Невеста смерти (СИ) - Скрипник Людмила - Страница 70

Даже в зачерствевших сердцах Требония и Тита, не говоря уж об урбанариях, что-то дрогнуло. Немолодой декурион не стесняясь, утирал слезы загрубевшей тыльной стороной ладони, иссеченной шрамами:

— Ты… это… если повозка нужна… Понимаю, ты все деньги этому живоглоту, — он выразительно взглянул на удалявшегося по каменному коридору Цирка помощника ланисты. — Все ему отдала до квадранта… Чтоб соблаговолил тебе твоего же сыночка отдать. Давай отвезем? На нашей. И денег не возьмем, он же все же наш был, легионер. А что с пути сбился, так с кем не бывает. Ты, мать, себя не вини…

Гортензия рыдала в голос, почти поверив во все это. Ей было стыдно перед солдатами, верившими в ее горе действительно искренне. И жаль было этого незнакомого ей, лишь мельком как-то виденного молодого офицера, лежащего сейчас у ее ног неподвижно. Гортензия заранее знала, что он будет жив и в сознании, и видела багровый влажный след свежего ожога у него на лодыжке, представляя, как же ему больно и как он терпит, когда его таскают ременной петлей за эту же лодыжку. Она заметила и ссадины на руках мужчины там, где его проволокли по неровным от старости камням длинного коридора под ареной.

— Нет, спасибо. Я уже успела договорится с соседом-гончаром, он отвез на базар свои амфоры, и теперь поможет мне сыночка отвезти. Вот только если на телегу забросите…

Они отъехали на приличное расстояние, заглубляясь в переулки Целия. Марс лежал под рогожей, переводя дыхание. Он только сейчас ощутил боль, и даже не от ожога, а в душе — он думал о Гайе. Лежа у Ворот Либитины в ожидании лорариев, он слышал, как курульный эдил давал распоряжение эдитору вывести для Гайи второго соперника. Он не знал имени незнакомого гладиатора, и молил всех богов, чтобы это не оказался Вульфрик.

Он забылся тяжелой дремотой, не в силах справиться с головокружением от тряски на едва присыпанной соломой телеге. Вдруг в лицо ему хлынул яркий солнечный свет:

— Ну как, орел? Хватит тут бездельничать, давай на коня.

Он обрадовался несказанно голосу командира и перемахнул через борт повозки, приложил руку к груди в воинском приветствии, но вспомнил, что стоит почти обнаженный.

— Вольно, центурион, — жестко усмехнулся префект. — Поработал неплохо. Но отдыха не жди.

Один из сопровождавших префекта ребят накинул Марсу на плечи длинный плащ, чтобы закрыть его явно не предназначенный для прогулок по городу костюм, и крепко сжал его в объятиях:

— Снова с нами! Мы рады!

— А я-то как рад, — искренне воскликнул Марс, взлетая на подведенного вторым товарищем коня, и невольно добавил. — Теперь бы Гайю вытащить.

— Это да, — негромно ответили ему ребята почти хором, а префект глянул на них довольно грозно.

— Гортензия, я в тебя верил! Я твой должник, — префект склонился с коня и поцеловал жену, все еще стоящую перед ним в драном покрывале.

Он обернулся к своим ребятам:

— Квинт, берешь мою почтеннейшую и достойнейшую жену к себе, и домой ее доставишь. И смотри у меня.

— Погоди, — возмутилась Гортензия. — И это твоя благодарность?! А ты куда? Да для меня лучшая благодарность, если б ты дома побыл бы хоть вечер.

— Ну, извини, — он развел руками с искренним сокрушением в голосе. — Ребята, вперед. За нами гарпии гонятся.

И они умчались в сторону Дубовых ворот, за которыми располагался лагерь преторианской гвардии.

Марс с наслаждением откинул полог своей палатки, которую занимал вместе с Дарием, Квинтом и Гайей. В дневной час палатка была пуста — ребята на службе, даже Дарий только сопроводил его до лагеря, а сам развернул коня и умчался по каким-то делам, а Гайя… Он застонал при мысли, что сейчас, возможно, Гайя уже убита или тяжело ранена. Марс тяжело опустился на свою койку, ощутив наконец, как болит ожог и саднят потревоженные вчерашние порезы от плетки. Он даже обрадовался — это немного забивало в его голове мысли о Гайе.

