Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Все приключения Элли и Тотошки. Волшебник Изумрудного города. Урфин Джюс и его деревянные солдаты. С - Волков Александр А. - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

Мелентий не оправдал отцовских надежд: после долгих раздумий и колебаний он объявил Михайле Архипычу, что уходит в город, на сверхсрочную солдатскую службу.

– На легкие хлеба захотел? – ядовито спросил старик.

– Фельдфебелем[7] обещали взять. Тоже нелегкий хлеб, зато детей выучу.

Невзрачный низенький старик с сивой головой точно вырос, преобразился. Он величаво произнес:

– Нет тебе моего благословения на уход! И коли покинешь дом, пусть ноги твоей больше здесь не будет!

Произошла тяжелая сцена. Бабка Аксинья и молодуха Соломея заголосили, хватая мужей за руки, падали перед ними на колени, умоляли помириться. Но Михайла и сын его были настоящие упорные сибиряки: ни тот, ни другой не отступили от своего решения. Мелентий сурово бросил молодой жене: «Собирайся!» Он молча вышел из родительской избы и в трескучую зимнюю стужу повел Соломею в Усть-Каменогорск, за сорок верст. Бабка Аксинья, рыдая, бежала за сыном до околицы и там, перекрестив его в последний раз, долго стояла, пока две смутные тени не исчезли в морозной дымке…

Отец с сыном помирились только через два года, когда родился Саша, первенец в многодетной семье Мелентия Волкова. Случилось это 14 (1) июня 1891 года.

Я не мыслю свое детство без книги. Читать я выучился необычайно рано, на четвертом году жизни. По требованию мамы папа учил ее грамоте, а я вертелся около и запоминал буквы.

В пять лет я уже читал толстенькие томики Майн Рида в приложении к журналу «Вокруг Света», который мы получали в 1896 году. Теперь я удивляюсь, как папа на свое скудное фельдфебельское жалованье умудрялся ежегодно выписывать какой-нибудь журнал: то «Вокруг Света», то «Ниву», то «Природу и Люди», то «Родину»… В конце концов, из приложений к этим журналам у нас составилась порядочная библиотечка.

Уютно устроившись на печке, я катил по американской прерии тачку вместе с Патрикой и Шур-Шотом («Пропавшая сестра» Майн Рида), странствовал на плоту по бескрайнему океану («Приключения юнги Вильяма»), разгадывал зловещую тайну «Всадника без головы»…

Я был ежедневным гостем в казарме, куда меня привлекали пестрые брошюрки «Солдатской библиотеки» Тхоржевского. Я читал патриотические рассказы о Суворове, Кутузове…

Меня восхищали стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Тютчева, Алексея Толстого; в семь-восемь лет я знал множество их произведений наизусть. С каким весельем, а по временам с сердечным трепетом читал и перечитывал я гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки»…

Да, папа добился своего: несмотря на его ничтожное фельдфебельское жалованье, несмотря на то, что маме приходилось прирабатывать шитьем солдатских рубах по восемь копеек за штуку, наша семья стала культурной, отец увел нас от «деревенского идиотизма». Книги и журналы скрашивали наши досуги.

А сколько сказок знала мама, какими бесчисленными историями занимала она нас, детей, в долгие зимние вечера, сидя за шитьем…

Тесная комнатка. Уютно горит керосиновая лампа, освещая морозные узоры на темном стекле окна. Папа, как всегда, в казарме, мы одни. Младшие спят, а мы с Петей жмемся к маме, и она заводит таинственным голосом:

– Это случилось в доме Иртышевских…

Мы с Петей знаем длинный, покосившийся дом с заколоченными окнами на берегу Ульбы. Он пользуется недоброй славой, вы проходим мимо него со страхом и, оставив позади, припускаемся во весь дух. А мама рассказывает страшную историю о том, как в отсутствие господ и слуг глупая девочка-судомойка впустила в дом, тогда еще новый, грабителя, и как этот грабитель, забрав драгоценности, заносил над девочкой нож… Мы с Петей трясемся от ужаса и плотнее прижимаемся друг к другу.

