Капитан Соври-голова - Медведев Валерий Владимирович - Страница 11

— «Шашка нейтрального дыма, — прочитал Женька на этикетке, морщась от неприятного запаха. — По спецзаказу Мосфильма».

— На киностудию за ними специально ездил, — сказал Дима. — Три часа пиротехника уговаривал. Еле уговорил.

«Ну, всё, — подумал Женька про себя, — не пройдёт и часа, как я на глазах у Димы погорю со всеми своими жалкими мыслями!»

— Слушай, — сказал Женька. — А почему бы нам с тобой…

Но Дима не стал больше Женьку слушать.

— Конечно, — сказал он, — есть такие горе-товарищи, которые и дыма боятся как огня… и для которых штраф в десять рублей дороже интересов всего человечества, и которые могут придумать миллион отговорок, только чтобы…

С этими словами Дима повалился на песок и стал изо всех сил переживать Женькину трусость и скупердяйство. А Женька? Разве Женька мог перенести, чтобы Дима принял его за какого-то труса, не годного ни для одного стоящего дела? Нет, он не мог этого перенести, он встал и сказал:

— Хорошо, Дима, я согласен читать дым! Только давай не с помощью шашек, а с помощью папирос?

Женька думал, что от папирос мало дыма и Дима не сможет тогда прочитать все его мысли.

— Никаких папирос! Только шашки! — заорал Дима. В кустах кто-то прошумел или что-то прошумело, и Дима мгновенно спрятал в траве и пустой рюкзак, и коробку с шашками. На поляне появился папа. Он подозрительно посмотрел на них и спросил:

— Значит, шашки?

Женька чуть не умер от ужаса, что папа обо всём догадался, а Дима почему-то совсем спокойно сказал:

— Шашки!

— Шашки — это хорошо, — сказал вдруг папа, глядя на обложку Диминой книжки, — и книжки — это тоже хорошо! И шахматы тоже… хорошо! Шашки и шахматы я оставлю на веранде. Мы уходим, и я надеюсь, я надеюсь… я надеюсь… дача пустая… Вы меня поняли?

Женька пошёл проводить папу до калитки, чтобы заодно выслушать все его инструкции, а когда он вернулся обратно на берег, там уже всё было готово к чтению дыма.

Две шашки были уже извлечены из рюкзака и положены на землю недалеко друг от друга, рядом с кирпичами спиной к Женьке, он посмотрел на часы, чиркнул спичкой, и тотчас же из-за его головы словно бы вылетела стайка чёрной мошкары. Дима обернулся, посмотрел на Женьку и потёр руки.

— Сейчас… — сказал он. — Сейчас мы узнаем, чем ты дышишь…

Женька присел с закрытыми глазами на кирпич и, чтобы Дима не узнал, чем он дышит, стал, как попугай, твердить: «Мне не жалко, что мы съели ботинки… мне не жалко, что мы съели ботинки…»

Дым лез Женьке в глаза, поэтому он ещё и жмурился, и морщил нос.

— Глаза открой! — закричал Дима. — Дым читают с открытыми глазами!

Женька открыл глаза и увидел, что из его шашки дым идёт какого-то подозрительного чёрного цвета.

При виде этого дыма он сразу же перестал думать о своих ботинках.

«Ой, ой, ой! — подумал он. — Какой-то уж больно страшный дым… как бы пожара не было…» И ещё он подумал, что сейчас Дима посмотрит на его дым, прочитает его и, вероятно, заорёт: «Что я вижу? Из шашки идёт обыкновенный дым, а этот неврастеник думает о пожаре! Трус! Ничтожная личность!»

Но вместо этого Дима почему-то закричал совсем другое.

— Слушай! — закричал Дима. — А почему это у тебя такой жидкий дым?!

Женька в первый раз посмотрел на Димин дым. Действительно, по сравнению с Диминым дымом Женькин дым представлял прямо-таки жалкое зрелище! Из Диминой шашки дым валил, как из пароходной трубы, а из Женькиной поднимался какой-то жалкой струйкой.

— Э-э-э! — закричал Дима. — Да ты, наверное, ни о чём не думаешь.

— Как это не думаю! — закричал Женька. — Я думаю!

— А почему же у тебя такой жидкий дым? — не унимался Дима.

Женька хотел сказать, что, вероятно, какие мысли у человека, такой и дым у него, но удержался и только раскашлялся, потому что дым продолжал лезть и в глаза, и в рот, и в нос!

— Придётся тебе ещё одну шашечку под нос добавить! — сказал Дима, тоже кашляя.

С этими словами он достал из коробки ещё пару шашек и запалил их.

