Юбилей ковчега - Даррелл Джеральд - Страница 36

А тут, как раз перед нашими великими годовщинами, случилось два события. Мне предстояло отправиться в Лондон; при этом я обнаружил, что там готовятся возобновить спектакль по очень веселой пьесе моего старого друга Ноэля Кауэрда «Дари смех»; Ноэль уже несколько лет был одним из заокеанских попечителей нашего Треста. В списке исполнителей я увидел, к моей великой радости, имя Дайны Шеридан, а потому сказал себе, что непременно должен увидеть своего кумира, так сказать, во плоти. В самолете, лениво листая какой-то журнальчик, я наткнулся вдруг на интервью с мисс Шеридан. В ряду неизбежных в таких интервью обычных пустых вопросов был также вопрос — с кем она предпочла бы очутиться вдвоем на необитаемом острове. «С Джеральдом Дарреллом», — ответила Дайна. Я не поверил своим глазам.

— Боже, она хочет, чтобы ее выбросило на необитаемый остров вместе со мной, — сообщил я Ли.

— Кто это — «она»? — подозрительно осведомилась Ли.

— Дайна Шеридан.

— С чего бы это? — пренебрежительно, как подобает женам, поинтересовалась Ли.

— Потому что я прекрасный, достойный, высокоморальный человек.

— Если она так сказала, сразу видно, что никогда с тобой не встречалась, — нанесла Ли сокрушительный удар.

Однако меня не так-то легко сокрушить. Я загорелся. Дайна вполне могла выбрать этого невежу Эттенборо или пройдоху Питера Скотта, однако она предпочла меня. Посему, тщательно подобрав дюжину желтых роз, не оскверненных тлей, черными мошками, уховертками, точильщиками и прочими гадкими тварями, я вложил в них карточку с надписью: «Тот, кто громче всех аплодирует, — это я. Могу я встретиться с вами после спектакля?» — и попросил отнести букет в гримерную. Карточка вернулась с ответом: «Да».

Остроумие Кауэрда вместе с блестящим исполнением Дайны сделали этот спектакль поистине незабываемым событием. Когда мы затем выпили в гримерной по стаканчику виски, я признался Дайне, что являюсь ее давним поклонником, и мы договорились встречаться почаще, что бы там ни говорила Ли. Когда Дайна рассказала об этом своему мужу Джеку, он прислал мне сердитую записку, обвиняя меня в посягательстве на расположение его супруги посредством неумеренного подхалимства и желтых роз и вызывая на дуэль утром в Гайд-парке. Я принял вызов, однако подчеркнул, что право выбора оружия за мной, и предложил стреляться пробками от шампанского на расстоянии пятидесяти шагов. На такой счастливой ноте началась наша дружба, и когда нам понадобилось найти актрису для нашего «Праздника зверей», естественно было остановить свой выбор на Дайне.

С Иегуди Менухином я впервые познакомился во Франции, когда он приехал погостить у моего старшего брата Ларри. Домик, принадлежащий мне и Ли, находится километрах в сорока от селения, где живет Ларри (сорок километров

— необходимая дистанция, когда речь идет о старшем брате), но мы добрались туда на машине, чтобы позавтракать с Ларри и супругами Менухин, и ничуть не пожалели, ибо Иегуди и его жена — очаровательные люди. Застолье затянулось, было много вина и закуски, так что уже около четырех часов мы стали подумывать о том, чтобы прилечь и отдохнуть, кто-то невнятно произносил слово «сиеста». К счастью, у Ларри был огромный дом с множеством спален, и вскоре мы с Ли уже крепко спали. Проснулись мы от звуков скрипки.

— Кто это крутит пластинки? — спросила Ли.

— Это Иегуди упражняется, — сказал я.

Выйдя на лестничную площадку, мы и впрямь услышали, как из спальни поблизости доносится упоительное пение скрипки под смычком виртуоза. В жизни меня пробуждали от сиесты самые разные звуки — щебетанье птиц, раскаты грома, журчанье ручья, ровный гул водопада, — но никогда мой сон не прерывали такие восхитительные ноты.

Разумеется, мы пригласили супругов Менухин и Ларри к нам на ответную трапезу, и, выяснив, что Иегуди любит рис, чечевицу, бобы и другие продукты этого ряда, я сотворил особое кэрри «Менухин» в огромных количествах. В нашем внутреннем дворике стоял длинный обеденный стол, и, чтобы сберечь время, накрывая его с учетом всяких гарниров и салатов, Ли аккуратно разложила по порядку на большом подносе ложки, вилки, ножи, черпаки и все прочее. Прибыли гости, мы выпили по рюмочке, затем Ли вышла на кухню нанести, как говорится, последние штрихи. Вскоре за ней последовал Иегуди и остановился, глядя, как она хлопочет.

