ОСВОД. Хронофлибустьеры - Точинов Виктор Павлович - Страница 6

Блондинка разочаровала. Не дурнушка, конечно же, но ничего запредельного. Дима считал, что обладай он деньгами и положением Чернопольского, уж смог бы подыскать себе более эффектную пассию. Может, еще подыщет, построив карьеру, какие его годы… Первые шаги сделаны, и в правильном направлении, все впереди.

Пока он тешил себя такими мыслями, суда сблизились, парусник изменил курс и двигался параллельно в паре кабельтовых. Теперь было видно, что он большой – в длину поменьше, чем знаменитый барк «Крузенштерн», с которым «Котлин» не раз пересекался в портах Балтийского моря. Но борта выше, особенно на баке и юте, – те высятся над шкафутом натуральными башнями.

Корпус и рангоут свидетельствовали – парусник старинной постройки. Вернее, на самом-то деле современной, но довольно точно копирует старину. Семнадцатый век? Или восемнадцатый? Дима плохо знал историю парусного флота, в типах тогдашних кораблей не разбирался, – и не стал ломать голову.

Задумался о другом: откуда здесь взялась эта плавучая архаика? Он совершил немало круизных рейсов по Балтике (еще не в должности паспома), но никогда ничего похожего не видел.

– Умеют же делать… – вздохнул Чернопольский. – А у нас… эх… Я как-то клюнул на рекламу: рейс на старинной пиратской бригантине плюс квест на реальном острове в Ладоге… поиски клада… Видели бы вы ту бригантину… В девичестве не то рыболовный бот, не то что-то вроде того. Мачты тоненькие, фальшивые, парус на такую не поднять, тут же переломится, шли под мотором… А главное – рыбой бригантина провоняла навек, никакие освежители воздуха не спасали, едва дотерпел до острова… А этот… Красавец…

Парусник в дымке белой ночи и впрямь выглядел красиво, романтично и загадочно. Спутники блондинки и Чернопольского фотографировали и снимали на видео, а Дима все гадал о происхождении странного судна. Плавучая декорация для кино? Едва ли, той мореходные качества не нужны. Наверное, ВИП-клиент прав, и отгрохали посудину для богатых туристов – квесты по мотивам приключений Джека Воробья или что-то вроде того…

– Пошли, хватит глазеть, – сказал Чернопольский, возвращая бинокль.

Само собой, после его слов не нашлось желающих далее любоваться парусником. Но никто никуда не пошел. Потому что произошло странное. Даже дикое и невообразимое, так точнее.

Вдоль борта старинного судна расцвели яркие вспышки, пять или шесть. Кратчайшее мгновение спустя долетел грохот, орудийные порты окутались клубами дыма. И почти сразу звуки раздались на «Котлине» – скрежет металла, звон стекла, и, чуть позже, – истошные вопли.

Первый залп угодил по ярко освещенному банкетному залу.

Бинокль выскользнул из ослабевших пальцев паспома, грохнулся о палубу, подпрыгнул, посыпались осколки линз. Это событие, в другое время безмерно бы расстроившее, осталось почти незамеченным. В голове у Димы Савича вертелась единственная мысль: «Так все хорошо начиналось… Так все хорошо начиналось…»

Нестерпимо хотелось проснуться.

На паруснике выпалила вторая группа орудий. «Надо залечь…» – неуверенно подумал Дима и не залег, не успел. Чугунное ядро ударило прямо в них, в группу оцепеневших спутников Чернопольского, расшвыряв в стороны. И белая финская ночь сменилась для Савича непроглядной черной.

Очнулся Дима от громкого неприятного звука. И от ощущения, не более приятного, – кто-то грубо перевернул его на другой бок и беззастенчиво ощупывал карманы.

Он открыл глаза. Увидел перед носом доски палубы. Затем его снова повернули – небрежно, словно тюк с грязным бельем. И он наконец увидел человека, проводившего с ним все эти манипуляции. Небритое лицо, одежда странная – сюртук, или камзол, или что-то еще старинное, Дима не разбирался, но какая-то невзрачная шмотка, серая и унылая, никакого сравнения с яркими костюмными фильмами. На затылок небритого типа была сдвинута шляпа, не менее странная, – с низкой тульей и узенькими полями, – а ленты, тянущиеся от нее, были связаны под подбородком.

Звук, терзавший уши, был опознан как женский визг. Он приближался, и примешивался к нему какой-то грохот.

