Снежный король - Котова Ирина Владимировна - Страница 36

— Где ты такое нашел? — изумилась я.

Обувь оказалась такой домашней и симпатичной, что я сама не заметила, как всунула в нее ноги. Стало очень мягко и приятно, ступни словно получили пресловутую зону комфорта, до которой остальным частям моего тела, а, главное, душе было еще далеко-предалеко.

— Места надо знать, — важно сообщил Барсик, — а они здесь у нас бывают всякие. Вот это-то я тебе сейчас и покажу, если соизволишь отойти от кровати.

Эта тема слегка ухудшила мое настроение. Красться по замку вопреки воле короля, да еще и куда-то, где он явно не горит желанием меня лицезреть… Такая перспектива не прельщала, и поход хотелось отменить или хотя бы оттянуть всеми возможными способами.

— Ну вот, в белые тапочки меня уже обули, — мрачно пробормотала я. — Интересно, что будет дальше.

— Дальше будет интересно! — оптимистично заметил кот. — Вперед!

На сей раз поводов для отказа у меня не осталось, и я скрепя сердце двинулась в коридор, на ходу запахивая широкий шарф. Происходило все это по инерции, ведь в том, чтобы утепляться, настоящей потребности не было. В этом отношении осколок исправно исполнял свою работу… Вот знать бы, действует ли он в других направлениях.

В тапках я действительно не создавала шума. Помпончики забавно покачивались при каждом шаге. Немного повысился риск поскользнуться, и я шагала очень аккуратно — и поэтому, и потому, что все еще боялась разбудить короля.

Казалось, мы с Барсиком пересекли весь замок. Пункт нашего назначения лежал в стороне от тех комнат, которые в данный момент с натяжкой можно было назвать жилыми.

Дверь, заледеневшая, как и все прочие, была прикрыта, но кот надавил на нее лапой, и она довольно легко поддалась. Подумалось, что он, наверное, проделывал подобное не в первый раз.

— Заходи! — мяукнул Барсик.

Я приняла приглашение, хотя и подозревала, что права приводить меня сюда кот не имеет. Это было сродни приглашению вора посетить ограбленную квартиру. Посидеть, отдохнуть, попить водички… Но я уже проделала весь этот путь. Не отступать же сейчас, в самый последний момент. И я вошла.

И вздрогнула, столь знакомой показалась открывшаяся взору картина. Будто полоснули лезвием по открытой ране. Почти то же самое я уже видела несколько часов назад. Комнату, оказавшуюся чьей-то спальней, рассекало такое же огромное копье-карандаш, как и мою теперь уже бывшую аудиторию. Все кругом было в знакомом состоянии зимнего запустения. Снежная паутина, плетение инея, корочки льда и тонкие белые трещинки покрывали все, от камина до канделябров, от кровати до небрежно заброшенного на ширму камзола.

Я сделала шаг, еще один. Осторожно обходя любой, даже самый маленький предмет, приблизилась к окну. Оно тоже было «запечатано», плотно обвито морозным рисунком. Словно по наитию, я коснулась заледеневшей шторы, взялась за край, посильнее провела пальцами по ее поверхности. И испуганно выпустила из рук. Под слоем неестественной белизны ткань оказалась зеленой. Движимая внезапной догадкой, я поспешила к первому попавшемуся предмету мебели — стулу с волнистой спинкой. Потерла краешек сиденья. Здесь лед был тверже, но я постучала по нему, поскребла ногтем и в результате смогла разглядеть под треснувшей коркой кусочек зеленой обивки.

Осмотрелась. Кота не было видно. Возможно, застыл где-нибудь, слившись с окружающей белизной, как заяц в зимнем лесу, но, скорее всего, просто ушел, оставив меня одну. Зачем ему это было нужно — попробуй разбери, но вряд ли он собирался привести сюда короля или сбежал, предчувствуя, что тот вот-вот нагрянет.

Взгляд упал на небольшую прямоугольную картину в поломанной рамке, валявшуюся на полу рядом с кусками битого стекла. Я подошла, наклонилась, подняла картину, стряхнула припорошивший ее снег. И поднесла поближе к глазам.

Это был портрет. Мужчина и женщина стояли рядом и улыбались не то художнику, не то друг другу. В воздухе витала атмосфера радости, которую невозможно воспринять человеческим зрением, но которую парадоксальным образом способны уловить и отразить на холсте хорошие живописцы. Мужчина, кареглазый брюнет в белой рубашке и длинном зеленом камзоле, казался лишь смутно знакомым. Зато женщину я узнала сразу. С картины на меня смотрела сияющая и довольная жизнью Ранкара.