— Давай я помогу, — сказал Менухин и, не дожидаясь ответа, схватил поднос с приборами, отнес его во дворик, приблизился, улыбаясь, к столу и обрушил на него звенящую, поблескивающую груду металлических изделий.

Видя, с каким ужасом моя благоверная созерцает эту картину, я поспешил отвести Иегуди обратно в гостиную, налил ему еще стаканчик и отправился помогать расстроенной Ли разбирать перемешанные приспособления для еды.

— Я столько времени потратила, — прошептала она.

— Не бери в голову. Смотри на вещи оптимистично. Не всякая хозяйка может похвастать тем, что ее стол накрывал Иегуди Менухин.

…Итак, я отправил письмо Иегуди, и сей великодушный, благородный человек ответил, что будет рад послужить нашему делу, сыграть что-нибудь вместе с Джерсийским молодежным оркестром.

Таким образом, для чтения стихов у нас были два знаменитых артиста, музыкальную часть концерта обеспечивал известный скрипач с оркестром. Однако этим далеко не исчерпывались грани, где животный мир соприкасался с нашим, обогащая его. Взять, к примеру, танец, вокал, телевидение, живопись. У одного из моих друзей, Джереми Джеймса Тэйлора, постановщика нашего концерта, были связи с Королевским балетом, и он порадовал меня известием, что на Джерси пришлют для выступления многообещающих учащихся балетной школы.

За несколько лет до того я участвовал в телевизионном шоу для детей вместе с жизнерадостной Айлой Сен-Клер. Во время репетиций мы всласть потолковали о деятельности нашего Треста, и она настолько была заинтересована, что допустила фатальную оплошность — дескать, если мне когда-нибудь понадобится ее помощь, нужно только дать знать. Очарованный ее чудесным, красивым голосом, я не сомневался, что никто лучше ее не представит животных средствами вокала. Позвонив Айле Сен-Клер, я напомнил про ее обещание и попросил приехать на Джерси. Она ответила, что с удовольствием приедет и даже знает одну симпатичную песенку про зоопарк.

Пришло время мне призадуматься. Как насчет растений? Что ни говори, без них не смогут существовать животные. Самым громогласным и рьяным защитником мира растений, несомненно, был Дэвид Беллэми. Тут меня осенила сумасбродная мысль. В своем блестящем шоу «Упала шляпа» Флэндерс и Суонн исполняли песенку «Мезальянс» о жимолости и вьюнке, которые полюбили друг друга, но не могли сочетаться браком из-за того, что одно растение вращается по, а другое против часовой стрелки. Кончилось тем, что «они выдернули свои корни и зачахли». Прибегнув к подкупу, я уговорил Айлу и Дэвида исполнить этот дуэт; бесподобная комбинация, ибо Дэвида природа наградила голосом (уверен, он не обидится) распаленного страстью моржа.

Выбор телевизионного сюжета не представлял трудности — кто мог бы сравниться с Дэвидом Эттенборо?

Я познакомился с Дэвидом, когда он был рядовым продюсером на Би-би-си. Нас представили друг другу в одном трактире, где мы недурно провели несколько утренних часов, толкуя про животных и путешествия. Несколько лет спустя Дэвид позвонил мне и спросил, не соглашусь ли я записать с ним программу для радио в моем зоопарке. Я ответил, что буду счастлив, и мы назначили день.

В то время в нашей коллекции были Чемли и Лулу — пара шимпанзе сомнительной нравственности. Придешь проведать их, Чемли — после истерических утренних приветствий (оскаливание зубов, безумные крики и качание на ветвях) принимался препарировать апельсин сосредоточенно и тщательно, словно какой-нибудь знаменитый хирург, производящий трепанацию черепа премьер-министра. Лулу, хорошо усвоившая, как учтив ее супруг в обращении со слабым полом, не зевала: пока он занимался апельсином, она спешила набить рот виноградом, сгребала в кучу возможно больше плодов и садилась на них, надеясь, что благоверный не заметит ее уловки. Закончив хирургические действия над апельсином, Чемли съедал его и швырял кожуру в Лулу, чаще всего попадая ей в затылок. Бросая снизу, он тем не менее искусно поражал намеченную цель. Напомнив тем самым Лулу о своей глубокой привязанности, он кидался на нее, когда она меньше всего того ожидала, награждал затрещиной и стаскивал кричащую супругу с укрываемых ею фруктов. После чего садился, засовывал в рот банан, хорошенько разжевывал его, выплевывал на ладонь и принимался толстым пальцем перемешивать жидкую кашицу с видом человека, выбирающего монеты для торгового автомата.