Дети победителей
(Роман-расследование) - Асланьян Юрий Иванович - Страница 22

— Нет, никто не заходил, не звонил, не стучал, — удивленно ответил Андрей, который, похоже, был уверен, что я уже в районе Грозного.

Андрей вообще путевый парень, хоть и начальник отдела. Он умный и добрый, как Папа Карло: если надо, он вырубит тебя топором… А мне какая разница чем, я же деревянный.

Просто от слова «безопасность» я вздрагиваю до сих пор. Нелегкое детство, суровая юность. Да, помню, написал однажды такое стихотворение:

«Из Гори ваш папа вышел в гегемоны — вы выходите в гоги-магоги. Врагам на горе! Что нагребли в компаниях по пьянке, карманники, сапожники, фарцовщики с Лубянки? Где парубок, что, как на пулемет, бросался на писателей с вопросом? Что вы, козлы, толкали ему в рот, когда он был всего молокососом? Я не забыл, мои враги, о том, как ваши сапоги ходили по печенке, по брови! Мои претензии к порядку далеки от сексопатологий групповой любви! Качуев, Чуев, Окучев — России первая любовь! Такая кодла доведет до комы кого угодно. Послушай, Гоги, этих винторогих козлов!»

Да, молодость, поэзия — одни воспоминания, будто пустые бутылки.

Потом Женя рассказывал, как они неделю назад играли на «семейном» празднике известного бандита, где собралось около четырехсот человек из разных городов — приехали на день рождения «братана». Мужчины в черных костюмах сидели, ели-пили молча. Жестко структурированное сообщество не позволяет расслабиться без оглядки. Дамы пытались вытащить кавалеров из-за столов, но все бесполезно. Дошло до того, что жены и подруги не выдержали — начали танцевать друг с другом. И только позднее, когда люди хорошо подвыпили, пошли разговоры и подобие шуток. Вот и я говорю, что надо выпить… А то совсем грустно.

Ахмеда все равно не было. Чеченского авторитета увело в тайгу, завалило снегом, покрыло мглой. Он исчез, растворился, распался. Не пришел ни к четырем, ни к пяти, ни к шести часам вечера. Или он исчез, или я напился.

Конечно, мы преувеличиваем зависимость личности от общества, социальной среды, четверга, пятницы, всей этой социальной детерминации… Когда Алексей и Женя ушли, уверенные в том, что я уже вообще нетранспортабельный, я быстро сбегал еще за одной бутылкой водки и закрылся в своей комнате, не желая видеть жену, сына и рыжую кошку, никого. Как в объявлении: потерялся белый пушистый кот с разными глазами — голубым и черным. Потерялся, на всю ночь заблудился.

На следующий день редактор сообщил мне о полученной из ГУВД информации: Ахмед Магомедович Дадаев задержан пермской милицией по обвинению в изнасиловании.

Я сидел за своим письменным столом в позе постижения реальности. Мне надо было писать для редактора объяснительную записку, почему я без уважительной причины отсутствовал на работе в течение целого дня. А Матлин, начальник, потребовал, чтоб я написал ему клятву «не посещать более никаких фуршетов, банкетов и других табуретов». Господи, ну какие фуршеты, когда я дома напился!

Я написал клятву, потом ответил на один звонок. Старуха какая-то, видимо, номером ошиблась: «Я попала к Ивановым?.. Нет? (долгая пауза) Ну скажите тогда, сколько сейчас времени?» — «Двадцать минут четвертого» (пауза) — «Дня?»…

Ну и ради чего после этого жить?

Когда я вышел из здания ЗС, увидел радостного полковника Лесовского. Чему он всегда радуется?.. К этому времени я уже был уверен, что Лесовский — псевдоним: навязчиво красивый, как у евреев, сбросивших родительское имя. Помните — Светлов, Каменев, Троцкий…

— Сейчас был в политическом клубе «Диалог». И почему это Ленина у нас хулят больше, чем за границей? Там к нему относятся с почтением… — неожиданно сказал он.

— Потому что в России Ильич больше всего нагадил, — злорадно поддержал разговор я.

Лесовский пошел рядом со мной, доказывая, что двигался ко мне с человечными намерениями. Говорил опять торопливо, заглядывая в глаза, которые я то и дело отводил. Господи, зачем ему эта длиннополая шинель? Мимикрия агента ГБ? Милые комплексы детства?

