Юбилей ковчега - Даррелл Джеральд - Страница 30

— Нет, в самом деле, — настаивал Джимми, не обращая внимания на призыв супруги. — Приятно было увидеть эту игрушку.

После ленча он, излучая обаяние, открыл наш питомник хутий, объявив, что сразу полюбил «Хут Ирз», когда впервые их увидел (то бишь пять минут назад). После сего тяжкого испытания мы пригласили гостей отобедать в доме одного из моих друзей.

Пока мы чокались в теплице и за последовавшим затем великолепным обедом я заметил, что Джимми чем-то озабочен. Решил, что он еще не пришел толком в себя от быстрой смены часовых поясов, которая хоть кого может выбить из колеи. После трапезы мы перешли в гостиную, где Джимми осторожно опустил свою нескладную фигуру в лоно обширного дивана. Рассеянно поведя по комнате глазами, он вдруг сосредоточил взор на заинтересовавшем его предмете.

— Гляди-ка, пианино, — сказал он, не отрывая загоревшихся глаз от приютившегося в углу маленького рояля.

— Джимми, умоляю, — предостерегла его Глория Стюарт.

— Точно, пианино, — повторил Джимми с таким восторгом, будто сделал открытие века. — Этакое маленькое, крошечное пианино.

— Джимми, я запрещаю, — сказала Глория.

— Песенку…— задумчиво произнес Стюарт с фанатичным блеском в глазах, медленно отрываясь от дивана. — Песенку… Как она называется, моя любимая?

— Прошу тебя, Джимми, не трогай пианино, — отчаянно взмолилась Глория.

— А, вспомнил… Регтайм «Ковбой Джо»…— сообщил Джимми, подходя к инструменту. — Ну конечно, регтайм «Ковбой Джо».

— Джимми, я прошу тебя, — вымолвила Глория срывающимся голосом.

— Щас, больно песенка хорошая, свинговая. — Джимми опустился на стул перед роялем, поднял крышку, и клавиши оскалились, будто пасть крокодила. — Так… ну-ка, поглядим… ага, как там…

Он принялся тыкать длинными пальцами в клавиши, и мы тотчас уразумели две вещи. Во-первых, Джимми Стюарту явно медведь наступил на ухо, во-вторых, он не умел играть на рояле. К тому же он позабыл все слова песни, кроме самого названия. Сколько лет наблюдал я его триумфальное шествие по экранам кинотеатров, но такое я видел впервые. Он истязал инструмент и фальшиво пел, тщетно силясь добиться лада. Хриплым голосом снова и снова повторял название песни, когда ему казалось, что он что-то пропустил. Это было все равно что смотреть на безрукого человека, задумавшего переплыть Ла-Манш. Меня разбирал смех, но я изо всех сил сдерживался, очень уж он гордился своим исполнением. Расправившись наконец с регтаймом «Ковбой Джо», Джимми повернулся к нам с довольным видом.

— Кто-нибудь желает послушать еще какую-нибудь песню? — радушно осведомился он.

Меня подмывало заказать «Усеянный звездами стяг», но до этого не дошло.

— Джимми, нам пора уходить, — сказала Глория. И они ушли.

Я воспринял выступление великого Джеймса Стюарта как великую честь; боюсь, однако, что его супруга думала иначе.

Всякий раз, когда коллекция Треста пополняется новым животным, это для нас поистине волнующее событие. Но «Хут Ирз», как их окрестил Джимми Стюарт, явились исключением из этого правила. Симпатичные тучные зверьки с тяжелым задом, как если бы они надели не по размеру большие штанишки, наши хутии были начисто лишены того, что называют яркой индивидуальностью. Радости бытия они излучали не больше, чем группа церковных старост, хоронящих своего товарища. Среди их повадок разве что одну можно было назвать эксцентричной. Подобно большинству созданий, они не читали специальных книг, описывающих присущее им поведение, а потому не знали, что им надлежит вести строго наземный образ жизни. С видом полного безразличия они тяжело взбирались по размещенным в клетках веткам и восседали под самой крышей, словно желая изобразить стайки бескрылых птиц. Правда, я частенько наблюдал, как детеныши затевают нечто вроде игры в салки, но делалось это весьма степенно; напрашивалось сравнение с раскормленными детьми из консервативных семей, снисходящих до подобных игр лишь по желанию родителей.

Когда число детенышей достигло удовлетворительной цифры, мы стали подумывать о реинтродукции хутий. Тогдашний наш ученый секретарь Уильям Оливер отправился на Ямайку, чтобы провести подготовительные мероприятия, а именно — выбрать подходящий район (подходящий с точки зрения хутий; в частности, важно было оградить их от посягательств охотников) и наладить сотрудничество с зоопарком Хоуп в Кингстоне. Всего в 1985-1986 годах на остров поступили сорок четыре особи, выращенные у нас на Джерси; их поместили семьями в специальных клетках в названном зоопарке. Тем временем в избранном районе тщательно изучалась растительность, чтобы мы могли быть уверены, что у хутий не будет проблем с кормом. После этого семьи выпустили по отдельности во временные садки у скал и специально подготовленных: нор. Через неделю-другую ограды убрали, с тем чтобы около трех месяцев наблюдать, как пойдут дела.

