Стальная метель - Бахшиев Юсуп - Страница 28

Огонь достиг свода и стал разливаться по нему. Над головой образовалась огненная лужица, а огонь всё тёк, и тёк, и тёк вверх, и скоро лужица превратилась в озеро, по которому расходились волны — тоже в такт пению.

Вальда подняла голову и уже не могла оторвать взгляда от опрокинутого огненного моря. Что-то происходило на его поверхности — пока непонятно, что.

С огромным трудом она скосила глаза — голова не поворачивалась — и увидела выхваченные из темноты лица Сюмерге и Кемонце, плоские, неподвижные, отдельные от невидимых тел.

На тёмном огненном море светлые волны сошлись в одной точке — и вдруг выплеснулись скрученным столбом. Столб постоял неподвижно и начал изгибаться наподобие змеи.

Раздалось шипение.

Покачиваясь, змея развернулась к Вальде. У неё была широкая голова и один глаз — просто чёрный провал в никуда. Из закрытой пасти стремительно высовывались и скрывались длинные язычки.

Голова приблизилась и замерла, как бы прислушиваясь к чему-то. Глаз смотрел сквозь Вальду, прожигая навылет невыносимым равнодушием.

Внезапно змея распахнула пасть. Та раскрылась, как бутон цветка — пятью лепестками. В лицо пахнуло смрадом — как от горячей золы, залитой помоями.

Вальда поняла, что сейчас умрёт. Умирать было не страшно — страшно было то, что она скрыла от духов какие-то потаённые мысли, а какие — не знала и сама… Понимание сделанной некогда ошибки — глупой, нечаянной, забытой, но потому совершенно непростительной — было хуже смерти.

Что-то делали с её зубами, а потом в рот полилась вода. Вальда глотнула — у воды был привкус крови — и тут же закашлялась, приподнялась, открыла глаза…

Над ней склонялась Сюмерге. Тревога и горе на её лице моментально сменились радостью. Сюмерге обхватила Вальду руками и принялась целовать, плача и смеясь одновременно.

— Матушка… матушка… Боги, ты жива! Ты жива!

Вальда хотела что-то сказать, но язык не шевелился. Он был толстый, неживой и едва помещался во рту. Тогда она просто похлопала Сюмерге по плечу и дала понять, что хочет сесть.

Её подложили под спину что-то плотное. И снова дали воды. Теперь она смогла напиться.

— Что… было?..

— Припадок у тебя был, — сказал Кавал. — Колотило тебя. Кричала… разное. А потом вдруг дышать перестала.

Вальда кивнула. Голова была пустая и гудела. Где-то в затылке собиралась боль.

— Духи из тебя что-то вытащили, — продолжал Кавал. — Но я не смог понять, что.

Вальда снова кивнула. Её казалось, что из неё вытащили вообще всё.

— Постой-ка, Кавал, — сказал Корож. — Раз мы все живые… хотя да, бабы ещё…

— Нет — сказал шаман. — Женщин можно не проверять. Предатель — Меш. Он ведёт ряженых. Они уже прошли поворот и сейчас будут здесь. Делайте огонь ярче…

Пока Корож расставлял бойцов по местам, Вальда продолжала сидеть и смотреть на всё совершенно отвлечённо, словно её это не касалось. Словно её самой тут и не было вовсе.

Какой-то шум обозначился за чёрной прорехой выхода. Шум, удары и вскрики.

Охотники, стоя полукругом, подняли луки; стражники занесли топоры.

Но ничего не происходило пока, а вскоре стих и шум.

Потом послышались тяжёлые медленные шаги. Из мрака показался наконечник копья с насаженной на острие рукавицей.

— Здесь свои! — крикнули снаружи.

— Какие ещё свои? — не поверил Корож, натягивая тетиву.

— С вами ли госпожа Вальда из Тикра?

— Во как…

Корож слегка ослабил тетиву, приопустил лук.

— А вы кто?

— Я Исаак, сын Гамлиэля! Отец отправил нас на поиск!

Вальда встала. Ноги держали едва.

— Спроси… как зовут… сокола.

— Что? — не расслышал или не понял Корож.

— Сокола… его сокола…

— Тут спрашивают — как зовут твоего сокола?

— Гордец! Моего сокола зовут Гордец!

— Это правда свои, — сказала Вальда и, чтобы не упасть, схватилась за Корожа.

