Крутой сюжет 1994, № 02 - Сафир Ришар - Страница 16

— Привет, Марв. Вас маста ид?

— Да, — раздался голос Марвина Мошера. — Ничего… как у тебя?

— У нас неприятности.

— Что? Одну минуту. Я только закрою дверь. На всякий случай. Некоторое время в трубке было тихо. Потом снова раздался голос Мошера.

— Я считал, что мы очистили рынок.

— Появился новый рынок.

— Виаселли расширяется?

— Нет, — сказал Фелтон.

— Расширяется кто-то другой?

— Не думаю.

— Что говорит О’Хара?

— Он ушел из жизни сегодня утром.

— О Боже…

— Нанимать пока никого не будем. Нужно сначала кое-что узнать.

— Говорил с мистером Виаселли?

— Нет пока. Он послал своего представителя на первоначальные переговоры.

— И?

— Он говорит, что все по-прежнему?

— Так значит, это Виаселли?..

— Не думаю. Не уверен.

— Хорошо. Как мы будем это делать?

— Сначала черновая работа. Есть место, которое называется Ф-о-л-к-р-а-ф-т. Фолкрафт. Это санаторий в Ри.

— Разузнай, что это такое. Попробуй снять комнату.

— О’кей, Норм. Я позвоню.

— Привет семье.

— Зай гезунт.

Фелтон положил трубку и хлопнул в ладоши. Частный санаторий. Никакой правительственный офис не стоит за ним. Он сделал этой ночью еще два телефонных звонка. Один — Анджело Скоттичио в Филадельфию; второй — Кармину Виаселли.

Глава 17

Поезд шел по старой железной дороге через Пенсильванию. Ремо Уильямс смотрел сквозь грязное окно на пригороды Филадельфии, которые были истинно американскими до мозга костей. Это был фешенебельный район Мэйн-Лайн, окружавший гетто, которым стала сама Филадельфия. Аристократы нации отступили на последний рубеж перед бедностью. Они сдали Филадельфию еще поколение назад.

Был мрачный и сырой полдень, заставлявший человека когда-то сидеть в своей пещере возле теплого огня. Это напомнило Ремо о школьных днях, о его учителях и о провале после двух лет учебы в колледже. Он никогда не любил учиться. Но сейчас он собирался посетить самую лучшую женскую школу в стране — Бриарклифф.

Ремо закурил сигарету, увидев, что другие игнорируют знак, запрещающий курение. Он курил осторожно, чтобы не оставлять дыма в своих дыхательных путях. Чжиун был прав. Стоит надавить на него посильнее, и он вернется к прежнему. Это все та же старая история. Ремо опять курил.

Дома, большинство из которых были кирпичными и двухэтажными, имели свои особенности, но от всех веяло деньгами. Он вспомнил слова Мак Клири: Никакого дома, никакой семьи, ничего постороннего. И ты всегда будешь оглядываться через плечо.

Сигарета была хорошей. Ремо стряхнул пепел и пересмотрел свои ошибки. Он не должен был оставаться поблизости после визита к Мак Клири, не должен был затевать игры с барменом, не должен был подходить к дежурной в регистратуре госпиталя. Белый халат мог бы помочь ему пройти в любую палату госпиталя анонимно. Но что сделано, то сделано. Может быть, последствия не будут гибельными.

Теперь он должен убить Максвелла, кем бы он, черт возьми, ни был. Фелтон был ключом, но его убежище казалось недоступным. Дочь Фелтона послужит ему пропуском. Несомненно, его дочь не имеет никакого отношения к организации Максвелла. Фелтон не послал бы ее в колледж Бриарклифф, если бы это было не так. «Возможно, она даже не имеет понятия, чем занимается ее отец», — сказал Мак Клири.

Бриарклифф. Должно быть, она обладает настоящим умом. О чем он будет говорить с ней? К чему она проявляет интерес? К ядерной физике, к социальной демократии, Флоберу, к новым направлениям в литературе? А он всего лишь Ремо Уильямс, бывший полицейский, бывший морской пехотинец и наемный убийца в настоящее время. Не мог же он говорить с ней о приемах против ударов ножом и обсуждать удары локтями? С чего он начнет разговор с ученицей Бриарклиффа? Это не дежурная регистратуры и не официантка.

Мысли Ремо были прерваны. Кто-то смотрел на него. Это была девушка, которая сидела слева от него. Ее глаза снова уткнулись в книгу, когда он поднял взгляд. Ремо улыбнулся. Женщины есть женщины.