Поначалу все шло хорошо. Контроль показал, что за указанный срок исчезли только три особи, тогда как остальные быстро освоились и выглядели вполне удовлетворительно. Мы уже начали надеяться, что реинтродукция увенчается блестящим успехом. Однако при повторном контроле спустя некоторое время в том же году были обнаружены всего восемь особей. Все они, включая двух родившихся на новом месте, были в отличном состоянии. Полуторамесячные поиски не обнаружили других экземпляров. В следующем году удалось найти всего двух зверьков — выращенного на Джерси и родившегося, судя по всему, уже на Ямайке. Оба были в хорошем состоянии, но куда подевались все остальные особи, оставалось загадкой. Казалось бы, и с кормом здесь все в порядке, и охотники сюда не заходили. Оставалось предположить, что либо хутий поразила какая-то болезнь, либо они стали жертвами бродячих собак и кошек. Тем не менее мы не утратили надежду, вместе с зоопарком Хоуп создаем достаточно большую плодовитую колонию, чтобы при помощи студентов Вест-Индского университета осуществить новую попытку реинтродукции.

Все огорчения, связанные с провалом попыток возвращения животных в природную среду, возмещаются с лихвой, когда объединенные усилия приносят успех, как это было с золотистыми львиными тамаринами. Вместе со своими близкими родичами, мармозетками, эти очаровательные существа, самые маленькие среди приматов, обитают в приморских дождевых лесах Бразилии. К сожалению, именно эти леса подвергались особенно беспощадной вырубке, остались только редкие купы, подчас не связанные между собой, так что обитающие в них животные оказываются в изоляции и не могут обновлять генетический ресурс, спариваясь с другими особями, хотя бы их разделяло всего несколько километров. Некогда дождевые леса в атлантическом приморье простирались на площади в 337 500 квадратных километров; теперь осталось меньше пяти процентов, да и на них непрерывно наступают топор, огонь и бульдозеры. Что влечет за собой исчезновение не только тамаринов, но и составляющих их особую экосистему полчищ других животных и растений. Срубить тропическое дерево — все равно что разрушить большой город, ведь на нем и вокруг него обитают тысячи тварей.

Золотистый львиный тамарин, вероятно, один из самых красивых представителей млекопитающих. Размерами чуть больше новорожденного котенка, он одет в шерсть, словно состоящую из золотых нитей; пальцы золотистых тамаринов длинные, так сказать, «аристократические». От лица переливающуюся блеском шубку отделяет подобие гривы; отсюда забавное сходство со львом. Движения, как у всех тамаринов и мармозеток, поразительно быстрые, подчас за ними невозможно уследить глазом. Золотистые тамарины всеядны, предпочитают плоды и насекомых, однако охотно едят древесных лягушек и даже (недавнее открытие) забираются днем в дупла, чтобы пополнить свою диету спящими летучими мышами. Общаются они между собой звуками, очень похожими на птичьи трели и чириканье.

Мало того что уничтожается природная среда тамаринов, они еще пользуются популярностью как комнатные животные и как объект для биомедицинских исследований, посему в конце шестидесятых и начале семидесятых годов стало очевидно, что золотистым тамаринам грозит вымирание. Считалось, что в уцелевших лесных урочищах осталось не больше полутораста особей. Тревожная ситуация нашла свое отражение в блестящих трудах доктора Адельмара Ф. Коимбра-Фильо, нынешнего директора Центра приматов в Рио-де-Жанейро. В 1972 году состоялась конференция, где обсуждали нависшую над этими животными угрозу и попытались определить, сколько особей уцелело в природной среде и в неволе. Стало очевидно, что наряду с защитой диких популяций чрезвычайно важно создать жизнеспособные колонии в неволе. Успехом в этом деле мы обязаны прежде всего самоотверженному труду доктора Девры Клейман. До 1980 года лишь очень немногие зоопарки, преимущественно американские, располагали экземплярами золотистых львиных тамаринов. Эти зоопарки осторожно приращивали свои маленькие популяции и добились заметного успеха. За пять лет численность особей в неволе возросла со ста пятидесяти трех до трехсот тридцати, почти вдвое превысив число золотистых, обитающих в природной среде. Каждый год рождалось от пятидесяти до шестидесяти тамаринов, так что теперь образовалась достаточно крупная устойчивая популяция и можно было подумать о том, чтобы вернуть несколько выращенных в неволе особей в природную среду. Успеху проекта способствовало образование сообщества зоопарков для работы с тамаринами.