Бэтмен. Убийственная шутка - Фауст Криста - Страница 49

Бэтмен не стал противоречить самодовольному монологу Джокера. Он просто продолжал двигаться.

– Я продемонстрировал, что между мной и всеми остальными нет никакой разницы! – Говорящие лица на экранах рассинхронизировались со звуком, усиливая ощущение искаженной нереальности происходящего. – Достаточно одного плохого дня, чтобы свести с ума самого здравомыслящего человека. Вот насколько далеко ушел от меня остальной мир. Всего на один плохой день.

На всех экранах что-то запиналось, мелькало, яркая вспышка цвета, подрезанная каким-то промелькнувшим кровавым образом. Нечто слишком ужасное, чтобы описать словами, и исчезло оно прежде, чем он успел понять его важность, к тому времени, как он понял, что это просто отвлекающий маневр, было уже слишком поздно.

Пол коридора ушел у него из-под ног. Если бы не отточенные годами рефлексы, он упал бы на дно глубокой шахты, а так он удержался на одной руке, ухватившись за край и повиснув над тем, что когда-то, по-видимому, было бассейном с шариками.

Посмотрев вниз, он увидел ряды толстых металлических шипов. Лес блестящих металлических трубок, каждая из которых была недавно разрезана под неестественным углом. Их острые концы блестели от какого- то маслянистого, радужного вещества.

– У тебя ведь тоже был плохой день, я прав? – спросил бестелесный голос Джокера, когда Бэтмен повернулся, чтобы подтянуться над краем ямы. – Я знаю. И я понимаю. У тебя был плохой день, и все изменилось. Иначе зачем бы тебе наряжаться летающей крысой?

В его голове промелькнуло мимолетное воспоминание. Рука матери обнимала его за плечи, успокаивая и защищая от холода тогда, давно, в переулке. Теплый, нежный аромат от ее мягкой шубы и ободряющая улыбка говорили ему, что все будет хорошо.

А потом...

– У тебя был плохой день, и он свел тебя с ума, как и всех остальных. Только ты в этом не признаешься! Приходится притворяться, что жизнь имеет смысл. Что есть смысл во всей этой борьбе.

Нет. Он не собирался возвращаться туда снова. Джокеру не добраться до него так просто. Он боролся с воспоминаниями этого временного отрезка каждый день своей взрослой жизни и не собирался сдаваться сейчас. Он выкарабкался из ямы и пошел по извилистому коридору на звук голоса Джокера.

– Господи, меня от тебя тошнит!

Это чувство было взаимным, но Бэтмен не собирался радовать его ответом.

Когда он добрался до поворота в конце коридора, он пришел в новую секцию с надписью «БОЧОНОК СМЕХА». Там вращалось несколько цилиндров, раскрашенных снаружи под гигантские бочки, обитых изнутри скользкой сталью. Сталь была испачкана кислотно-зеленой краской, на ней вновь и вновь повторялось одно короткое слово:

ХА! ХА! ХА! ХА! ХА!

В дальнем конце этого движущегося туннеля виднелась тень Джокера. Сначала показалось, что он размахивает тростью, но потом Бэтмен понял, что это микрофон.

– Скажи, что с тобой случилось? – настаивал безумец. – Что сделало тебя тем, кто ты есть? Может, подружку убила мафия? Или брата порезал какой-то грабитель?

Он помолчал, и потом добавил:

– Держу пари, что-то в этом роде... что-то в этом роде.

И снова воспоминания о той ночи попытались проникнуть в его сознание. Детали просочились по краям. Кровь на шубе матери. Рука отца – большая сильная рука, за которую он держался, чтобы безопасно переходить улицу, лежала ладонью вверх и подергивалась на пропитанном кровью бетоне. Он помотал головой, чтобы прояснить сознание, и шагнул в первый из вращающихся цилиндров. Он был разработан так, чтобы в нем было скользко и непонятно, где верх, а где – низ, но Бэтмену удалось сохранить равновесие, грациозно ступая против вращения и используя конструкцию ботинок, чтобы не поскользнуться.

– Знаешь, нечто подобное случилось со мной, – сказал Джокер, когда Бэтмен сделал сложный переход между цилиндрами, один из которых вращался влево, а другой – вправо. – Я... я не совсем помню, что это было. Иногда я вспоминаю это так, иногда иначе. Если и иметь прошлое, то лучше запастись несколькими на выбор.

