Дары младенца Христа - МакДональд Джордж - Страница 2

От первого брака мистер Гриторекс не вправе был ожидать многого; однако же он лелеял некоторые надежды, довольно неопределенные, это верно, но, судя по всему, не столь уж и слабые, ибо в них он разочаровался. Однако, избавившись от тягостных уз, он льстил себе, полагая, что носил их не зря, но благодаря им постиг женщин - и ныне может похвастаться осведомленностью столь же редкой, столь и глубокой! Но какою бы глубиной не отличались его познания, он самонадеянно рассчитывал так выбрать и так сформировать сердце и ум женщины, чтобы они стали вогнутыми зеркалами его собственных. Не стану утверждать, что он согласился бы с подобным сравнением, но именно к такому итогу он слепо стремился. Знать бы, сколь многие из тех, чьи сходные попытки окончились неудачей, в результате осознали, какой непоправимой бедой обернулся бы успех для обеих сторон! Достаточно плохо уже и то, что теории Августа Гриторекса помешали его собственному духовному росту; было бы в десять раз хуже, если бы они обеднили чужую душу.

Летти Мереуэзер была дочерью епископа in partibus1.Она родилась относительно невинной, выросла более чем относительно миловидной, и, в возрасте шестнадцати лет приехав в Англию, являла собою "чистую табличку" Локка2: лучшего образчика и не могло попасть в руки экспериментатора, коим мечтал стать Гриторекс.

В своих исканиях он преуспел - пожалуй, даже слишком легко. Он полюбил девушку - или, по крайней мере, полюбил искаженное ее отражение в собственном сознании; в то время как она, искренне восхищаясь достоинством, внешностью и умом человека, чье ухаживание льстило ее самомнению, выказывала жениху достаточно уважения, чтобы поощрить его самые тщеславные надежды. Хотя знала она мало, порхая лишь по поверхности бытия, у Летти хватало ума понять, что он рассуждает с нею о серьезных вещах, и хватало глупости поставить это себе в заслугу, в то время как до смысла как такового ей дела не было. И Гриторекс, даже не подозревая, к чему предназначен сей неограненный кристалл, самонадеянно рассчитывал придать ему желаемую форму! Сим честолюбивым замыслам Провидение не позволяет сбыться; тот, кто почитает себя скульптором, на самом деле - не более, чем резец, или даже молоточек в руке истинного ваятеля.

Итак, в дни ухаживания Летти слушала да улыбалась, либо отвечала тем, что жених принимал за духовный отклик, в то время как то было лишь эхо мысли. Заглядывая в заводь ее бытия, гладь которой еще не растревожили струи донных источников, он видел свое отражение - и это его устраивало. Одаренный человек, оседлавший своего "конька", кажется кентавром мудрости и безрассудства; но если он и впрямь хоть сколько-нибудь мудр, в один прекрасный день скакун обернется клячей и сбросит седока на землю. А пока Август Гриторекс был одурачен - не бедной маленькой Летти, которая и не смогла бы его одурачить; нет, он обманывал сам себя. Летти не притворялась; она была искренне заинтересована - и выказывала интерес; она понимала, или казалось, что понимала рассуждания жениха - и напрочь забывала о них в следующую минуту; у нее не нашлось карманчика для этих мыслей, она не знала, что с ними делать - и роняла их в Лимб Тщеславия. Со дня свадьбы не прошло и недели, а предвестники грядущего разочарования не заставили себя ждать. Какое-то время Август мужественно сопротивлялся. Но правда заключалась в том, что им обоим еще предстояло неизмеримо возвыситься над нынешним своим состоянием, прежде чем согласие станет возможным. Он пытался заинтересовать жену то одним предметом, то другим - сперва испробовал, стыдно сказать, политическую экономию. Он вручил жене книгу, и, вернувшись домой к ужину, обнаружил, что дальше первой страницы Летти не продвинулась. Впрочем, у нее было превосходное оправдание, а именно: на помянутой странице она не поняла ни единой фразы. Супруг осознал свою ошибку и решил прибегнуть к поэзии. Но Мильтон3, с которого, к несчастью, он начал наступление, показался Летти если и не столь невразумительным, то столь же скучным. Август попытался обучить ее азам науки, но преуспел ничуть не больше. Он вернулся к поэзии и прочел вместе с женою несколько глав из "Королевы фей"; он рассказал ей о поэме в подробностях; она заинтересовалась (или сделала вид, что заинтересовалась) и выказала желание почитать дальше в его отсутствие, но первая же строфа ее утомила - ведь рядом не было мужа, способного вдохнуть жизнь в эти строки. Она ничего не могла дать поэме, и поэма ничего не давала ей взамен. Полагаю, Летти всякий день прочитывала главу из Библии, однако неподдельный интерес в ней вызывали только романы определенного сорта, Августу внушавшие презрение. Ему и в голову не приходило, что следует незамедлительно подружиться с этим неправедным Момусом, ведь с его помощью он отыскал бы вход в комнату за семью печатями. Ему следовало прочесть вместе с женой те книги, что ей и впрямь нравились, ибо только с их помощью он смог бы заставить ее думать и только отталкиваясь от них, смог бы привести жену к лучшему. Только с той самой ступени, на которой стоишь, возможно шагнуть на следующую. Помимо дешевых романов, ее система мироздания включала в себя только моды, наряды, визиты, парк, приятельский круг, концерты, пьесы, посещение церкви - все то, что могло отразиться в матовом стекле ее камер-обскуры, - что вызывало интерес движением теней и красок в ее полутемной комнате. Без них, в глубине души она сочла бы жизнь невыносимой, ибо она еще не взошла на отведенный ей трон, но резвилась на полу детской, окруженная игрушками, имитирующими жизнь.