Я развернула рамку, положила обратно на пол и быстро вышла из застывшей комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Ночь прошла без происшествий. Наутро я очень боялась, что придется столкнуться с его величеством один на один, и только стихиям было ведомо, чем бы завершилось такое столкновение. Да, я боялась короля до дрожи в коленях, но и сойти с избранного пути была не готова даже на йоту. Уж если мне осталось жить немного, я сделаю все, чтобы в последние дни или недели видеть вокруг не только всепоглощающий, разрушительный хлад, но и тепло, свет, солнце, зелень — все то, что так горячо ненавидел хозяин замка. А если я все-таки выживу… то, вероятнее всего, именно благодаря этому своему решению. Не отпустить из своей души свет и огонь. Не поддаться смертельной дреме, навеваемой низкими температурами и обманчиво мягким шепотком зимних ветров.

Мне повезло: король не собирался ни провожать меня в новую аудиторию, ни заглядывать туда самостоятельно, чтобы проверить, как выполняет свои обязанности ученица. С утра за мной зашел кот, и он же, как уже стало привычным, проводил меня в нужное помещение. Новый класс весьма походил на предыдущий, хоть и ощутимо уступал ему в размерах. Впрочем, так было даже уютнее. Одна-единственная парта, на ней — уже опостылевший мне учебник, да и писчие принадлежности. Доска — вновь ледяная, и вновь непонятно, чем на ней писать (если, конечно, не разрисовывать, как прежнюю). Камин, как и везде, замороженный и нерабочий. Впрочем, этим я еще собиралась заняться. На полу — шкура белого медведя в качестве ковра. Нечто похожее можно было наблюдать и у меня в комнате. Магические лампы в качестве искусственного освещения. Вот, собственно, и все.

Короля я встретила позднее, и то, можно сказать, случайно. Как и обычно, вскоре после полудня отправилась перекусить. Не знаю, откуда в замке появлялась еда, и покупал ее кто-то или наколдовывал, но, пусть столы не ломились от изобилия, голодать не приходилось. Всегда можно было найти свежий хлеб, сыр, стакан молока, а в большинстве случаев и что-нибудь мясное. И вот, возвращаясь в аудиторию после обеда, я стала свидетельницей совершенно неожиданной сцены: хозяин замка принимал посетителей. Говоря точнее, троих мужчин: один был пожилой, хотя крепко сложенный и твердо стоящий на ногах, второй средних лет и третий помоложе. Простые люди, не аристократы: об этом свидетельствовал говор, да и одежда, теплая и добротная, но без претензий. Меховые штаны были тщательно заправлены в унты, доходящие до середины голени. Из-под расстегнутых шуб выглядывали свитера из оленьей шерсти. Откинутые капюшоны оставляли головы непокрытыми в дань уважения к хозяину.

Я замерла, не зная, как поступить. Пройти дальше означало привлечь к себе внимание, отвлекая от делового, вне всяких сомнений, разговора. Остаться — стать его свидетельницей, что тоже, возможно, нежелательно. Пока я мешкала, старший из визитеров с достоинством поклонился Ингвару, а затем проговорил:

— Мы пришли к тебе с прошением, о великий король снежных вершин. Пришли не по личному делу, а как посланники всей нашей деревни, той, что стоит у подножия твоих гор.

— Я знаю, кто вы и откуда родом, — кивнул король. — Говорите.

Я неловко пошевелилась, и меня все-таки заметили. Хозяин замка бросил лишь мимолетный взгляд, а вот вновь пришедшие посматривали с интересом, особенно тот, что был моложе прочих.

— Это моя ученица, — обронил король. — Можете говорить при ней все, что желаете сказать мне.

Жители деревни почтительно поклонились, приложив правую руку к груди. Не зная, как правильно реагировать на подобный знак внимания, я просто склонила голову в ответ.

— Наши предки жили в предгорье испокон веков, — продолжил свою речь старейший. — Прежде в здешних краях было немало селений. На склонах паслись стада овец, процветала торговля, жители деревень охотно приходили друг другу на выручку. Но без малого сто лет назад пришли суровые морозы. Хлад ударил ледяными ветрами, словно плетью, солнце на много месяцев скрылось с глаз, и не все смогли дожить до припозднившейся весны. Первыми ушли те, чьи дома стояли высоко в горах: на их долю выпали самые тяжкие испытания. Но годы текли, а природа становилась к нам все суровее. Зима отбирала у прочих времен года все больше дней, пока наконец не стала почти бесконечной. Постепенно жители то одной, то другой деревни снимались с места и покидали свои дома в поисках новой, более благосклонной к ним родины. Наши последние соседи ушли три десятилетия назад. С тех пор мы остались одни. Мы чтим свою землю и верим, что человек пускает корни не менее глубоко, чем дерево. И как срубленному дереву долго не жить, так и людям нельзя оставаться без своих корней.