Улица Америки (СИ) - Лейтон Виктория - Страница 8

Агнесс говорила мне, что два года назад он бросил колледж, и с тех пор перебивался случайными заработками, но не назвала причину, по которой это произошло. Лезть к нему с расспросами было не лучшей идеей, к тому же мы еще не так хорошо знали друг друга.

— Приготовишь мне кофе? — я поставила обратно одну из фотографий на комоде и повернулась к нему.

— Конечно. Пойдем на кухню.

Как оказалось, варить кофе Алекс не умел от слова «совсем», и это стало поводом выбраться на прогулку.

День выдался погожим, несмотря на то, что утром было пасмурно — когда мы вышли из дома, июльское солнце грело в полную мощь.

Пассау отличался от Шердинга только своими размерами, но все равно был небольшим — пятьдесят пять тысяч жителей, как поведал мне Алекс. Те же цветные дома; узкие, мощеные булыжником улицы и бесчисленное количество магазинов, сувенирных лавок и кафе с открытыми верандами.

Около часа мы петляли по закоулкам, я сделала несколько фотографий и купила пару сувениров для отца и Марси. Последней нашла довольно уродливый подсвечник с купидонами, но, зная, вкус мачехи, была уверена, что он ей понравится.

— Тебе нравится здесь?

Мы сидели за столиком в одном из уличных кафе. Солнце припекало, но навес спасал от полуденного зноя.

— Вполне. — Алекс закурил. — Или ты имела в виду, не скучаю ли я по Америке?

— Именно это, — улыбнулась я. — У вас здесь так… — мне понадобилось несколько секунд, чтобы найти подходящее слово, — правильно.

— Намекаешь на то, что я раздолбай? — улыбнулся он.

— Таким я тебя помню. А сейчас даже не знаю, что и думать. Конечно, глупо удивляться, ведь прошло столько времени… Но ты действительно очень сильно изменился. Вот я и хочу знать, это жизнь здесь сделала тебя таким?

Алекс помрачнел.

— Прости, не стоит мне лезть не в свое дело. Не надо ничего говорить.

Я уже жалела, что начала этот разговор. С какой стати он должен делиться со мной переживаниями? Кто мы друг другу, в конце концов? То, что мы были родственниками, еще ни о чем не говорило. Семья — это нечто большее, чем просто общая кровь, и если смотреть объективно, то после переезда Ирвина и Агнесс, мы отдалились, и дело было не в семи тысячах километрах, разделяющих нас. Мы просто потеряли связь.

— Все в порядке, — успокоил Алекс и накрыл мою руку своей, — тебе не за что извиняться, но я действительно не хочу об этом говорить. По крайней мере, сейчас. Это слишком хороший день, чтобы портить его.

Я видела, чувствовала, что в прошлом есть нечто, до сих пор причиняющее ему боль, и мне хотелось как-то облегчить ее. Облегчить, чтобы вновь увидеть того беззаботного мальчишку, который сбегал с уроков, чтобы достроить шалаш на старом вязе около дома; мальчишку, который однажды до икоты напугал меня, выскочив из шкафа в маске Майкла Майерса [1], и вечно приносил домой раненых животных. Однажды он притащил голубя со сломанным крылом и три недели выхаживал его, пока тот не оправился. Теперь же он сам походил на того голубя, вот только лечить его было некому.

Комментарий к Глава 5. Сломанные крылья

[1] Майкл Майерс - персонаж культовой серии ужасов “Хеллоуин”

группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 6. Под небом Зальцбурга ==========

Ночью мне не спалось. Поскольку кровать у Алекса была только одна, он оставил ее мне, а сам устроился на полу. Мы гуляли до поздней ночи, и вернулись в квартиру, когда стрелка часов подобралась к половине второго.

Алекс заснул уже через несколько минут, а я так и ворочалась с боку на бок, понимая, что, судя по всему, встречу рассвет, не смокнув глаз. И дело было не в чужой обстановке, я никогда не испытывала проблем со сном в незнакомом месте — нет, мне не давало не давало покоя что-то другое. Я и сама не могла объяснить толком, что именно, ведь ничего необычного не произошло. Мы просто бродили по городу — от старой ратуши до Собора, а оттуда, петляя по узким закоулкам выбрались к пассажу и оказались на пристани. Играла музыка, толпились люди и стояли вдоль берега, переливаясь огнями, прогулочные корабли. На верхних палубах сидели за столиками нарядно одетые пассажиры, а меж ними юрко сновали официанты, разнося еду и напитки. От всего этого исходила такая атмосфера беззаботности и летней феерии, что я невольно залюбовалась, испытывая желание оказаться среди них.

