Игрушка для драконов (СИ) - Иванова Инесса - Страница 24

— Куда мы летим? — пыталась я спрашивать, но не слышала сама себя. Я уже задремала было, как в ушах появился противный свист, голову сдавило обручем. Земля стремительно приближалась: точки превращались в дома, мелкая поросль в могучие дубы, а неясная с высоты громадина горизонте на моих глазах выросла в шпиль башни замка.

Посадка была мягче, чем я себе представляла. На рассвете меня бережно опустили на небольшой холмик, заросший сочной травой, в которой запросто мог спрятаться кролик. Серебряный Дракон резко взмыл в серое хмурое небо. Ветер, поднявшийся от его кожистых крыльев, придавил меня к земле, заставил опуститься на колени и зажмуриться.

Несколько секунд спустя мир снова стал прежним, если не считать того, что он лишился большого серебристого ящера, скрывшегося из поля зрения за плотной пеленой утреннего тумана. В голове было пусто, как и в животе, который недовольно урча, просил пищи. Поднявшись на ноги, я огляделась и в который раз воззвала к голосу Дракона, но господин Шилдс больше не отвечал мне.

Земля была сырой от выпавшей за ночь росы. Туфли я давно потеряла, а платье испачкала, из пожиток, взятых в путь, со мной осталась только шкатулка. Я так крепко прижимала её к груди, что руки свело судорогой. Это было моё единственное сокровище, которое я взяла с собой в новую жизнь. Осталось только узнать, какой она будет.

Пригладив растрепавшиеся пряди волос, я как могла привела себя в порядок и отправилась к замку, острый шпиль которого виднелся вдалеке. Идя по васильковому лугу, усыпанному мелкими махровыми цветами, я вспоминала о родителях. Маме, как Магу-флористу понравилось бы это место: васильки при правильном обращении могли уберечь от самого сильного яда. В растерянности я принялась срывать «слёзы Хирона», как называла их мама, чтоб дать себе время на раздумье о том, что же делать дальше.

Раз меня так спешно вывезли из дома мужа, значит, я представляла некую ценность. Но зачем дознаватель, лично сопровождавший меня всю дорогу, теперь бросил одну. Без денег, друзей и за пару киломиль от ближайшего жилья.

— Пойдёмте, госпожа, — окликнул меня встревоженный женский голос. Я вздрогнула и обернулась на звук, казавшийся в окружающей тишине, прерываемой только пением просыпающихся птиц, чем-то инородным.

Передо мной стояла женщина средних лет, одетая в чистое, но скромное, даже невзрачное, платье, доходившее до колен. Определённо не красавица, но и без заметных изъянов во внешности. Пшеничные волосы незнакомки были забраны наверх, и в самой посадке головы и жестах скрывалось то сдержанно достоинство, которое поволяло признать в женщине аристократическую кровь. Возможно, ты была из обедневшего рода, не способного дать будущее младшим дочерям, отчего бесприданницы вынуждены идти в услужение к более состоятельным господам. Иногда, если девушка имела миловидную внешность, ей могло повезти стать женой местного дворянина захудалой фамилии. Но чаще всего их судьба была незавидна: роль любовницы, а потом и экономки.

Тем временем женщина, видя моё замешательство, поклонилась и повторила:

— Пойдёмте, госпожа. Вы так простудитесь. Прекрасное утро, не правда ли?

Голос у незнакомки был грудным и бархатистым, он располагал к себе и внушал доверие, несмотря на всю странность нашей встречи с невесть откуда взявшейся женщиной.

— Я не видела, как вы подошли, — начала я, игнорируя приветствие. Любая, самая безобидная внешность может быть обманчива — этот урок я усвоила ещё в первые дни своего брака.

— Я тоже не понимаю, как вы здесь очутились. Да ещё и в таком виде, госпожа, — незнакомка подняла тёмные брови и окинула меня недоумённым взглядом. — Но это не значит, что я должна испугаться и не выполнить возложенной на меня миссии: проводить вас в Свитенвиль и проследить за тем, чтобы вы ни в чём не нуждались.

— Это тот замок? — спросила я, указав рукой на вырисовывающийся на горизонте шпиль.