Кондуктор выкрикнул:

— Бриарклифф. Город и школа. Бриарклифф.

Фелтон медленно одевался в своей спальне. Он натянул черные носки, надел темно-синие брюки и завязал шнурки на своих черных лакированных ботинках. Он разогнулся и посмотрел в большое зеркало. Его грудь упруго выпирала через майку. Неплохо для пятидесятилетнего мужчины. Он посмотрел на свою массивную шею, сильные руки и широкие плечи. Он мог по-прежнему гнуть гвозди пальцами и ломать кирпичи руками.

Джимми молча вошел в комнату, неся перед собой шкатулку из красного дерева. Фелтон заметил его в зеркале, он был на целых двадцать сантиметров выше хозяина.

— Разве я говорил тебе принести шкатулку?

Джимми широко улыбнулся.

— Нет.

— Тогда зачем ты принес ее? — Фелтон развернулся, чтобы посмотреть на свой профиль. Он напряг руки. Его трицепсы были большими и мощными. Он взялся левой рукой за правую и напрягся. В зеркале отразилось великолепное сплетение напряженных мышц. — Так зачем ты принес шкатулку?

— Она вам понадобится.

Фелтон вскинул руки перед собой и нагнул голову, как будто встречая противника. Это был другой Фелтон, великий и победоносный.

— Понадобится?

Джимми пожал плечами.

— Самое время, босс.

Фелтон засмеялся, обнажив зубы, которые всегда были безукоризненными.

— А ну, — закричал Фелтон, — нападай!

Джимми попятился, положив сверкающую шкатулку из красного дерева на кровать.

— Прошло десять лет, босс. Десять лет.

— Давай, — сказал Фелтон, бросив последний взгляд в зеркало.

Джимми напряг свою мощную фигуру, как пружину. Фелтон сунул правую руку за спину и вытянул перед собой левую руку, широко растопырив пальцы. Он снова глянул в зеркало, и в этот момент Джимми прыгнул. Фелтон перехватил удар, выбросив вперед левое плечо. Никакой хитрости. Никакой системы. Лишь дикая сила. Огромная фигура, казалось, сметет Фелтона, но Джимми лишь хрюкнул, наткнувшись словно на стену. Сильная рука Фелтона уткнулась ему в грудь. Джимми взмахнул руками и вскрикнул, когда его тело отшатнулось назад. Как дикий кот, Фелтон бросился вперед, хватая руку Джимми, чтобы предотвратить его падение на пол. Он зарычал:

— Ну как?

— Вы по-прежнему сильны, босс. Вам бы играть в футбол.

Фелтон кивнул, чтобы шкатулка была открыта. Джимми осторожно поднял крышку. Три револьвера лежали на белом бархате.

— О’Харе это больше не понадобится, — сказал Джимми. — Могу я взять два?

— Нет, — сказал Фелтон. — Тело О’Хары в гараже?

— Да. В упаковке. Ребята приглядывают за ним.

— Когда мы вернемся сегодня, избавимся от тела О’Хары и его револьвера и отпустим Тони.

— Может, проще, босс, заявить, что О’Хара был убит? Я хочу сказать, что странно избавляться от его тела таким образом.

— Я должен заявить, что моему шоферу оторвали голову? Я не хочу, чтобы в этом здании появился еще один однорукий с крюком. Нет, мы сами должны избавиться от тела.

Фелтон надел наплечную кобуру. Джимми пожал плечами и достал из конверта, лежащего в крышке шкатулки, шесть официальных карточек в пластиковых обертках. Это были разрешения на оружие. Одно для Нью-Джерси, одно для Нью-Йорка; для каждого человека предназначалось по две карточки, но одному они больше не понадобятся. На каждой карточке в углу была фотография владельца. Джимми — твердое и угрюмое лицо. Фелтон — гладкое лицо с глазами, которые сияли даже на черно-белой фотографии. О’Хара — широкое улыбающееся лицо, которое теперь было обезображено крюком.

Это были специальные разрешения, сделанные для финансового и промышленного магната Нормана Фелтона и его телохранителей Джеймса Робертса и Тимоти О’Хара. Они были особыми потому, что пистолеты тоже были особыми. Каждое разрешение означало, что пистолеты были зарегистрированы в Вашингтоне. Пуля, выстреленная из каждого ствола, давала баллистические данные, по которым идентифицировали оружие так же, как по отпечаткам пальцев идентифицировали человека. Эти три револьвера выстрелили только по разу, когда проводилась баллистическая экспертиза.