Урочище смерти - Точинов Виктор Павлович - Страница 13

– Странный он какой-то, – Аня подержала под струей воды белую тяжелую тарелку с клеймом «общепит» на донышке, – ты уверена, что действительно договорился?

Ужинали жидким супом из консервированной кильки, во рту у нее до сих пор стоял привкус кишок, а меленький рыбий глаз застрял в зубах и языком все никак не удавалось его оттуда вытащить. Старик ушел в зал смотреть новости, девушки мыли посуду на кухне.

– Дядя Толя правильный мужик, они с отцом, сколько себя помню, дружбу водили. Я когда маленькая была, с их дочкой дружила. Она меня целоваться на соленых помидорах учила. Тетя Зина застукала, когда мы эротическое постанывание в процессе поцелуя проходили. Эх, и навешала она нам тогда, но матери не рассказала, правильная была.

Варя улыбнулась, вытерла дырявым вафельным полотенцем тарелку, вымытую Аней, поставила в рассохшийся шкаф.

– Не подведет, сказал, что договорился, – значит, завтра поедем.

Еще одна задержка даже не взбесила Аню, – привела в состояние тихой и безнадежной тоски. И задержка, и перспектива переночевать у «дяди Толи», который оказался Варе вовсе не дядей… Конечно же, ночлег был предложен не задаром, она хотела отказаться, но представила, какие могут оказаться в этом городишке гостиницы, – и решила не менять одно дерьмо на другое.

– Слушай, у тебя нить зубная есть? – спросила Аня, отчаявшись избавиться от рыбьего глаза.

– В рюкзаке посмотри, в пакете с таблетками.

Рюкзак она оставила в спальне, где до замужества жила Варина подруга.

В комнате пахло сырым бельем, расстеленным на стареньком продавленном диване. Обои в черно-желтую полоску пузырились и отслаивались, как и в кухне. Половину комнаты занимал лакированный шифоньер с антресолями. На пыльном подоконнике с трупиками прошлогодних мух стояла ваза с засохшими розами. Пол закрывала вытертая красная дорожка. Над диваном висел ковер с бахромой, на синем фоне широкогрудый олень стоял на пегом скальном уступе, смотря в глубь минувших лет.

Аня присела на корточки рядом с прислоненным к дверце шифоньера ярко-оранжевым рюкзаком Вари. То был не символический городской рюкзачок, – большой, вместительный, хоть в недельный турпоход с ним шагай. Сама Аня, все пожитки уместившая в сумку на ремне, поначалу удивилась, но потом решила, что подруга везет подарки друзьям и родственникам… Но тут вдруг выяснилось, что и к родне, и к давним знакомым Варя уже шесть лет глаз не кажет. К кому же она тогда ездит в Сланцы? К хахалю? Не смешно, она их находит без труда и меняет как перчатки, – и будет шесть лет мотаться тайком от родни на свидания за двести километров?! Не в этой жизни.

Она вдруг сообразила, что застыла над рюкзаком, позабыв, зачем пришла, – расстегнула застежки, сверху лежал свернутый дождевик, под ним толстовка. Аня достала вещи, положила на пол рядом с собой. Пошарила рукой внутри, стараясь нащупать заветный пакет с таблетками, когда рука наткнулась на что-то твердое, похожее на палку. Аня потянула. «Палка» оказалась полицейской дубинкой с замотанной синей изолентой рукояткой.

– Даже знать не хочу, – процедила Аня.

Положила дубинку к дождевику и толстовке, продолжила искать. Наконец под кучей вещей нашелся пакет с лекарствами, а в нем среди упаковок «Мига», «Йода», пластыря и прочего, – коробочка с зубной нитью.

«Лежу на новом месте, приснись жених невесте», – глупая привычка говорить так каждый раз, когда ночевала не дома, осталась с детства, хотя Аня и надеялась, что ей приснится Артур. В конце концов, они вместе уже три года, достаточный срок, чтобы понять, подходят они друг другу или нет. Она отвернулась к стенке, уперлась взглядом в слипшуюся бахрому ковра.

Варя легла с краю и уже посапывала, провалившись в сон.

Надо было поспать, просто закрыть глаза и ни о чем не думать. Диван скрипел от каждого Аниного движения, под ватным тяжелым одеялом было слишком жарко, а подушки, набитые перьями еще при Горбачеве, напоминали камень. За стеной бубнил телевизор, и под этот бубнеж она сама не заметила, как провалилась в сон.