Неудивительно, что Август в итоге вынужден был признать, что разочарован. То, что винить следовало лишь собственную самоуверенность, дела не улучшало. Он был слишком человечен, чтобы не сохранить долю нежности к жене, но вскорости к вящему своему ужасу обнаружил, что к этой нежности примешался оттенок презрения. Он боролся - но с переменным успехом. Он все позже и позже задерживался в Сити, а по возвращении домой все больше времени проводил в курительной комнате, что мало-помалу обрастала книжными полками. Изредка он принимал приглашение на ужин и сопровождал жену в гости, но он терпеть не мог вечеринок, и когда Летти, которая по доброй воле никогда не отклоняла приглашений, отправлялась в гости, он оставался дома наедине с книгами. Но и книги утратили былую привлекательность. Он сделался беспокойным и раздражительным. Что-то точило его сердце. В нем образовалась язва. Язва

распространялась все дальше и дальше, и, мало-помалу центр его сознания превратился в кровоточащую рану; его любимая идея себя не оправдала, он принял недалекую девчонку за одаренную женщину, чьи великие задатки еще не успели развиться; мыльный пузырь, на

поверхности которого переливаются цветные краски - за кристалл в форме сердца.

В свою очередь, Летти тоже горевала, но, в отличие от Августа, не скрывала своих обид, а подруги-утешительницы наперебой уверяли ее, что все мужчины таковы; для них женщины - только игрушки; едва игрушка им прискучит, они отбрасывают ее в сторону. Летти не понимала, что сама превращает жизнь в игрушку и что Август прав, отказываясь играть с предметом настолько дорогостоящим и хрупким. Август тоже не понимал, что, допустив промах и женившись на неразумном ребенке, он должен обращаться с женой именно как с ребенком; ведь негоже заставлять ребенка расплачиваться за собственную оплошность - по крайней мере, намеренно. Не навязывая собственной зоркости, но лишь промывая закрытые веки котят в человеческом обличии, возможно помочь им.

Все это время бедная малышка Фоси находилась на попечении Элис, смышленой, легкомысленной, добросердечной, тщеславной особы. Няня нечасто обращалась с ней настолько грубо, как мы только что наблюдали, но почти не занималась с девочкой, предоставив ее самой себе. Как часто Фоси сидела в детской одна-одинешенька, мечтая о том, чтобы Господь наказал ее - ведь тогда Он ее полюбит!

С первым блюдом почти покончили, когда Август, наконец, заставил себя спросить:

- Ну, как тебе сегодняшняя проповедь, Летти?