Хорт – сын викинга - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 61

В принципе скеаты были не совсем монетами, а скорее украшениями. Они представляли собой тонкие односторонние кругляши, в основном чеканенные из тонкого листового золота. Но встречались скеаты и серебряные, а также медные с позолотой. Почти все монеты-украшения викингов имели красивые кольца для ношения на цепочке. Изображения на скеатах были самыми разными: рунические надписи, голова человека вместе с конем, двумя птицами и змеей (похоже, это был Один со своим верным Слейпниром, воронами и Мировым Змеем), человек с головой козла, в котором угадывался Тор, драккары и даже изображения креста, символа новой веры. Все это было вписано в несколько кругов, состоявших из орнаментов. В основном скеаты использовались не как средство платежа, а для обмена.

Самыми богатыми были лавки купцов-ромеев. Морав знал, что главным поставщиком тканей из Царьграда, где находился монетный двор Византии, а также мастерские оружейников и ювелиров, были гинекеи византийского базилевса – женские ткацкие мастерские, откуда выходили наиболее дорогие шелковые ткани и парча. Об этом не раз говорил отец Сигурд, который часто мечтал пойти в набег на ромеев, которые обладали несметными сокровищами. Он даже пытался заинтересовать своей навязчивой мыслью Яролада – чтобы тот собрал сильную дружину из племен русов и отправился воевать в далекие земли, но вождь был весьма осторожен, в отличие от бесшабашных варягов, и ограничивался нападениями на племена южного берега Варяжского моря и захватами купеческих судов франков и ромеев.

Серебряные чаши для пиров и другие драгоценные сосуды сверкали под солнечными лучами так ярко, что глазам было больно. Их могли приобрести или богатые даны, или сам конунг Харальд. Морав быстро смекнул, что купцы привезли дорогую посуду больше для привлечения внимания к своим товарам, нежели на продажу. Викинги предпочитали иметь в своих сокровищницах монеты.

Люди стояли возле лавок, как завороженные, и с восхищением глазели на разные дорогие диковинки: на шкатулки, отделанные эмалью с позолотой, и резные ларцы, на гребни из кости и украшения из драгоценных и полудрагоценных камней, на стеклянную посуду немыслимой цены и дорогую кожу, на яркие ткани… И всегда находился какой-нибудь викинг, который небрежно расталкивал толпу и на глазах у зевак демонстративно покупал что-нибудь очень ценное, нередко отдавая за свое приобретение последние деньги (но кто об этом знал?). Главным для него было то, что о его покупке люди будет судачить до следующего торжища. Это возвышало викинга в собственных глазах и добавляло ему авторитета среди своего племени.

Но особенно много люду толпилось возле лавок купцов, торгующих оружием. Большей частью здесь находились варяги, но и добропорядочные жители Слисторпа мужского пола, которым ни разу не приходилось принимать участие хотя бы в одном сражении (среди данов были и такие, как это ни удивительно), не отказывали себе в удовольствии поглазеть на усладу глаз любого воина.

Морав не был исключением. Если дорогие вещи и ценности не возбуждали в нем стремления обладать ими, ему больше нравилась их красота, то оружие вызывали в его душе чувство преклонение перед неведомыми мастерами, сотворившими истинные чудеса, и страстное желание стать владельцем хоть чего-нибудь. И это при том, что трофейного оружия в его скипрейде хватало; правда, в основном оно было изготовлено мастерами викингов.

– Вижу, что у молодого варанга[107] уже есть превосходный меч… – вкрадчивый голос купца-ромея вернул Морава, который увлекся созерцанием разложенного на лотке и развешанного по стенам шатра оружия, к действительности. – Но я могу предложить по сходной цене великолепный менавлион[108].

Купец был кудряв, с короткой черной бородой и большими маслянистыми глазами цвета созревших плодов терновника. От его мощной фигуры веяло силой; видать, ромей был искусен не только в торговле, но и в воинской науке.

– Но если у тебя уже есть доброе копье, – продолжил он без запинки, – то обрати внимание на соленарион.

– Что это? – удивленно спросил Морав.

Он хорошо понимал купца, хотя тот говорил на языке данов со страшным акцентом.