— Я был в СИЗО, — рассказывал он мне, — добился, чтобы Ахмеда перевели в более приличную камеру. Там такое перенаселение, как в Китае. Вы знаете об этом?

— Да. А как вам это удалось? Попасть в СИЗО, да еще договориться о переводе в другую камеру? А главное, зачем это вам?

— А вы знаете, это ведь вы его посадили, — неожиданно резко сказал Лесовский и стал поперек дороги, пристально глядя глаза в глаза.

Я машинально остановился тоже — передо мной танцевал сумасшедший. А кто иначе?

— Что вы имеете в виду?

— Все очень просто: если бы вы не написали статью о Дадаеве, то сейчас он был бы на свободе.

— То есть вы хотите сказать, что моя статья привлекла к нему внимание органов?

— Да нет, думаю, что органы и так им занимались, но не стали бы трогать без нужды.

— Так в чем же дело? — уже осторожнее спросил я.

— Понимаете, дело в том, что вы создали положительный образ чеченца, в то время как федеральные войска ведут бои с чеченскими боевиками… Понимаете?

— И они решили разрушить этот положительный образ, обвинив Ахмеда в изнасиловании и посадив в тюрьму?

— Все люди совершают преступления, конечно разные по значимости… Если пристально следить за человеком, то даже провокаций устраивать не надо — все грешны.

— А вы что, специалист по слежению?

— Я полковник казачьих войск, — ответил он, глядя своими голыми безумными глазами в мои — красные, похмельные и злые.

— Ладно, казак, — кивнул я головой, — где же твой конь и шашка? В стереотрубу смотреть — не в поле махаться…

Я резко развернулся и пошел дальше. Изнасилование — самая позорная на зоне статья. Но это раньше за нее «опускали». И зачем это сказал мне он, Лесовский? Он выдал себя! Или ему уже незачем скрываться… Может быть, вербует? Поясняет, кто он и откуда…

Да, Ахмед, это тебе не лошадей воровать!

Я покурил на кухне, выпил корвалола и лег спать. И мне снился сон. Будто я шел по шаткому дощатому мостику, и он вдруг рухнул, и я полетел вниз, навстречу своей кошмарной смерти. И вдруг кто-то сказал, кто-то шепнул мне в ухо, чтобы я не боялся, что мне не суждено разбиться о камни. И я открыл глаза, увидел над собой в темной голубизне, окаймленной легким огненным туманом, блестящую пленку звездного неба.

Потери.

«Сборник сведений о потерях Кавказских войск во время войн горской, персидских, турецких 1801–1885»: общие боевые потери российской армии на Кавказе: убитыми 804 офицера и 24143 нижних чина, 13 генералов, ранеными 3154 и 61 971, пленными 92 и 5915. Не включены умершие от ран или погибшие в плену. Кроме того, число умерших от болезней в три раза превышает, по мнению составителей сборника, число погибших на поле боя. С 1801 по 1830-й потери не превышали нескольких сот человек в год и были связаны с отражениями набегов. Ситуация изменилась с 1828 года, с провозглашением Кази-Муллы имамом Чечни и Дагестана, в 1829 году он объявил газават. Потери в деле под Дарго превысили потери за всю войну с Персией в 1826–1828 годах. Погибали почти полностью гарнизоны и черноморские форты. С 1856 года генерал Барятинский начал с трех сторон концентрическое наступление, войска перешли на нарезное оружие, усилили блокаду. 25 августа 1859 в ауле Гуниб сдался Шамиль (Восточный Кавказ).

21 мая 1864 года войска заняли последний черкесский аул (Западный Кавказ), этот день считается днем окончания Кавказской войны.

Журнал «Родина», 1994 год.

Это случилось в холодный ноябрьский вечер. По заснеженной, по сверкающей снежной нищетой улице осторожно передвигалась маленькая женщина. В одном месте, у яркого фонаря, она наклонилась, прихватила горсть снега и поднесла к глазам: «Я — обогатительная фабрика, я — тот жир, к которому прилипают алмазы…» Наверно, не надо было быть профессиональным психиатром… Осенний ветер не щадил лицо старухи, одетой не по сезону — в синюю курточку, желтую вязаную шапочку и черные резиновые полусапожки.