Рыжая племянница лекаря. Книга 3 (СИ) - Заболотская Мария - Страница 76

Господин Казиро ждал меня, величественно восседая на троне, сложенном из крохотных косточек. Если бы я не видела своими глазами, как медленно и мучительно погибала его прежняя оболочка, то подумала бы, что он ничуть не переменился с прежних времен: его шерстка блестела в свете зеленоватых огоньков, усы были густы и длинны, а уж накидка из монет блестела чистым золотом — ни одного медяка.

А кроме того, сегодня дух замка не был одинок — у него имелась спутница, равная ему по положению и роду. Я с удивлением, но без труда узнала лесную деву, которой когда-то отдала знак власти хранителя подземелий. Вот с ней-то случились перемены, да еще какие! Разумеется, теперь ей не к лицу были привычные лесные цвета: зелень мхов, рыжина осенних листьев, чернота старой коры. Все это ушло, вылиняло в непроглядной тьме ее нынешних владений. Молочно-белой стала ее кожа, прозрачными и серебристыми — глаза, серыми, как старый камень — волосы, зубы измельчали и заострились — и она охотно показывала их, непрерывно усмехаясь собственным мыслям и любезным словам своего соседа. Монета, давшая ей право на власть в здешних подземных ходах, украшала бледную тонкую шею и сияла ярче луны.  Рука об руку сидели они с Казиро, улыбаясь друг другу — и я поняла, что впервые за много сотен лет между миром замка и подземелий установилась истинная дружба.

— Доброй вам ночи, — поприветствовала я их, склонившись. — Я Йель, племянница лекаря. Вы помните меня?

— Как мне не помнить тебя, человеческое дитя? — прошелестел голос господина Казиро. — Здесь каждый знает, что ты убила ведьму, некогда посягнувшую на мою жизнь, и оттого тебе до самой смерти присуждено быть желанной гостьей в моих владениях.

— И в моих, — прибавила дева подземелий. — Но мы просим тебя не звать к столу оборотня, созданного колдовством рыжей ведьмы. Это существо враждебно не только миру людей, но и миру духов.

— Благодарю вас, — отвечала я, еще раз кланяясь. — Мике не может расстаться со мной, но я полагаю, если он тихонько постоит у дверей, то никого не стеснит — в человеческом облике он был весьма воспитанным юношей, а хорошее воспитание не испортишь никакой магией. Для меня было великой честью разделить с вами горестные события, и величайшей радостью — совместно встретить наступление новых времен.

Духи одарили меня благосклонными улыбками, и я поняла, что все еще не растеряла умения держать себя пристойно в высшем кругу нелюдей.

— Истинно так, магия возвращается, — согласился господин Казиро. — И создания старого мира, и люди ощутят эти перемены. Но будет ли этот век славным? Не начнется ли упадок сразу же после расцвета?..

— Об этом я и пришла с вами потолковать, — сказала я, верно угадав, что таммельнские хранители ждут вопросов, желают на них отвечать и пригласили меня вовсе не из простой любезности.

— Присаживайся, — хором сказали духи, и тут же для меня невесть откуда появился стул — хвала богам, покрепче того, из мышиных и птичьих костей. В который раз я подумала, что нелюди обходятся со мной куда любезнее людей, и безо всяких сомнений уселась за стол, стараясь не разглядывать угощение слишком пристально, ибо в сравнении с ним даже угощение Уны выглядело аппетитно.

— Мы знаем, как горек твой удел, — зашептали духи, склоняясь ко мне по очереди, и я почти сразу перестала понимать, кто именно из них говорит.

— Ты многое потеряла, но приобрела гораздо большее…

— Но даром нужно верно распорядиться, без страха и без сомнений!..

— Мир меняется, и ты будешь как причиной, так и следствием этих перемен…

— И выбор никогда не будет прост!

— Мы не можем давать советы, все решения ты должна принимать сама…

Голова тут же закружилась и я, поумерив вежливость в обращении, вскричала, перебивая шелест, от которого звенело в ушах:

— Ох, да я и не ждала, что кто-то за меня выберет, как поступить! Я же не принц Лодо, три десятка лет проживший чужим умом. И советов я просить не буду — вам ли не знать? Мой первый вопрос — проще не придумаешь. Расскажите-ка мне, почтенные, что за легенду о золотом веке магии так любила Уна?

Вопрос этот не удивил ни господина Казиро, ни деву подземелий — именно его, казалось, они и ждали.

