Мартовские дни (СИ) - Старк Джерри - Страница 52

Он сделал над собой усилие, пытаясь продолжить рассказ, но ничего не вышло. Из напряженного горла рвались только скомканные обрывки слов и невнятное рычание. Ромей отчаянно мотнул головой и грузно навалился локтями на стол:

— Нет. Даже за все тайны мира. Не могу. Не надо. Нет во мне никакого огня, царевич ошибается. Нет никакого выбора. У нас тогда ничего не вышло, не выйдет и сейчас. Сесарио погиб.

— При каких обстоятельствах? — Ёширо был уверен, что наконец нашарил тропу в темноте недоказанного и того, о чем умалчивал Гардиано. Дело не в пропавшем золоте и не в неудавшейся попытке овладеть страной. Дело в обстоятельствах кончины Сесарио Борхи.

— Нет, — с отчаянием упрямства повторил Гай. — Нет. Пожалуйста, не спрашивай.

— То есть ты уклоняешься от ответа? — утончил нихонский принц. — И что по правилам твоей игры делает тот, кто отмалчивается? Пьет и нарывается на драку, как это постоянно делаешь ты?

— Я не…

— Гай, — пожалуй, впервые за недолгое время знакомства Кириамэ назвал ромея по имени. — Я встречал людей, подобных тебе. Как хорошая сталь, они гнутся, не ломаясь. Но есть одна извечная беда, мастера зовут ее усталостью металла. Клинок такой стали может отразить тысячу ударов других мечей и разлететься вдребезги на тысяча первом. Иногда приходит мгновение, когда нужно остановиться. Когда кто-то возьмет тебя за руку, снимет бремя с плеч и разрешит отдохнуть. Не беспокоиться ни о чем. Ни о прошлом, ни о будущем. Пройти сквозь тьму туда, где ее могущество больше не будет иметь над тобой власти.

— И что, ты согласишься стать для меня таким человеком? — недоверчиво прищурился Гардиано. — Эй, я ведь тебе даже не нравлюсь, забыл?

— Может, я еще привыкну, — Ёширо протянул руку, не коснувшись лица Гая, но лишь обозначив мимолетное касание кончиками пальцев к ободранной скуле. Ромей отшатнулся, ядовито вопросив:

— И что ты скажешь Пересвету, когда он вернется? Что, стоило ему ненадолго отлучиться, на тебя обрушились тяготы искушения и выбора?

— Ты заблуждаешься, полагая, что я выбираю между им и тобой, — сдержанно ответствовал нихонский принц. — Этот выбор совершен давным давно, раз и навсегда. В игру вопросов и ответов ты играл честно — до последнего вопроса. Достанет ли тебе смелости шагнуть дальше, доверившись мне? — и, поскольку Гардиано отмалчивался, Кириамэ со всей отпущенной ему искренностью добавил: — Обещаю не покидать тебя одного на темных тропах. Или ты так и хочешь остаться призраком, мучимым воспоминаниями?

Гай Гардиано кивнул так резко и сильно, что отчетливо хрустнул позвонок. Длинная челка упала ему на глаза и он отбросил ее раздраженным взмахом руки.

Даже под угрозой публичного побиения бамбуковой палкой по пяткам Ёширо Кириамэ не признался бы в удручающем обстоятельстве: он весьма смутно представлял, как именно сопроводить человека на темные и тайные тропы разума. Его скудные познания черпались из занимательного кадайского трактата (похищенного любознательным принцем из тайного раздела дворцовой библиотеки) и бдительной слежки за фрейлиной второго ранга из павильона Глициний, госпожой О-Тикусё, о которой среди придворных ходили разные загадочные слухи.

Кириамэ своими глазами убедился — достойная женщина весьма преуспела в своей изысканной науке. Она была требовательной и строгой наставницей. Ёширо ночами не спал, ломая голову над тем, как уговорить госпожу хотя бы на дозволение безмолвно присутствовать. Чем не шутит судьба, может, потом она бы согласилась на бОльшее — взять Ёширо в подмастерья? Принц был готов заплатить любую цену за возможность познать тайное искусство обращать человеческое тело в инструмент, исполняющий мелодии на струнах боли и удовольствия.

Но госпожа О-Тикусё выглядела такой неприступной и неразговорчивой, что Кириамэ не хватало духу подступиться к даме со своей неожиданной просьбой. Он наперечет знал учеников наставницы, подглядывал в щели между ширмами, сглатывал тягучую, вязкую слюну и гладил себя промеж ног, сходя с ума от разыгравшегося воображения.