Он провел руками по своим доспехам, проверил меч — хорошо вычищенное перед уходом на задание оружие словно ждало хозяина. Он достал из вещмешка чистую форменную тунику и спохватился, что надо бы обмыться. Рывком сорвал ненавистную одежду гладиатора и выпрямился во весь рост, вновь ощущая себя свободным человеком, офицером преторианской гвардии.

Марс вылил на себя несколько ведер холодной воды из специально выкопанной здесь криницы — делать отведение водопровода оказалось сложнее, а рабы вырыли за пару суток, да еще и выложили крупными камнями, отчего вода была всегда чистой и прозрачной.

Товарищи, проходившие мимо по своим делам, завидев его, приветствовали, но особо не расспрашивали — в этой когорте, а уж тем более, в их центурии, не было принято задавать лишние вопросы.

Спустя меньше, чем через час, он стоял уже навытяжку перед префектом:

— Готов к следющему заданию.

— Не сомневаюсь, — прищурился префект. — Смотри…

И они углубились в огромный, склеенный из множества частей пергамент с тщательно вырисованным планом города, на котором можно было рассмотреть каждый дом.

Выходя от префекта и пообещав ему немедленно забежать к врачу, чтобы дать все же перевязать ожог и обработать ссадины, он тут же забыл об этом — перед глазами была только Гайя. И уже не мертвой и окровавленной она ему казалась, а счастливой, наслаждающейся своей победой и объятиями зеленоглазого красавца-варвара.

Гайя стояла на арене, избавившись наконец о ненавистного тяжелого мирмиллонского шлема и подставив лицо слабому ветру, трепавшему выбившиеся из косы кудряшки.

Ей было безумно больно — она ощущала боль Марса как свою собственную. Ренита обещала, что дотронется лишь слегка каленым железом, но и этого было достаточно, чтобы вся жизнь пронеслась бы перед глазами, Гайя это знала на своем опыте. Еще больнее было сознавать то, что она погибнет через несколько мгновений, так и не поговорив с Марсом, который вдруг стал так холоден и отстранен с ней. Что его обидело? Неужели он и правда приревновал ее к Рагнару? Да он же сам велел ей перейти к нему в камеру — и вполне разумно объяснил, что так надо, чтобы все поверили в ее искреннюю ярость на арене, когда она будет «ломать» ему шею на глазах у всего города.

Вышедший, а, вернее, вывалившийся, выкатившийся на арену противник заставил содрогнуться в душе даже ее, не говоря уже о зрителях, в особенности женщинах, сердобольных внутри, но не отказывающихся от будоражащего душу зрелища. За прошедшие пару месяцев Гайя стала любимицей всего города, и каждый ее подвиг на арене бурно обсуждался в тавернах и на городских рынках. Рыжая красавица Невеста смерти заставила забыть подробности своего попадания в лудус, и если вспоминали темную историю про покушение на цезаря его зарвавшейся племянницы, то уже не соединяли это с Невестой смерти.

Невероятным образом история с покушением приобрела совершенно новые и яркие краски, ее тоже не забыли, но пересказывали совсем по-другому — и в основном восхищаясь красавцами-воинами когорты преторианцев. Рос в Городе шепот о том, что в преторианской гвардии появилась какая-то таинственная и беспощадная к врагам когорта, способная появиться мгновенно где угодно и когда угодно, когда возникает угроза серьезнее, чем пьяный дебош или кража пара глобулей с прилавка термополии, с чем запросто разбирались патрули урбанариев.

Даже находясь за глухими стенами лудуса, Гайя благодаря визитам Дария была в курсе основных событий. И сейчас, готовясь к схватке с непростым противником, она думала о Марсе и ребятах — им предстояло уже этой ночью нанести первый серьезный удар по поганцам. И от того, с каким успехом завершит она предстоящий бой, зависело, насколько она и дальше сможет контролировать ситуацию в лудусе. Вариний оказался ей толковым помощником, а Требоний не воспринимал юношу всерьез — Гайе и Марсу пришлось приложить немалые усилия, чтобы убедить гордого и стойкого Вариния притвориться сломленным после побоев.