— Ты верно спрашиваешь! — воскликнул хранитель замка, хлопнув по столу когтистой рукой. — Тебе прежде всего прочего стоит узнать ее! Пускай у нас ее рассказывают на свой лад — в главном все эти сказки сходятся, как это и должно быть. Итак, в давние времена, когда людей во всем мире было раз-два и обчелся, жил-был на свете один бог. Или старый учитель. Или мудрец — выбирай что хочешь, но просто помни, что знал он больше прочих, накопил невесть сколько тайных книг и свитков, научился сотням чудес. Наступило время, когда ничего нового он придумать не мог, а старое надоело, и ему стало скучно. Так, в тоске и унынии он вышел из своего дома и увидел там дерзкого бродягу, который стал над ним насмехаться, дескать, к чему все твои знания и чудеса, если ходишь день-деньской с кислым лицом, да и славы тебе они не приносят. Мудрец разгневался, вступил в перебранку и чуть было не изничтожил наглеца своими чудесами, но тому все нипочем, только и крикнул: «Взял бы ты себе ученика, старый сквалыга!».

— Пока что мне нравится эта история, — пробормотала я, приятно удивленная, что в этой старой сказке до сих пор никто никого не убил, не содрал живьем шкуру с врага и не четвертовал лошадьми.

— Потому-то люди ее и забыли, — заметила подземная дева. — Что за интерес слушать, если столько слов — и ни одной порядочной мучительной смерти?..

Господин Казиро согласно кивнул, одарив ее взглядом, который красноречиво свидетельствовал, что добрососедские отношения даже у духов могут перерасти в нечто большее, однако продолжил:

— Мудрец нашел себе ученика, выбрав его среди прочих людей за редкое рвение. Тот все время повторял, что готов убить ради того, чтобы увидать тайные книги, и в дальнейшем от слов своих не отступился. Сначала мудрецу льстило, как безумно предан ему ученик, но потом он стал замечать, что вместо доброй славы получил дурную. Все только и говорили, как много зла творит безумец, получив тайные знания, и как опасно с ним иметь дело. Да и знания те он не приумножал, а всего лишь копил себе на пользу, очерняя древнее искусство в глазах прочих людей своими деяниями. Как-то мудрец вышел из дому, а тот же наглый бродяга закричал ему: «Ну и позор ты на себя навлек, старик! Эдак о тебе и твоем учении и слова доброго не скажут!».

— Определенно, этот бродяга мне нравится, — не смогла удержаться я от замечания. — Ему недостает только одного — умения помалкивать и не связываться с мудрецами.

— Что ж, видимо так сложилось, что ничтожному бродяге приходилось вертеться под ногами у великого человека! — пожал плечами господин Казиро. — Тебе ли не знать, как судьба причудливо играет судьбами людей, заставляя их совершать самые странные поступки? Так вот, мудрец сначала рассердился и вновь обрушил на бродягу свой гнев, но тот был вертким, точно уж, и успел сбежать, крикнув напоследок: «Мог бы кого поумнее найти!». И со временем мудрец, поумерив оскорбленное самолюбие, решил, что это неплохой совет. Он снова отправился на поиски и нашел ученика, который проявлял почтение, думал о последствиях своих поступков и не нарушал никаких предписаний. Поначалу все шло мирно и гладко, сплетен поубавилось, ведь разумный ученик следил за безумным, и не давал тому творить злодеяния в меру сил своих. Мудрец посчитал, что все устроилось лучшим образом — но как-то раз призадумался: а прибавляется ли в мире знаний оттого, что у него теперь два ученика? Создали ли они что-то новое? Переменилась ли сама жизнь? И снова пришло время ему приуныть.

— Ох, только не говорите, что болтливый бродяга все испортил! — воскликнула я.

— Нет, напротив! — господин Казиро рассмеялся, и крысы, собравшиеся его послушать, довольно запищали. — Он все так же околачивался возле дома мудреца, и насмехался при  случае над ним. А тот, вспылив, уходил в дом, но потом все равно возвращался. Как-то раз бродяга, совсем обнаглев, подошел совсем близко — и тут мудрец хвать его за шиворот! Наглец испугался, принялся было вопить, а мудрец ему и говорит: «Возьму тебя третьим учеником! Слишком безумный у меня есть, слишком разумный — тоже, и оба, признаться честно — скука смертная. Однако стоит мне поговорить с тобой!..»