— В другой раз можем прокатиться, — Алекс, конечно, заметил мой молчаливый восторг.

Казалось бы — ну, что такого? Подумаешь, прогулочное судно. В Нью-Йорке их сотни, курсируют туда-сюда двадцать четыре часа в сутки в любое время года. Я всегда относилась к ним довольно прохладно, и первое, что всплывало в памяти — школьная экскурсия по заливу, когда мы, в середине ноября, стояли на палубе и тряслись от холода и пронизывающего ветра.

Но, тогда, стоя на набережной Дуная, я поймала себя на мысли, что вот именно сейчас, в эту самую минуту, хочу оказаться за столиком наверху, со стаканом пина-колады в руке и говорить с ним. С Алексом, конечно, а не со стаканом. Эта внезапно вспыхнувшая мысль испугала меня, и я, пробормотав в ответ «может быть», увела его прочь.

На следующий день я вернулась в Шердинг. Алекс отвез меня на станцию, чмокнул на прощание, и махнул рукой, когда электричка тронулась. Я стояла у окна, провожая взглядом его стремительно уменьшающуюся фигуру, и все еще чувствовала на щеке поцелуй. Моя подруга Джессика наверняка сочла бы это чертовски прикольным и, будь она здесь, наверняка посоветовала бы «отдаться стихии» и делать то, что душа просит. Вот только тогда я понятия не имела, чего именно просила моя душа. Было страшно признаться себе, в том, что я увлеклась двоюродным братом, хотя с другой стороны это было вполне объяснимо. Мы не виделись с детства и сейчас, можно сказать, заново познакомились. Я не воспринимала его как родственника — прошло много времени, и от того прежнего Алекса ничего не осталось, его образ потускнел за эти годы, а когда мы увиделись вновь, эти воспоминания и вовсе перекрылись новыми впечатлениями. Не было больше мальчишки, который дико раздражал меня, но был привлекательный, хотя очень грустный молодой парень. Я не знала, что так изменило его, но вместе с тем чувствовала странное единение с Алексом, мне казалось, что между нами много общего. Но было ли оно так на самом деле?

***

Фанни выздоровела уже через четыре дня, и жизнь вернулась в привычное русло. Мы все так же гуляли с ее подругами, дважды ездили в Поккинг, а я снова жила в ожидании выходных.

— В «Парти-Рауме» опять тусовка, — сообщила она, когда закончила говорить по телефону с одной подружкой. — И, да, Стефана там не будет. Пойдем?

— Я пас. Алекс обещал свозить меня в Зальцбург.

Фанни закатила глаза:

— Зальцбург… — фыркнула она. — Тебе что, сорок лет? Хочешь мотаться по музеям?

— Почему бы и нет? Люблю старую архитектуру.

Не могла же я сказать ей, что красоты старинного города интересовали меня не больше, чем попойка в импровизированном сельском баре, и что мне просто хотелось побыть с Алексом?

— Как знаешь, — Фанни пожала плечами. — Но, учти, я с вами не поеду.

При мысли о том, что мы останемся вдвоем, мне сделалось и страшно и радостно. Но больше страшно. Согласитесь, непросто признаться в том, что увлеклась двоюродным братом? Признаться даже самой себе. А в том, что я увлеклась Алексом, сомнений не осталось. Я знала, что такое влюбленность — когда при мысли о человеке в животе пробегает дрожь; когда хочется говорить о нем, но ты сдерживаешься, чтобы не выдать себя; когда, засыпая, перебираешь моменты встреч, разговоров. Перебираешь особенно тщательно — то, как он улыбается, поворачивает голову набок и держит в руках сигарету. Когда один только запах парфюма, случайно пойманный в толпе заставляет вскинуть голову и оглядеться. Все эти признаки присутствовали у меня, только теперь они не предвещали ничего хорошего. Самым правильным было бы свести к минимуму наше общение, и уж точно не оставаться наедине — я понимала это разумом, а поступала наоборот.