Дима чуть повернул голову в ту сторону, увидел женские ноги, волочившиеся по палубе, – стройные, в ажурных сетчатых колготках и в одной туфельке, вторая слетела. Вечернее платье с длинным боковым разрезом сбилось на сторону, Дима его опознал… Блондинка, она и орет.

У тащивших ее пасспом тоже смог разглядеть только ноги, и примечательные, – матерчатые полосатые чулки почти до колен и деревянные башмаки. Натурально деревянные, вырезанные из цельных кусков дерева. Эта-то обувка и грохотала по палубе.

Долго пялиться в сторону ему не позволили. Небритый без церемоний ухватил Диму за лицо, повернул к себе. Сказал что-то непонятное, не на английском и не на немецком.

Видя, что его не понимают, небритый широко распахнул рот, выглядевший так, словно его владельцу забыли в детстве рассказать о существовании зубной пасты и щетки. Запах доносился соответствующий.

Небритый тыкал пальцем то в свою хлеборезку, то Диме в губы. Тот сообразил, что от него требуют открыть рот, но не мог сообразить, зачем. Нож, появившийся у самого лица, снял лишние вопросы: да смотри, не жалко.

Выяснив, как выглядит ротовая полость человека, знакомого с щеткой, пастой и стоматологами, небритый резко погрустнел. И потерял к Диме интерес, – поднялся с корточек, отошел в сторону.

Проверять, остались ли у него силы встать, Дима не стал. Лежать безопаснее. С мыслью, что карьера летит под откос, он почти смирился. Гораздо более важной и актуальной представлялась другая задача: выйти живым из этой передряги.

А чтобы эту задачку решить, неплохо бы понять: что происходит? Версий было немного, всего одна. Дикая, зато объяснявшая всё. Вот какая: ролевики, заигравшиеся в пиратов. Попутавшие Балтику с Карибским морем, и Аланды – с берегами Сомали.

Рядом вновь раздалась незнакомая речь. Дима повернулся туда, увидел Чернопольского. Тот лежал молча и неподвижно, вокруг кровь, много крови… Над недавним хозяином жизни стоял небритый, вертел в руках какой-то маленький предмет и, судя по интонации, сквернословил.

Попытки разъять предмет на части не удавались, небритый пустил в ход нож и лишь тогда добился своего. Одна составная часть перекочевала ему за пазуху, вторая, небрежно отброшенная, шлепнулась рядом с Димой, – и оказалась отсеченным пальцем.

Дима закрыл глаза. Видеть больше ничего не хотелось, а хотелось вмазать с маху головой о палубу, – если спит, то проснется, если все наяву – отключится…

Потом болезненное любопытство пересилило, он снова поднял веки. Небритый увлеченно потрошил объемистый бумажник, наверняка принадлежавший Чернопольскому. Под ноги упали визитки, и банковские карты, и чья-то фотография…

А потом произошло удивительное. Дима думал, что утратил способность удивляться, что ее отрезали, пока он был без сознания, отсекли, как палец с перстнем у Чернопольского.

Оказалось, ошибался. Потому что небритый добрался в своих поисках до отделения с наличкой, но ничуть тому не обрадовался. И купюры евро разных номиналов (было их немало), и российские банкноты, и пара сереньких американских бумажек, – все полетели к палубе, но не долетели, отнесенные в сторону легким ветерком.

Зато отделение с мелочью куда больше заинтересовало удивительного грабителя. Однако интерес быстро иссяк, – осмотрев монеты и даже попробовав одну на зуб, небритый раздраженно швырнул всю горсть за фальшборт. И начал разжимать ножом зубы Чернопольскому…

По палубе вновь грохотали деревянные башмаки. Стук приближался, он не был постоянным, – перемежался перерывами. Паспом приподнял голову, взглянул в ту сторону. И, разглядев, что делает человек в деревянных башмаках с лежавшими на палубе телами, Дима наконец решился: поднял голову еще выше и изо всех сил приложился ей о настил.

Глава 4. Вскрытие покажет

На службу в понедельник я прибыл минута в минуту, но в отдел попал далеко не сразу: едва прошел турникет и шагнул к лифтам, телефон заиграл «Прощание славянки» в минорной аранжировке. Именно так у меня обозначены звонки от единственного человека, от босса. Игнорировать их или сбрасывать не полагается. Принял вызов, отойдя чуть в сторонку от людской суеты, проскользнув между двумя изогнутыми колоннами желтого костяного цвета – собственно, это и была полированная кость, роль колонн играли ребра исполинского кашалота, чей скелет не то украшал, не то уродовал наш вестибюль.