Никак не ожидая того, что внезапно окажется в роли наставника. Судьба обожает подшутить.

Я справлюсь, подбодрил себя Ёширо. Я читал наставления мудрых и созерцал уроки истинного мастера. Сознавая свое несовершенство, я не стану учинять никаких сложных ритуалов. Пересвет рассказал мне о привычках ромея и его потаенных желаниях, в трактате не раз подчеркнуто — никакой поспешности и настойчивости, только сугубое внимание, осторожность и бдительность. Именно так мы и поступим. Не выказывая признаков волнения или испуга. Представая человеком, который исполнял подобный ритуал уже тысячу раз.

— Сперва надлежит условиться кое о чем, — Кириамэ как наяву видел пожелтевший свиток со струящимися сверху вниз столбцами кадайских иероглифов. — Если ты поймешь, что больше невмоготу и с тебя хватит, произносишь слово. Какое — выбирать тебе. Пустить его в ход можно только один раз. Как только слово прозвучит, все прекращается.

— А если мне… э-э… захочется просто сделать перерыв? Отлить, к примеру? — уточнил Гардиано.

— Нужен тебе перерыв или нет, решу я, — отрезал Ёширо. — Слово.

— Континья, — Гай ответил почти не раздумывая, но почему-то скверно ухмыляясь во все зубы.

— Надеюсь, это не любезное пожелание провалиться сквозь землю?

— Нет. На здешнем наречии это… — он выдержал паузу, переведя: — продолжай, не мешкая.

— Издеваешься? — заломил бровь Ёширо. Мысленно он оценил и одобрил выбор ромея.

— Нервничаю, — честно признался Гардиано.

— Мы в любой момент можем остановиться, — напомнил нихонский принц.

— Уже не можем. Я это знаю, ты это знаешь… Кстати, я могу разговаривать?

— Да, но постарайся не злоупотреблять моим терпением, — дозволил Кириамэ. — Не спорь и не возражай. Здесь и сейчас я указываю путь, ты следуешь за мной. Раздевайся.

Это простое указание Гай исполнил без малейшего замешательства, споро избавившись от суконной камизы и в пару рывков стянув через голову рубаху. Когда он взялся за пряжку узкого ремешка витой кожи, намереваясь расстегнуть ее и спустить штаны, Ёширо жестом остановил его:

— Нет. Сними сапоги, и довольно.

Ромей наклонился вперед, возясь с завязками на мягких домашних полусапожках. Кириамэ отчетливо разглядел белые тонкие полосы, мелкой сетью тянувшиеся по его плечам, лопаткам и спине. Когда-то — до того дня, когда его лишенное жизни тело объял огонь — нихонский принц тоже был отмечен подобным клеймом. Стыдясь, Ёширо всячески таил зарастающие следы побоев от всех, даже от Пересвета. Благо многослойные красочные одеяния позволяли быстро закутаться с ног до головы даже ночью. Но царевич все равно углядел шрамы, слово за словом вытянул из Ёширо их историю и сурово припечатал сердечного друга полным глупцом. Ёжик ты бестолковый, неужто ты впрямь вбил себе в голову, что пара десятков подживающих царапин способны отвратить меня от тебя? Вроде такой умник с виду, а порой сморозит такое, что хоть стой, хоть падай…

— Садись, — Ёширо подтолкнул к Гардиано тяжелый табурет. — Руки убери за спину. Нет, не так. Обхвати себя за локти. Не оглядывайся, — он сделал шаг в сторону, очутившись у Гая за спиной и заметив, как сразу напряженно окаменели мускулы на спине ромея. Спина, надо признать, была вполне себе крепкая и ладная, теплая и приятная на ощупь.

Опустив ладони на плечи сидящего человека, Кириамэ слегка надавил на точки бесконечного потока ци. Подействовало. Гардиано задышал ровнее и слегка расслабился. Однако не смог удержаться и судорожно передернулся, когда на его предплечье затянулся первый виток.

— Спокойно, — сквозь зубы напомнил Кириамэ, быстро и ловко вывязывая плоский узел на тонкой, с мелкими торчащими ворсинками веревке. Оплетая сложенные за спиной руки и торс Гардиано сибари-паутиной. Одной из самых простых разновидностей — ибо создание по-настоящему вычурного узора наподобие «Летящей хризантемы» могло затянуться до утра — но достаточно крепкой, чтобы без посторонней помощи от нее было не избавиться.