– О-о, это потрясающее изобретение наших оружейных мастеров! – С этими словами ромей взял в руку нечто несуразное – странное деревянное изделие с рогами, к которым была прикреплена толстая тетива, скрученная из волос конского хвоста. – На расстоянии в триста шагов «муха»[109] соленариона пробивает даже стальной панцирь. Цена у него, конечно, немалая – шесть милиарисиев[110], – но оружие того стоит. Это не считая «мух».

– «Муха»? Что такое «муха»?

Купец осклабился, показав крупные, удивительно белые зубы, и ответил:

– Так называется стрела соленариона. Вот она, смотри…

С этими словами ромей дал в руки Мораву толстое короткое древко длиною чуть меньше локтя и практически без оперения. Древко странной стрелы изготовили из дуба, она была довольно тяжелой из-за массивного наконечника и имела в задней части три тоненьких хрупких крохотных крылышка из дерева.

Морав растерянно повертел «муху» соленариона в руках, вернул ее купцу и спросил:

– Но как стрелять из этого… со-ле-на-рио-на? – Он с трудом выговорил незнакомое слово.

Ромей хитро ухмыльнулся и сказал:

– Почти так, как из лука. Хочешь попробовать?

– Да, хочу.

Морав решительно взял в руки странное оружие ромеев и попытался натянуть тетиву, которая должна была зацепиться в конце хода за крюк. Но не тут-то было. С первой попытки сделать это не удалось. Краем глаза он заметил, что купец по-прежнему скалится с хитрецой. Похоже, ему доставляли удовольствие неуклюжесть и слабосилие молодого человека. Византийцы считали варангов наряду с русами самыми сильными воинами, и купец втихомолку злорадствовал, хотя и старался не подавать виду.

Обозлившись, Морав мысленно воззвал к Велесу и одним мощным движением зацепил тетиву за крюк. И так большие глаза ромея стали как у совы и полезли на лоб от изумления.

– Потрясающе! – воскликнул ошеломленный купец. – Ни один наш воин не смог бы свершить то, что сделал ты!

– Прости за мою неосведомленность, но как тогда ваши дружинники натягивают тетиву соленариона? – вежливо поинтересовался Морав, хотя внутри ликовал: он посрамил надменного ромея!

– О, это непросто. Смотри… – Купец дал в руки юноши веревку с крюком и блоком. – Веревку привязывают к поясу, крюком цепляют тетиву и тянут за этот конец. Благодаря блоку усилия для натяжки нужно в три раза меньше, чем то, которое ты только что применил. – Он вложил «муху» в направляющий желобок и спросил: – Выстрелить хочешь?

– Попытаюсь… Только куда направить стрелу?

– Вон там, видишь, стоит столб? – указал ромей. – До него примерно двести шагов. Попадешь в него с первого раза, соленарион твой. Отдам за полцены. Только бери повыше, чтобы не попасть в какого-нибудь зеваку.

Морав криво ухмыльнулся. Похоже, ромей был уверен, что он промажет. «Это мы еще посмотрим…» – подумал юноша. Он прицелился и потянул за скобу, которая опускала крюк, а тот в свою очередь освобождал тетиву. Морав-Хорт уже понял принцип действия невиданного им ранее оружия, но для большей точности выстрелил так, как его учили наставники хоробрых: представил себя стрелой, которая летит к цели и которая обязательно должна попасть точно в верхушку окоренного столба, где ясно виднелся темный кружок от срезанной ветки.

Выучка не подвела Морава – «муха» вонзилась именно туда, куда он целил. Купец не смог скрыть разочарования; внезапно обуявшая его жадность даже заставила ромея тихо выругаться по-своему. Но делать было нечего: дал купеческое слово – держи. Иначе тебя перестанут уважать. К тому же ссориться с таким могучим варангом ему было совсем не с руки. Он продал Мораву соленарион за три милиарисия (конечно же, монет ромеев у юноши не было, и купец прибегнул к помощи походных весов, на чашки которые Морав бросил несколько серебряных кусочков) и, проявив неожиданное великодушие, присовокупил к нему десяток «мух» бесплатно.