Одну шашку Дима оставил себе, другую поставил Женьке под самый нос и стал её раздувать. Из второй шашки повалил не только дым, но и полетели искры. При виде искр мысли о пожаре вспыхнули в Женькиной голове с новой силой, и он стал думать, что будет, если дача и вправду загорится.

Всё, наверное, сгорит. И даже бабушкин железный сундук, куда папа с мамой сложили все кожаные вещи и предметы. И ещё Женька подумал, что если Дима прочитает сейчас его мысли, то это будет не так уж плохо. В конце концов, лучше пусть он сам погорит со своими мыслями, чем дача со всем имуществом.

— Дима, — сказал Женька, — ну, ты хоть одну мою мысль уже различил в дыму?

— Нет ещё, — сказал Дима, тоже кашляя и чихая.

«Что же делать? — подумал Женька. — Пока Дима сумеет различить в дыму мои мысли, пройдёт, может быть, час, а может быть, и больше, а дым идёт всё гуще, и искры летят вовсю, и запахло уже чем-то палёным…»

— Сейчас узнаем, о чём он думает… — прошептал Дима.

А Женька, чтобы хоть как-то помочь Диме и спасти положение, начал думать вслух.

— Я, — сказал Женька, — думаю сейчас о том, чтобы пожара не было.

А Дима и не слышал его голоса, он сам заорал:

— Сидишь неправильно! Далеко от дыма сидишь! Так, конечно, никакие мысли не прочтёшь!

— Ничего себе — далеко! И так дышать нечем!

— Надо в самом дыму сидеть! — кричал Дима. — Чтобы мысли дымом пропитались, а дым — мыслями! Вот как надо!

С этими словами Дима сунул запросто свою голову прямо в дым, подержал немного, а потом вытащил обратно. Белое Димино лицо после этого сразу же превратилось в негатив. А по щекам его побежали слёзы. Затаив дыхание Женька повторил Димин манёвр и тоже тихо про себя разревелся.

— Так, — сказал Дима, плача. — Теперь глотни его!

Женька глотнул. Ему уже было всё равно, лишь бы Дима прочитал его мысли про пожар.

— Так, — сказал Дима, чихая, кашляя и плача. — Теперь другое дело! Теперь гораздо лучше!

Может быть, Диме действительно стало лучше, но когда Женька ещё раз сунул голову в дым и потом ещё раз глотнул его, ему сразу стало гораздо хуже. Он опять зачихал и закашлял, а по лицу у него побежали тройные слёзы — одни из-за того, что дым ел глаза, другие оттого, что ему ужасно стало жаль дачу, третьи потому, что Дима и после глотания дыма не смог прочесть ни одной его мысли. А дым стоял над ними, как над морской эскадрой, и спины уже почему-то пекло.

— Сейчас узнаем, узнаем, о чём он думает! — бормотал про себя Дима.

Тогда Женька не выдержал и просто заорал.

— Не знаю, — заорал он, — о чём ты, Дима, думаешь, а я лично думаю о том, что наша дача уже горит! И нам с тобой, Димыч, надо не дым читать, а пожар гасить!

А Дима тоже заорал:

— Что ты мне про свои мысли кричишь! Ты мне про мои мысли кричи!

А Женька закричал:

— Свои мысли ты и сам знаешь! А мои не можешь прочитать, не можешь!

А Дима опять за своё:

— А я почему не могу их прочитать? Потому, что мой дым перепутался с твоим дымом и я не могу отличить свои мысли от твоих!

Женька заорал пуще прежнего:

— И всё ты врёшь! Мои мысли сейчас о том, что надо звонить по ноль один! А все остальные мысли — твои, а не мои вовсе!

И тут, вместо того чтобы сказать спасибо Женьке за помощь в прочтении мыслей, Дима вдруг ужасно рассердился:

— Некоторые типы говорят слова, чтобы скрыть свои мысли, только со мной такие штучки не пройдут! Нас не собьёшь!

Но к этому времени Женька уже так нахватался дыма, что ему всё равно было, что там думает о нём Дима, ему так стало всё равно, что он перестал помогать Диме читать мысли и совсем перестал интересоваться тем, что думает его троюродный брат. Он обернулся на дачу и увидел, что все окна у неё такие, как будто в комнатах кто-то проявляет при красном свете. Тут уж он просто завопил:

— Пожар! Пожар! Пожар!

Вероятно, его мысли о пожаре если не Димке, то кое-кому всё-таки удалось прочитать. Потому что над дачей вдруг появился в воздухе вертолёт, а со стороны речки, преодолевая дымовую завесу, стал подруливать катер речной милиции. А в глубине дыма за оградой раздались громкие голоса…