS обнаруживает в 2017 году межзвездный объект 1I/Оумуамуа, обладающий аномалией движения, которая указывает на возможное наличие движителя? Новость остается на периферии мировых СМИ. Те издания, которые публикуют что-то насчет Оумуамуа, отрицают любую возможность, что это чужой корабль. Все хотят избежать контакта. И никакой космической экспедиции. Через год мир практически забывает об Оумуамуа.

Это выглядело бы дико в эру НТР, но это очень логично в эру Устойчивого развития.

Ведь все подарки от более высокоразвитой цивилизации, которые возникали в мечтах фантастов XX века, теперь, в XXI веке, выглядят как проклятие Троянского коня.

— Неисчерпаемый источник энергии.

— Бессмертие и выбор любых сменяемых биофизических форм для своей жизни.

— Рог изобилия любых благ: пища, жилье, транспорт, и роботы на все случаи жизни.

— Возможность путешествий к звездам в десятках и даже сотнях световых лет от нас.

Но что в этом станет главным для истеблишмента?

Вот что: полный слом существующего жизненного уклада людей.

В мире сбывшейся НФ-мечты мало кому интересна успешная карьера в политике или финансах. В таком мире грош цена всем ценностям, на которых построена социальная пирамида богатства и власти. Тщательно построенная схема управляемой стагнации — рассыпается в пыль. Это даже не янки при дворе короля Артура. Это целый китайский технополис, упавший на голову древнеегипетскому фараону. Тотальная катастрофа, в сравнении с которой термоядерная война выглядит мелким недоразумением.

Мы разобрались, что такое для современных фараонов первый контакт с межзвездной цивилизацией. А что такое для межзвездной цивилизации первый контакт с землянами? Решающая сторона — они, а не мы, важнее не кто они для нас, а кто мы для них.

Эти рассуждения тоже не умозрительные, а практически важные, поскольку ясно, что парадокс Ферми «Где все?» вызван не отсутствием «всех» (в смысле инопланетян), а ошибочным представлением о том, как выглядят «все» и какие у них мотивы. Когда Ферми формулировал свой парадокс, кругозор науки был слишком узким. Но деятели, ссылавшиеся на парадокс Ферми при наличии знаний НТР, морочили людям голову.

К концу XX века стало ясно, насколько антинаучны представления о единственности разумного вида во Вселенной, насколько «чужие» могут отличаться от нас, и насколько технология «чужих» может превосходить нашу. Вопрос не «где все?», а «кто мы?»

Мы привыкли считать себя безусловно разумными высокоразвитыми существами. Но с точки зрения внешнего наблюдателя, разумность людей вовсе не безусловна.

Мы сами с легкостью отрицаем разумность социальных насекомых (и объясняем их деятельность некими инстинктами), хотя их аграрные и строительные технологии по уровню соответствуют нашим технологиям 1000-летней давности.

Что, если «чужой» искусственный интеллект беспилотного звездолета-исследователя примерно с той же легкостью объяснит все наши технологии — инстинктом? Они ведь отстают от технологий «чужих» тоже на 1000 лет, или даже на больший интервал.

Что, если для «чужих» мы — особый род социальных насекомых? Это не противоречит нашим (а не «чужим») представлениям о потенциале эволюции насекомых. В сценарии «Звездного десанта» Ноймейера и Верховена в 1990-х фигурируют такие насекомые: напоминающие огромных термитов, освоившие межпланетные полеты, но не имеющие индивидуальности и разума в человеческом понимании.

Конечно, это не значит, что «чужие», определив наш род, как насекомых, обработают Землю межзвездным инсектицидом, и присвоят зачищенную территорию. Такой сюжет только для беллетристики.

Межзвездная раса, в которой срок жизни индивида неограничен и, во всяком случае, превышает время существования нашей цивилизации.

Межзвездная раса, для которой полеты на расстояния в десятки световых лет даже на досветовой скорости не является проблемой ни технически, ни по длительности.

Межзвездная раса, не встречающая ограничений ни в плане доступной энергии, ни в плане доступных новых территорий в космосе (ведь в радиусе 100 световых лет более тысячи планетных систем, не говоря уж о возможности строить орбитальные города).

Такая раса не будет мараться сомнительным поступком — уничтожением некого рода социальных насекомых ради расширения своей мультипланетной территории.

Тем более, что нашу планету (если она приглянулась им) можно взять без этого через несколько тысяч лет, когда Брюссельское оледенение сотрет нас естественным путем.

Проблема не в том, что «чужие» могут определить нас, как род насекомых.

Проблема в том, что мы становимся все больше похожими на социальных насекомых.

Процесс нашей искусственной стагнации — «Устойчивого развития» — постепенно лишает нас индивидуальности и разума не в представлении неких «чужих», а в нашем, человеческом представлении.

Средний человек все сильнее срастается со своими персональными гаджетами. Причем срастается уже отчасти в прямом смысле: гаджеты — импланты входят в обиход. Такие гаджеты, включенные в глобальную информационную сеть, управляющие решениями людей-носителей, делающие за них выбор в разных ситуациях и контролирующие их доступ к благам и сервисам, уже не являются персональными коммуникаторами. Это искусственные симбионты — причем не ведомые, а ведущие в созданном симбиозе.

Существует плесневый грибок — кордицепс. Споры этого грибка попадают на муравья, прорастают в его организме и, путем выделения психотропных веществ, контролируют поведение муравья. Под воздействием кордицепса, муравей перестает чувствовать свои потребности и стремится устроить благоприятные условия для роста и размножения ведущего симбионта (или точнее — паразита). Причем кордицепс — не какая-то разумная форма гриба, раскинувшая сеть грибницы — оккупационной власти над муравьями. Эта плесень не умнее, чем шампиньон. Но в ходе эволюции у нее возникла такая биохимия.

Если сравнить поведение муравья, зараженного кордицепсом, с поведением человека, зараженного персональным коммуникационным гаджетом, то аналогия очень близкая, почти полная. Человек начинает вести противоестественный образ жизни (в труде, в потреблении, в способе отдыха), создавая режим благоприятствования для ведущего симбионта. Различается только происхождение.

Плесневый кордицепс — это продут естественного отбора в среде грибков — по свойству эффективно размножаться в биосфере.

Плесневые гаджеты — это продукт искусственного отбора среди товаров — по свойству эффективно размножаться в техносфере (принуждать людей к производству данного товара — как вирус химически принуждает живую клетку производить вирусы).