Разбудил Аню скрип. Чужая постель, чужие густые тени в углах, – она открыла глаза, когда поняла, что кроме скрипа слышит тихие стоны. Решив, что Варе приснился кошмар, Аня хотела окликнуть подругу, но глаза, привыкшие к темноте, различили контуры Вариного тела. Она лежала на спине, широко разведя ноги, правая рука между бедер, левой Варя поглаживала грудь, теребя проколотые соски. Из приоткрытых губ, вырывалось хриплое дыхание. Волосы в темноте казались черным клубком змей, свернувшимся на подушке.

Аня замерла, не зная, что делать. Последний раз ей было так неловко, когда она услышала в детстве, как родители занимались сексом в дачном домике, за тоненькой фанерной перегородкой.

Отвернуться – значило скрипом выдать себя, смутить подругу. Она хотела закрыть глаза и притвориться, что ничего не происходит, когда поняла, что Варя смотрит прямо на нее. Не прекращая ласкать себя, Варя отвернулась. Ее рука задвигалась быстрее, спина изогнулась, в воздухе повисло напряжение, а потом натянутое, как струна тело расслабилось. Варя снова посмотрела на Аню, будто ждала чего-то. Осуждения? Или чего-то другого? Аня не знала. Варя придвинулась к ней. Ане показалось, что подруга хочет ей что-то сказать или поцеловать, так близко было ее разгоряченное лицо, приоткрытые влажные губы, замутненные глаза. Секунда, и… ничего. Варя встала (диван протестующе скрипнул), и вышла из спальни, несколькими мгновениями позже в ванной зажурчала вода.

Аня отвернулась лицом к стене, пытаясь свыкнуться с тем, что только что видела. Между ног было горячо и скользко.

Глава 3. Труп лесной деревушки

При беглом осмотре Олег насчитал полтора десятка строений. Вернее, полтора десятка едва заметных, давно заросших фундаментов. Наверняка их было больше, но детальную разведку местности стоило оставить на потом.

Планировка у деревушки оказалась интересная. Несмотря на малый размер Терновки, здесь имелось нечто вроде центральной площади, – сейчас превратившейся в обширную поляну, поросшую прошлогодней белесой травой, сквозь которую едва начала пробиваться новая, зеленая.

Возможно, эта поляна даже была в свое время замощена. Камни (или деревянные плашки, или чем тут еще мостили) давно утонули в грунте, но ни деревья, ни кусты здесь так и не поднялись. Хотя, может, ничем не мостили, – просто многие поколения так утоптали землю, что стала она непригодной для солидной растительности с длинными корнями.

Лишь в центре «площади» росла громадная ель, но старая, необхватная, помнившая те времена, когда место было жилым.

Место для палатки Олег выбрал с умом. Растянул ее чуть в стороне от «площади», – так, чтобы сразу не бросалась в глаза, благо камуфляжная расцветка неплохо сливалась с местностью. Любого же чужака, не пойми каким ветром занесенного в деревушку, заметить от палатки не составит труда.

Разобрал рюкзак и разложил в палатке вещи, оборудовал неподалеку тайничок для самого ценного. Потом занялся проблемой питьевой воды: нашел удобный спуск к ручейку, – заодно выяснив, что вылет комаров уже состоялся, в глубоком тенистом овраге их было предостаточно.

Зачерпнул полный котелок, – вода текла чистая, весенняя муть сошла. Но пить ее, разумеется, можно только после кипячения, – если нет желания заработать жесточайший понос. Но хоть что-то… Позже можно поискать родник, место для колодцев здесь слишком высокое и сухое, а у жителей наверняка был какой-то источник питьевой воды.

Желудок все чаще намекал, что времени после завтрака прошло изрядно. Олег поставил котелок кипятиться на туристском примусе, а сам еще раз обошел окрестности.

То там, то тут попадались следы прошлогоднего визита Кудрина. Два фундамента были расчищены от растительности, и видно было, что они невысокие, сложены из старого дореволюционного кирпича. Между прочим, за некоторые такие кирпичики с вытесненной фамилией производителя (не за все, за особо редкие) коллекционеры выкладывают очень неплохие деньги… Где-то в недрах ноутбука Олега хранился соответствующий каталог, потом надо будет проверить, вдруг действительно есть смысл прихватить с собой пару-тройку увесистых экспонатов. Кудрин кирпичами не занимался принципиально, так что опередить в этом деле не мог.