Глава десятая

К ЖЕЛЕЗНЫМ ВОРОТАМ

— Здесь мы собрали более чем достаточно, — сказал Ний. — Ещё немного, и меня опять потащат на расправу. Купцы не любят проигрывать… Может быть, вообще уже достаточно? Я выиграл для вас больше, чем можно получить за меня как за рекрута или раба…

Он обвёл глазами сидящих. Аюби и Мантай смотрели в свои чаши с дымящимся молоком. Холк смотрел прямо в глаза Нию. Все молчали.

— Я понимаю, что денег много не бывает, — продолжал Ний. — Но здесь мы уже ничего не соберём. Надо или перебираться в Железные Ворота, или… или отпустите меня.

Аюби поставил свою чашу рядом с собой.

— Ты говоришь разумно. И ты просишь справедливо. Мы с кумом согласны с тобой… но, видишь ли, из-за задержки мы, как выяснилось, понесли немалый ущерб. Это другая справедливость, уже наша. Мы отправимся в Железные Ворота, и там ты сыграешь для нас ещё десять раз. На разных рынках. Это не вызовет подозрений. После этого ты будешь свободен. Согласен?

— Если я скажу, что нет?

— Тогда мы отпустим тебя сейчас. Но, как ты правильно сказал, здесь тебе лучше не играть. И на какие средства ты купишь лошадей и припасы на обратный путь?

Ний кивнул. Собственно, для себя он решение принял ещё до начала разговора.

— Согласен, — подтвердил он кивок словами. — В Железных Воротах я сыграю для вас десять партий. Постараюсь выиграть как можно больше. Но первую партию там я сыграю для себя. На случай, если нам всем придётся бежать.

— Разумно, — сказал Аюби.

— Но ты ведь не убежишь сам? — спросил Мантай как бы в шутку.

— Если бы я хотел убежать, то убежал бы здесь, — сказал Ний. — В этом хаосе легче затеряться.

— Ты сказал «хаос», — подал голос Холк. — Ты разве грек?

— Моя мать гречанка, — сказал Ний. — Я, кажется, говорил об этом.

— А ты умеешь читать и писать по-гречески?

— Разумеется.

— Очень хорошо, — сказал Холк. — Завтра я дам тебе письмо, его надо будет прочитать и написать ответ.

Ний молча кивнул.

— Вы спите, — сказал Холк. — Я покараулю.

Он встал одним движением — только что сидел, скрестив ноги, а вот уже во весь рост. Проверил, на месте ли пояс с акинаком, накинул на плечи подбитый мехом плащ и вышел из шатра.

Снаружи метался снег.

— Он вообще спит хоть когда-нибудь? — спросил Ний.

— Только на коне, — сказал Мантай и засмеялся.

Ний так и не понял до сих пор, какие отношения связывают Холка с Мантаем и Аюби. С этими двумя всё понятно: небогатые купцы, возившие товары из Алпана в Тикр и другие города царства — и обратно. Но Холк, он кто? Компаньон, попутчик? Страж? Точно не слуга… Задавать прямой вопрос почему-то не хотелось. Вот не хотелось, и всё. Может быть, завтра выяснится…

Царская дорога проложена была прихотливо: от Цареграда через Тикр и до крепостца Избыл в междуречье Инелея и Джаига; здесь она раздваивалась, одна дорога шла на восход через Джаиг, степи и дальше в Сугуду, Туран — и так до самого Цереса; другая почти поворачивала назад, загибалась к югу, пересекала Инелей неподалёку от впадения его в море — и дальше вела к Железным Воротам, Алпану, Техрану… Чем это объяснялось, никто толком не знал, говорили разное — и что отворот дороги на Тикр проложили много позже, а старыми и главными дорогами были как раз восходная и южная; и что такой изгиб объясняется близостью границ некогда дикой и разбойничьей Киммерии; и что в прошлом пошлины купеческие платили именно в Избыле, и был когда-то Избыл большим городом, равным Тикру, а то и поболе, но несколько нашествий разорили его; а может быть, стала маловодной речка, поившая город, — и высохло, превратилось в солончак, большое озеро, вокруг которого он был построен. Крепостец частью сохранился с тех давних лет, а частью был достроен уже при молодом царе Корохе…

Сейчас вокруг крепостца и под его защитой собралось целое становище — беглецы из Тикра с одной стороны и остановившиеся караваны с юга и восхода — с другой. Многие купцы предусмотрительно повернули домой, многие беглецы двинулись дальше, не дожидаясь вестей, — но не меньше двух тысяч человек жили в шатрах на пронизывающем ветру, всё ещё на что-то надеясь.