Женщина кивнула и продолжила со вздохом:

— Это в той стороне. Свитенвилль — поместье, давшее название деревушке, распложенной рядом. А то, что видно отсюда — шпиль собора Троединого. Господин Кинегсон, тот, у кого вы будете служить, очень набожен. Хорошо, что его нет дома, иначе, боюсь, он бы удивился вашему… внезапному появлению. У вас багаж с собой?

Женщина снова сделала выразительную паузу, уставившись с сомнением. Мне даже показалось, что меня принимают за кого-то другого. Но молчать и непонимающе хлопать глазами и дальше было бы уже глупо.

— Нет. Только это, — ответила я сдержанно, опустив взгляд на шкатулку, которую я продолжала держать в руках.

— Так я и думала, — вздохнула собеседница и добавила более мягким тоном: — Пойдёмте со мной. Вас больше никто не обидит.

Последняя фраза, сказанная с деланным участием, заставила меня оцепенеть и не спешить на зов.

— Что вы имеете в виду? — спросила я с затаённым страхом. Откуда здесь, в глуши могли знать о несчастье, постигшем меня в браке? И почему они так спокойно говорят о том, что приравнивается к государственной измене — о подрыве основ общества, заложенных Первым Советом?

— Извините, госпожа. Я не должна была этого говорить, но, сами понимаете, земля слухами полнится. Хозяин известен не только своей благотворительностью, но и крайней щепетильностью в отношении послушниц Дома призрения, — женщина сама подошла ко мне и осторожно взяла за руку, в которой я всё ещё сжимала сорванный букетик васильков. Мои пальцы были испачканы соком тонких стебельков. Я незаметно для себя самой слишком крепко сжала их во время разговора в руке.

Послушницы дома Призрения — это сироты, оставшиеся после смерти родителей без попечения родственников. Обычно дети из аристократических семей не попадали в такие заведения, всегда находились благодетели, согласные воспитать несчастное дитя. Существовала только одна причина, способная изменить эту традицию: ребёнок должен быть замешен в скандале, связанном с гибелью его семьи. Например, подозреваться в невольном убийстве или временном помешательстве, что было совсем не лучше первого варианта. Порченную кровь из суеверия или соображений безопасности избегали вводить в приличный дом.

Я очнулась от размышлений, когда женщина провела рукой по моим волосам. Я почувствовала лёгкое дыхание целебной магии низшего уровня.

— Простите ещё раз. Меня зовут Сарой. Я буду помогать первое время, пока вы совсем не освоитесь. Вам нечего стыдиться прошлого, никто не без греха. Пойдёмте, нас ждёт экипаж.

Я посмотрела в ту сторону, куда указывала новая знакомая и действительно увидела изящную открытую коляску белого цвета. Такие используют балованные мужьями леди для того, чтобы похвастаться новым заграничным нарядом перед знакомыми. Пока мы разговаривали, коляска бесшумно подъехала сзади. Ранее я не заметила её, должно быть, из-за тумана.

— Хозяин богат? — спросила я, полагая, что обладатель подобного эпажа должен часто бывать в столице.

— Достаточно, чтобы исполнять свои прихоти. Но коляска куплена не им. Это наследство от названной тётушки, недавно скончавшейся миледи Трининг. Вы должно быть слышали о ней? Она приходилась крёстной матерью кому-то из нынешних Магов Совета.

Всю дорогу до Свитенвилля я слушала щебетание Сары. Женщина посматривала на меня с видом лёгкого превосходства, но ни словом, ни жестом не пыталась задеть мою гордость. Сведений, которыми спутница щедро одарила меня, хватило бы на пять уроков истории этого края. За те полчаса, что мы ехали, я успела так хорошо узнать местные нравы и распорядок дня в доме Кинегсон, будто прожила в нём не один год.

Сара с первых минут огорошила известием, что мне предстоит стать экономкой в столь славном поместье. Сама же она занимала должность гувернантки и няни малолетнего сына хозяина.

— Чудный дракончик, — вздыхала она с нежностью и какой-то затаённой грустью.

— А госпожа Кинегсон? — спросила я, улучив момент, когда спутница в очередной раз вздохнула.