Десятки лет спустя я прочитал этот рассказ у Погосского[8]. Конечно, его действие происходило не в нашем скромном городке, а чуть ли не в Москве. Но талантливая рассказчица с каким-то особым искусством повертывала история так, что она становилась необычайно близкой и яркой, хватала за душу, переживалась с удивительной силой.

А как мама рассказывала «Аэшу» Хаггарда![9] Больше трех четвертей века прошло с той поры, а я как будто слышу гулкие шаги маленькой группы искателей сокровищ в мрачном подземелье, освещенном багровым светом факелов, я вижу, как сорванное с плеч Аэши белое покрывало устремляется в бездонную пропасть…

Множество забавных и страшных рассказов вынесла мама из своего деревенского детства, и, даже став взрослыми, мы, ее дети, слушали их с неослабевающим интересом. Думаю, что писательскую фантазию, помогавшую мне в работе, я унаследовал от матери. Отец при всех его огромных способностях знал одну только сказку про Фениста – Ясна сокола; мы много раз слушали ее и знали наизусть.

Годы шли. Кончились веселые рыбалки, беззаботные прогулки по горам, где весной мы собирали огромные букеты цветов. Ясным сентябрьским днем 1899 года папа за руку повел меня в городское училище. Приближаясь к двухэтажному каменному зданию, я смотрел на него с почтительной робостью, и мне казалось, что оно по своему величию не уступает дворцам, о которых я читал в книгах. Мог ли я тогда вообразить, что через двадцать лет в этом самом училище под моим началом будет коллектив из многих учителей и несколько сот учеников?

Мы прошли в учительскую, где инспектор Александр Иванович Михайлов проэкзаменовал меня. Стоя с опущенной головой у большого стола, покрытого зеленым сукном (сколько потом заседаний педагогического совета провел я, председательствуя за этим самым столом!), я бойко читал страницу из «Родного Слова» Ушинского[10].

– Отлично, превосходно! – восклицал добрейший Александр Иванович.

– А я и по-письменному могу! – ободренный успехом, похвалился я.

Прежде чем меня успели остановить, я откинул корочку книжки и стал читать неровные строчки, написанные корявым детским подчерком:

– Сия книга принадлежит, никуда не убежит. Кто возьмет ее без спросу, тот останется без носу. Кто возьмет ее без нас, тот останется без глаз…

– Довольно, Саша, довольно! – рассмеялась молоденькая учительница Таисия Георгиевна Новоселова. – Видим, что умеешь…

Я прочитал наизусть несколько молитв, показал хорошее знание таблицы умножения…

– Во второй класс, – был приговор учителей.

Так я сразу перешагнул через целый год учебы, а при скудных папиных средствах это значило очень много. Меня зачислили в класс Таисии Георгиевны, она стала моей первой учительницей, и я навсегда сохранил о ней добрую память.

Учился я отлично, из класса в класс переходил с наградами.

И вот мне 13 лет, в руках у меня аттестат городского училища, дававший в те времена немалые житейские преимущества: льготу по воинской повинности, право на первый классный чин (помните, как держал экзамен на чин почтовый чиновник в знаменитом рассказе Чехова?), возможность сдать несложные испытания и стать сельским учителем…

И все эти блага маячили передо мной в довольно-таки отдаленном будущем. Сельским учителем можно было стать лишь в 16 лет. На государственную службу принимали в 18, в армию призывали и того позже. Аттестат с круглыми пятерками только тешил глаз и был повешен на стену в красивой рамке под стеклом.

Для моих однокашников по учебе дело с выбором профессии обстояло просто: они кончали городское училище в 16, 17, 18 лет. Учиться в те времена начинали поздно, лет в 10–11, за партами сидели лет шесть-семь, а то и все восемь. В годы моего ученья мои товарищи, рослые, сильные, играли мной, как котенком, перебрасывали с рук на руки, кружили в воздухе: я был очень мал ростом, легок.

Два года провисел мой аттестат на стенке; это время я провел дома, изнывая от тоски и находя единственное утешение в книгах, в сочинении корявых детских стишков и в выпуске ежемесячного литературно-художественного журнала «Мои досуги», где я был единственным автором, художником, типографщиком. А единственным его читателем и восторженным поклонником стал мой младший брат Петя.