Смех Джокера эхом раздавался в цилиндрах, отражаясь от кружившихся граффити вокруг Бэтмена, пока он забирался в последний.

ХА! ХА! ХА! ХА! ХА!

Борясь с накатившим головокружением, он сосредоточился на стене комнаты впереди него, которая не вращалась. Еще несколько футов, и он снова окажется на твердой земле.

– Но смысл в том... – продолжал Джокер. – Смысл в том, что я сошел с ума. Когда я увидел, какой ужасной, черной шуткой был мир, я сразу стал больной на голову! Я признаюсь! Почему не можешь ты?

Почти добрался. Еще несколько шагов. Он удержал равновесие, а затем прыгнул вперед, вынырнув из вращавшейся бочки, и, сделав перекат, ударился о твердый пол. Когда Бэтмен вскочил на ноги, готовый к бою, он заметил шутливого ублюдка, нырнувшего в дверной проем с надписью «ЗЕРКАЛЬНЫЙ ЗАЛ».

– Я имею в виду, что ты не глуп, – сказал Джокер. – Ты должен взглянуть реальности в лицо. Знаешь, сколько раз едва не начиналась Третья мировая война из-за стаи гусей на экране радара?

Подбежав к двери, ведущей в зеркальный зал, Бэтмен заметил, что пол под ним превратился в металлическую решетку, заменившую твердое дерево. Внезапно снизу с громким свистом поднялась струя затхлого воздуха, вонявшего старой гидравлической жидкостью и горящей пылью. Еще по одну сторону решетки он заметил несколько темных, пустых трибун. Здесь посетители карнавала могли наблюдать, как сжатый воздух поднимает свободные юбки, раздражая женщин и забавляя зрителей.

– Знаешь, из-за чего началась последняя мировая война? – спросил Джокер. – Из-за спора о том, сколько телеграфных столбов Германия задолжала своим военным кредиторам. Из-за телеграфных столбов! – Это вызвало взрыв зубоскального смеха.

Бэтмен на мгновение задержался в дверях. Там было два пути, и в обоих висели потрескавшиеся, грязные зеркала, создающие иллюзию ошеломительной серой бесконечности, от которой кружилась голова. На пути, уходящем влево, далеко в конце кривого коридора, он заметил мелькнувший на мгновенье зелено-фиолетовый наряд.

Тысяча убегающих Джокеров.

Бэтмен побежал за ним в сопровождении легиона собственных отражений.

– Это все шутка! – сказал Джокер, подавляя смех. – Все, что люди всегда ценили и за что боролись...

Бэтмен добрался до ряда угловых комнат, сочетающих зеркала и прозрачное стекло, чтобы еще больше запутать и дезориентировать посетителей.

– Это все – один чудовищный, безумный розыгрыш!

Бэтмен пошел на его голос через лабиринт в тупиковую комнату в форме асимметричного восьмиугольника.

– Так почему ты не замечаешь смешное? – Как ни странно, голос клоуна звучал подавленно. Вопрос казался... серьезным.

Каждая стена отражала искаженное изображение Джокера в полный рост. Некоторые стояли левым боком, некоторые – правым. Некоторые были устремлены вверх, некоторые наклонены вниз, но из всех отражений три стояли прямо, и Бэтмен сосредоточился на них. Он переводил взгляд с одного на другое и обратно.

Одна из панелей должна быть прозрачной. Но какая?

– Почему ты не смеешься? – спросил Джокер, и его длинное белое лицо внезапно стало угрюмым. Может, потому что Бэтмен отказался участвовать? Может, это предательство отражалось в его глазах?

Он сделал свой выбор.

Вытянув руки вперед, чтобы перчатки приняли на себя основной удар, он прыгнул. Он довольно наблюдал, как на лице его жертвы отразилось сначала удивление, а потом ужас.

– Потому что я все это уже слышал, – сказал Бэт- мен, – ив первый раз тоже было не смешно.

Бэтмен схватил Джокера за одежду и подтянул к себе, оказавшись с ним нос к носу. Кривые отражения имитировали движения, повторяясь снова и снова в извилистых глубинах дома зеркал.

Джокер издал дикий вой. Непонятно, что это было, страх или веселье, но когда Бэтмен швырнул своего врага через другое стекло, мгновенно разбив его, он выл точно от боли.